Читаем без скачивания Неторопливая машина времени - Элизабет Вонарбур

Стажеры отправляются в путь, когда они готовы, но это не означает, что в этот момент они сами обязательно считают себя готовыми. В древние времена и в этом мире, и в других Вселенных совершались (совершаются, будут совершаться) многочисленные ошибки, промахи, злоупотребления и трагедии, после чего Центры постепенно пришли к тому, что были приняты своды писаных и неписаных законов. Даже теперь иногда случаются недоразумения, приводящие к трагедиям. Случается, что у стажера обнаруживается слабина, о существовании которой ничто не позволяло догадаться раньше, и он ломается. Иногда это происходит в самый последний момент, когда он уже находится в Сфере, за мгновения до начала Путешествия. Чаще же это случается на стадии физических преобразований, начать которые и попросила Меланэ.

Естественно, ей не будет отказа. Эгон знает, что Тенаден пришел к нему не за советом: он просто хотел проинформировать его. И не потому, что речь шла о Талите — точно так же он поступил бы и в случае любого другого стажера, в устойчивости которого он имел бы сомнения. Его цель — предупредить Эгона, как и всех других наставников, что они должны быть более внимательными, чем обычно.

Но с первыми жаркими летними днями в Центр прибыл Путешественник, и Эгон получил задание помочь ему вспомнить все подробности Путешествия и занести эту информацию в архив. Нагруженный сверх всяких норм работой, он на время потерял из виду Талиту. Мимоходом он узнавал от других наставников, от врачей-неврологов и от психологов, что она успешно перенесла все операции и сейчас нормально восстанавливается. Разумеется, сложности создают не сами операции и не восстановительный период; главной проблемой является последовательная адаптация мозга стажера к жестокой бомбардировке новыми ощущениями; он теоретически знаком во всех деталях с этим состоянием, но еще не умеет справляться с ним.

Наступает день, когда Меланэ пробуждают, выводя из состояния искусственного сна, в который ее погрузили, чтобы тело быстрее приспособилось к изменениям психики. Тенаден попросил Эгона присутствовать при этом, и тот согласился. Он прекрасно понял, что Тенаден высказал эту просьбу не ради него (Меланэ так мало похожа на Талиту…), а ради девушки: он единственный сотрудник Центра, при общении с которым в поведении Меланэ проскальзывает нечто, напоминающее обычные человеческие отношения. Все ее контакты с другими аспирантами и другими наставниками представляют часть роли, которую она разыгрывает. Но музыка, гитара… это, и только это может быть настоящим.

По постепенному расслаблению всех мышц, долгое время находившихся в предельном напряжении, Эгон понимает, что Меланэ проснулась, но она не открывает глаз. Ему хорошо известно, что она ощущает в эти мгновения: она улавливает малейшие колебания температуры и поля силы тяжести, а отражения звуковых волн от стен и предметов обстановки дают ей полное представление о комнате, в которой она находится, о ее форме, предметах обстановки, количестве и поведении присутствующих людей. Он знает, что Меланэ, несмотря на усвоенные теоретические сведения, еще не способна разобраться в том, что сообщают ее органы чувств, что вокруг нее сейчас царит жуткий хаос, из которого ее мозг отчаянно пытается извлечь привычные краски, формы, звуки, воспоминания, что угодно: любую упорядоченность, только не этот головокружительный вихрь. И он понимает, что только гордость удерживает ее от отчаянного крика. Она дышит осторожно, словно с каждым вдохом к ней в легкие поступает отравленный воздух.

Многие в такой ситуации испускают вопли с момента пробуждения.

«Меланэ?»

(Одновременно с улавливаемыми ее слухом звуками, она отмечает тесно связанные с ними колебания воздуха от дыхания, пульсации волн звука/тепла на открытой коже лица и плеч.)

Она начинает поворачивать голову в направлении Эгона, но тут же останавливается с исказившимся лицом: это движение мгновенно разрушило и тут же восстановило — но уже в ином виде — вихрь ее восприятий. Потом, после исказившего черты ее лица усилия, она расслабляется. Она снова контролирует свое поведение.

Эгон не знает, можно ли радоваться этому, и повторяет ее имя: «Меланэ». Глаза девушки остаются закрытыми; она хорошо усвоила настойчиво повторявшиеся на тренировках советы наставников. Способна ли она различить его голос среди воспринимаемых ею хаотичных колебаний, заливающих ее волн хаоса? Ее лицо действительно расслабляется, по крайней мере, Эгону хочется верить в это, и она едва слышно шепчет: «Эгон».

— Да, это я. Теперь, если хочешь, можешь открыть глаза.

Она очень медленно поворачивает голову в его сторону, не открывая глаз. Он так же медленно наклоняется к ней. Она заметно вздрагивает: это плавное рассчитанное движение все равно слишком резко нарушило изменчивые сферы ее ощущений. Эгон прекрасно помнит свой собственный опыт: внезапное дробление того, что едва начало формироваться в некий порядок, диссонирующие ритмы, болезненные колебания… И он повторяет, все так же тихо: «Ты можешь открыть глаза».

Медленно поднимаются веки, в щелках между ними видны голубые глаза. Взгляд останавливается на его лице, но он знает, что Меланэ не видит его по-настоящему: перед ней не силуэт с четкими контурами, а множество отдельных его составляющих. Она улавливает биение его сердца, пульсацию легких, градиенты тепла на разных участках тела, даже непрерывный обмен молекулами между его кожей и окружающим воздухом. Он представляется ей чем-то вроде светящегося туманного облака постоянно меняющего свои оттенки; может быть, в центре этого тумана она и видит нечто материальное. Потребуются недели, может быть, месяцы, чтобы мозг научился правильно анализировать поступающую в него информацию, выстраивать связные структуры и, наконец, сознательно выбирать уровень восприятия. Она научится видеть нормально, в инфракрасном спектре, в ультрафиолете; слышать обычные звуки, ультразвуки, инфразвуки… Меланэ не закрывает глаза, выдерживая пытку хаосом необычных ощущений десять, двадцать, тридцать секунд…

— Очень хорошо, Меланэ, теперь закрой глаза, — шепчет Эгон.

Выдержав еще несколько секунд, она подчиняется.

Проходит неделя, затем еще одна. Меланэ уже научилась видеть, слышать, обонять. Она переживает второе рождение, второе детство; это ее очередной шаг к Мосту. Эгон, все еще занятый своим Путешественником, редко видит ее, но внимательно следит за прогрессом девушки — как, впрочем, и остальные наставники.

Еще три, четыре недели. Меланэ научилась самостоятельно передвигаться — она уже способна без посторонней помощи подняться в свою комнату этажом выше. Этим вечером звуки гитары заставляют Эгона остановиться перед закрытой дверью: мешанина звуков, обрывки искаженных мелодий, мгновения тишины, перемежающиеся, с негармоничными аккордами, раздраженно взятыми неловкими пальцами. Все более и более продолжительные перерывы и, наконец, глухой удар и жалобный звон лопнувшей струны.