Читаем без скачивания Тростниковые волки - Дмитрий Савочкин

– Что будете пить? – спросил Караим.

– Ничего, спасибо. Я выпил пива за обедом, не люблю смешивать.

Пока Караим наливал себе коньяк, я рассмотрел комнату. Огромные окна за тяжёлыми тёмными шторами, длинная напольная ваза с цветами между окнами, полки с книгами на стенах, дубовые часы-витрина с тяжёлыми гирями, кресло-качалка и деревянный столик со стеклянной крышкой перед креслом. Большая настенная лампа, освещавшая всю комнату. На одной стене – массивная картина, изображающая боттичеллиевскую Венеру, одетую в норковую шубу и с плёткой в руках. На другой – карта звёздного неба. На полу – гигантская медвежья шкура.

– Как вас называют друзья? – без обиняков начал Караим.

– Клёст. Хотя странно, что вы этого не знаете, – улыбнулся я.

– Я знаю. Но неловко называть Клёстом человека, который тебе ещё не представился.

– Мне тоже неловко называть вас Караимом.

– И тем не менее лучше всего называйте меня именно так. Это самое правильное… имя…

– Спасибо за номер в гостинице, – начал я, но он меня перебил:

– Я вас пригласил не для того, чтобы расшаркиваться. Извините. У меня к вам деловое предложение.

– Ну что ж, будет очень интересно узнать, какое, – принял я подачу. – Признаться, я ума не приложу, чем могу быть вам полезен.

– О, можете. Поверьте мне. – Караим прошёлся по комнате и повернулся ко мне: – Я хочу предложить вам работу. Ненадолго, я полагаю, всего на неделю или на пару недель. Вы кое-что сделаете, а я щедро оплачу ваши услуги.

– В вашей щедрости я не сомневаюсь. Но принять или отвергнуть ваше предложение я смогу только после того, как вы скажете, что я должен буду сделать.

– Я хочу, – сказал он и взболтнул коньяк в бокале, – чтобы вы нашли мою дочь.

«Вот так!» – подумал я.

– Хм… а сколько у вас дочерей?

– Одна. У меня только один ребёнок, и, думаю, больше мне уже не суждено иметь.

– Ну… не хотелось бы, чтобы вы неправильно меня поняли, но… насколько я знаю, она мертва. Ваша дочь, по крайней мере, насколько я слышал, покончила с собой три дня назад. Выбросилась из окна этой квартиры.

Я выжидающе посмотрел на Караима, но он был невозмутим.

– Вы хотите, чтобы я нашёл её тело? Его украли из морга?..

– Где её тело, я знаю, – уверенно сказал Караим и снова замолчал.

– Ну… – Я растерялся. – Если вы говорите про её бессмертную душу, то, полагаю, она давно уже на небесах, сидит одесную Иисуса Христа, ну и так далее…

– Нет, – Караим покачал головой, как уставший, но терпеливый педагог, которому надо опять всё объяснять сначала, – моя дочь не где-то там. Она не на небе. Она не под землёй. Она здесь, на земле, я знаю это. Более того, я знаю, что она на Украине. И я хочу, чтобы вы её нашли. Вот и всё.

Я посмотрел на него. Он смотрел на меня. Я ждал, что ещё он скажет, но он не говорил ни слова. Ничего нельзя было прочесть на его окаменевшем лице – ни один мускул не дрожал, он не моргал и просто смотрел на меня.

Чтобы как-то разбавить эту паузу, я пожал плечами и спросил:

– А почему вы меня об этом просите?! Я ведь не сыщик. Я никогда раньше в жизни не искал пропавших людей, тем более… мёртвых.

Тут Караим поднял вверх свободную руку и подбросил в воздух маленький блестящий предмет. Я поймал его на лету в кулак, затем медленно разжал руку.

И тогда я понял, почему Караим так хотел нанять именно меня.

У меня на ладони лежала половина солдатского жетона.

Солдатский жетон

– Что вы можете сказать об этом жетоне? – спросил Караим.

– Немногое. – Я подошёл к лампе и поднёс жетон к свету. – Нижняя половина солдатского жетона, стандартной формы, разлом по перфорации. Лёгкий цветной металл, – я щёлкнул пару раз по жетону ногтем, – обычная латунь. Может быть, легированная, странно блестит. Надпись сделана «правильной стороной», ориентация сверху вниз и в «правильном порядке», сверху – номер части, снизу – регистрационный номер военнослужащего, такой строгости придерживались только в начале войны, хотя в начале войны жетоны обычно делали из алюминия. Надпись хорошо читается. Верхняя строчка – штаб мотопехотной дивизии СС и сбоку вольфсангель. Нижняя строчка – одиннадцать. Очень маленький номер, как для штаба дивизии, это, наверное, офицер, но в какой должности – сказать невозможно, от дивизии к дивизии номера гуляют. Судя по номеру, жетон был выдан в самом начале войны, странно только, что латунь, а не алюминий. И очень странно, что нет номера самой дивизии. – Я перевернул жетон обратной стороной, но там было только стандартное «Waffen-SS», – чертовски странно, я никогда такого не видел… хотя… может быть, вольфсангель и есть номер дивизии! Это был символ второй дивизии СС – «Дас Райх». Его ещё в двух дивизиях использовали. В четвёртой дивизии СС, но она была полицейской, а не мотопехотной, и там был вертикальный вольфсангель. И в голландской, дай бог памяти, тридцать четвёртой СС – «Ландсторм Недерланд», там тоже был горизонтальный, но другой формы, и образована эта дивизия была в самом конце войны. Да, это «Рейх». Хотя я никогда раньше не видел руну вместо номера или названия подразделения.

– Думаете, подделка? – усмехнулся Караим.

– Нет. Для подделки это, во-первых, слишком мудрёно. Подделка бы как раз выглядела обычной и в глаза не бросалась. Во-вторых, никто не подделывал бы полжетона – почему не сделать сразу целый? А в-третьих, подделывать жетоны вообще – идиотское занятие, работа не окупится.

– Ну да, – сказал Караим, улыбаясь, – это же не тотенкопфринг.

Он явно знал обо мне куда больше, чем я думал.

– Есть ещё одна неувязка, – продолжил я, – вторая СС в начале войны называлась по-другому. «Резервная дивизия», «ферфюгунгс дивизион» – именно такая надпись должна быть на обороте. Человеку с одиннадцатым номером в штабе жетон должны были выдать ещё в тридцать девятом году, и на нём никак не могло стоять слов «Панц. Грен»… Хотя… может быть, ему выдали жетон повторно, после утери. Это правдоподобная версия. Он потерял жетон, скажем, в сорок третьем. Вторая СС уже называлась «Мотопехотной», но ещё не была «Танковой». Ему выдали дубликат жетона, выполненный очень аккуратно, по правилам, указав новое название части и оставив его старый регистрационный номер. Этим же объясняется и то, что жетон латунный, а не алюминиевый.

– Браво, – сказал Караим и изобразил беззвучные аплодисменты. Затем прошёлся по комнате и спросил: – Что вы вообще знаете о немецких солдатских жетонах?

– Хм… да практически всё, – сказал я, решив, что скромность здесь неуместна.

– А конкретнее?

– Это что, проверка?

– Ну, будем считать так. Мне в самом деле интересно, что вы можете рассказать по вопросу.