Читаем без скачивания Магия большого города. Журналистка - Нинель Мягкова

Я оборвала фразу на полуслове. Вовремя спохватилась, что знаю Саманту неполную неделю, а о ее одаренности так и вовсе только что услышала. Раскрывать все карты и рассказывать про бесценные записи? Не станет ли это очередной глупостью с моей стороны? Поселившись в особняке с личом, я тоже искренне радовалась и считала, что мне повезло.

Соседка не заметила моей заминки, восприняв паузу как вспышку чувствительности. Пересев ближе, она утешающе похлопала меня по руке.

— Прости, я забыла, что ты сирота. Ничего, ты сильная и смелая. Уверена, сама многому научишься, — говорила не слишком убеждённо, и я ее понимала. Освоить свой дар без поддержки наставника — или хотя бы путных заметок-инструкций — затея, обреченная на провал. Нет, мелкие фокусы я бы, может, и придумала на коленке, но высшие плетения создавались годами мастерами своего дела, магами-теоретиками, причем не одно поколение. Тот самый мелкий смерчик, который я так небрежно запустила, изобрели маги-погодники перед самым переворотом, истребившим одарённых как класс. Задача его была помочь в уборке заядлым холостякам, не терпевшим посторонних женских рук в доме, и подстраивалось небольшим изменением в структуре под любой дар.

Я покосилась на пальцы Саманты, которые уже не светились и казались совершенно обыкновенными.

Если она захочет, я могла бы ее научить.

Когда-нибудь потом.

Когда буду уверена в ней и нашей дружбе.

— Пойдем, посмотрим на стиральные машинки! — снова вскочила девушка как ни в чем не бывало. Меня поражали ее жизнерадостность и непробиваемый оптимизм. Пусть она громкая и ее много, но тактичность и понимание были Саманте не чужды. Почувствовав, что разговор свернул куда-то не туда, она мгновенно переключилась на нейтральную тему. — Никогда их не видела, только в рекламе. Заодно в очередь запишемся!

— Пойдем, конечно, — с облегчением подхватила я своевременное предложение. День клонился к обеду, а мы еще ничего толком не сделали, даже вещи не разобрали.

Некий скептический червячок в глубине души предлагал вовсе не открывать кофр. На всякий случай. Но я от него отмахнулась, все равно ничего ценного, кроме записей, там нет.

Саманта даже приняла во внимание мою фобию и не настаивала на спуске в лифте. Впрочем, лестница многоэтажки сияла чистотой, на пролетах были расставлены любовно политые цветы в горшках — похоже, дамы в свободное от сплетен время занимались садоводством в камерных масштабах.

Полуподвальное помещение для стирки закрывала массивная дверь с прослойкой из ткани. Открыв ее не без усилий, я поняла, почему. Оттуда со страшной силой тянуло канализацией.

— Здесь мы вещи сушить не будем! — решительно заявила Саманта, сморщив, а после и зажав аккуратный носик.

Я с ней была полностью солидарна. Как, видимо, и остальные жильцы дома. Хоть поперек просторного помещения и были натянуты веревки с прищепками, ни единой тряпки на них не висело. Удовольствия мало нюхать потом эдакую вонь наверху, в квартире.

Несмотря на царящее амбре, машинки меня впечатлили. Махины почти в мой рост, с круглым люком, как окна у кораблей, с обилием кнопочек и рычажков, они казались дальними родственниками авто. Такие же сложные и непонятные! Одна из них натужно вибрировала, так, что подрагивал пол под ногами, а внутри, за вогнутым стеклом, виднелись вращающиеся в пене неопределимые детали одежды.

Мелькнула мысль отнести сюда прокопченный костюм, но тут же сгинула. Боюсь, такая обработка не пойдет на пользу деликатной шерсти. Придется отстирывать вручную.

Вернувшись наверх, в квартиру, мы с Самантой разошлись по комнатам. Не знаю, чем занялась она, я же раскрыла-таки кофр, и решительно принялась перекладывать немногочисленные вещи в шкаф. Второй раз за неделю!

Питомцы, уже освоившиеся за время моего отсутствия, с любопытством полезли в освободившийся саквояж. Особенно старался Шейд. Его почему-то особо заинтересовала подкладка из прочного водонепроницаемого шелка. Кофр был старый, наверное, даже старше меня. Матушка говорила, что приехала с ним в Сен-Саммерс. До того, вполне вероятно, он принадлежал ее родителям, поскольку таких прочных и надежных монстров можно увидеть разве что в первом классе. У нас, работяг, все больше плетенки или сумки на колесиках. При переезде в другой дом или город использовали коробки и ящики. А такие вот солидные кофры, только куда новее и менее обшарпанные, предпочитали богатеи из элиты.

В тишине раздался оглушительный треск рвущейся ткани. Ругательства, выученные мной тишком от маменьки, застряли в горле, стоило мне заглянуть в кофр.

Кот не просто резвился. Он целенаправленно вскрывал определенный угол чемодана, и теперь, когда у него это наконец-то получилось, старательно вытаскивал из-под подкладки невесть как поместившуюся там стопку пожелтевших конвертов. Они были перевязаны тонкой волосатой веревочкой, вот за нее-то Шейд и тянул, пытаясь продернуть все бумаги разом в небольшую разодранную щель.

— Что это? — растерянно пробормотала я вслух, не слишком надеясь на ответ. — И откуда оно тут?

Бумага была явно старой, видавшей виды и годы. Ни адреса, ни марок, ни штампов я на конвертах не заметила. Похоже, они использовались просто для надежного хранения писем. Матушка так складывала счета, чтобы не потерять, и подписывала их по месяцам.

Тем временем, пока я пребывала в прострации, бечевка поддалась кошачьим усилиям. Конверты рассыпались, кроме одного, что зацепился за выпущенный коготь. Шейд перепугался, затряс лапой, стараясь освободиться от неожиданного украшения, бумага треснула и расползлась ошметками.

Вопрос, читать чужую корреспонденцию или нет, отпал сам собой. Лист неведомым образом оказался в моих руках, и я вчиталась в неровные прыгающие строчки:

«Милая моя Патрисия. Знаю, что не имею права умолять тебя о возвращении, но тоска по тебе с каждым днем все сильнее».

Буквы поплыли перед глазами. Усилием воли собрав их в кучу, я нашла взглядом подпись.

«Всегда твой. Н».

И дата.

Характерные завитки на прописной букве меня добили. Листок выпал из ослабевших пальцев, спланировал на кота, который скрылся в прорехе по самое некуда и чем-то там деловито шуршал. Кажется, вытаскивал следующую партию писем.

Я уселась на удачно подвернувшуюся кровать и бездумно проследила за раздраженно метущимся туда-сюда пушистым черным хвостом. Довольный собой донельзя, Шейд пятился наружу, намертво вцепившись в бечёвку и таща за собой очередную стопку.

Эти письма маменька явно хранила до самой смерти. И вряд ли уничтожила хоть одно.

Только вот даты не сходились.

По ее словам, отец мой погиб в пожаре до моего рождения. А судя по почерку, идентичному тому, в который я несколько месяцев вглядывалась, тщательно перепечатывая каждую запятую из записных книжек, он был очень даже жив все эти годы. Мало того, писал маме письма, полные заверений в искренней