Читаем без скачивания Тайны дворцовых переворотов - Константин Писаренко

И тут мы вплотную сталкиваемся с вопросом: кто распорядился убить Петра III? Большинство историков уверенно или с колебаниями указывают на дочку Ангальт-Цербстского князя. Незначительное меньшинство старается обелить государыню, свалив всю вину на «некоторых вельмож». Из них лишь О. А. Иванов и В. А. Плугин не постеснялись произнести имена – Н. И. Панин, К. Г. Разумовский и Е. Р. Дашкова.

Но давайте не будем торопиться с обвинениями. Посмотрим лучше, кто из современников выступает с таковыми и против кого. Впрямую Екатерину никто из них не обвиняет. Беранже, Рульер и в какой-то степени Гельбиг ограничиваются намеком на ее причастность. Зато другие настаивают на невиновности императрицы. Фридрих II в беседе с Л,-Ф. Сегюром, сославшись на осведомленного Г. К. Кейзерлинга{217}; А. Шумахер в своей книге; Е. Р. Дашкова в мемуарах; Н. И. Панин в рассказе знакомым В. Н. Головиной; доверенный человек Г. Г. Орлова Пиктэ в разговоре тет-а-тет с французским дипломатом М.-Д. Корбероном{218}.

Получается какой-то парадокс. Историки, которые о 1762 годе могут судить только по источникам, убеждены в преступных деяниях Екатерины, тогда как сами источники либо целиком оправдывают императрицу, либо только подозревают ее в злом умысле. И по здравому размышлению волей-неволей приходишь к выводу, что современная наука опирается исключительно на интуицию, под которую подгоняются известные факты, а не на факты, лакуны между которыми заполняются логическим расчетом.

Попробуем, отбросив предрассудки и симпатии, трезво взвесить все за и против Екатерины и группы вельмож. Против Екатерины вроде бы веский довод. Устранение Петра III ей выгодно, потому что одним кандидатом на престол становится меньше. Но аналогично этот довод действует и против группы вельмож. Реставрация мужа императрицы не сулит ничего хорошего сподвижникам Екатерины Алексеевны, изменникам присяги Петру Федоровичу. Еще есть доводы, очерняющие царицу? Увы… А вот у вельмож в запасе имеется дополнительный дискредитирующий их мотив. Смерть соперника Екатерины в первые дни царствования – несмываемое пятно позора на ее репутации, что в свою очередь ослабляет позиции государыни внутри и вне Российской империи. Как видим, у вельмож чуть больше оснований придушить Петра Федоровича, чем у Екатерины. Но это лишь теоретически. А практически?…

Вы задумывались когда-нибудь, уважаемый читатель, над таким вопросом: почему в 1762 году одного Петра III после свержения лишили жизни, а целое Брауншвейгское семейство потенциальных кандидатов на престол во главе с малолетним Иоанном Антоновичем отделалось холмогорской ссылкой? А ведь у Елизаветы Петровны было больше поводов расправиться с мальчиком и его родителями, чем у Екатерины. За полгода правления Петр всем наглядно продемонстрировал непредсказуемость и слабые умственные способности. Кому же захочется возвращать корону такому императору?! Не ровен час, завтра ему стукнет в голову каприз, и вчерашний освободитель, спаситель государев вдруг окажется в Петропавловской крепости. Или страна будет втянута в очередную авантюру на манер готовившейся войны с Данией.

Между тем полуторагодовалый малыш вызывает большее сочувствие. К тому же всем памятно либеральное правление матери ребенка. Почему бы не воспользоваться случаем: возвести мальчика на престол, чтобы править при нем по крайней мере до совершеннолетия! Дщерь Петрова – не дурочка, все прекрасно понимала. И тем не менее предпочла девятнадцать лет вздрагивать порой от страха, нежели решить проблему раз и навсегда с помощью кинжала или яда. И если Елизавета Петровна, имея все резоны, не решилась на преступление, то великой Екатерине вообще не имело смысла рисковать добрым именем ради сомнительной опасности контрреванша со стороны мифической голштинской партии. То же самое касается и рассудительного Никиты Панина, который вполне отдавал себе отчет в том, что Петр в его нынешнем положении никакой угрозы новому царствованию не представляет.

Однако убийство все-таки произошло. Следовательно, Екатерина или Панин пожелали перестраховаться, скажут мне. А так как Екатерина возглавляла российскую властную пирамиду, то с нее и спрос больше. В общем, есть за что ее осуждать. И считающие так, были бы, конечно, правы. Если б не одно «но».

Мы как-то забываем, упускаем из виду важную, принципиальную разницу между 25 ноября 1741 года и 28 июня 1762 года. Елизавету Петровну возводили на отцовский трон единомышленники, не отягощенные разногласиями относительно новой структуры правления. Дочь Петра станет самодержавной властительницей, и точка. В той же ситуации сторонники Екатерины в вопросе о модели правления после свержения Петра III раскололись на два лагеря. По воспоминаниям Екатерины, «одни хотели, чтобы это совершилось в пользу его сына, другие – в пользу его жены»{219}.

«Одни» – фракция Паниных – желали провозгласить императором Павла, а Екатерину – регентшей при нем. Тогда бы у Никиты Ивановича появилась реальная возможность перехватить главенство у матери императора и низвести ее фигуру до чисто номинальной. «Другие» – члены фракции самой Екатерины, сознавая, куда клонит Н. И. Панин, мечтали провозгласить супругу Петра самодержицей всероссийской.

Как известно, 28-29 июня победа досталась Екатерине. Однако известно также, что кружок Панина не смирился с поражением. В дальнейшем Панин со своими сторонниками неоднократно предпринимал попытки переиграть августейшую соперницу. Достаточно вспомнить панинский проект по созданию Императорского совета с несменяемостью членов и контрассигнованием указов императора статс-секретарями; странную причастность шефа Иностранной коллегии к делам Хитрово и Мировича. И, если Панин в 1763 и 1764 годах не отказывался от мысли посредством ограничения власти Екатерины переключить рычаги управления на себя, то, что мешало воспитателю цесаревича организовать контратаку в июле 1762 года?

Попробуем представить себя на месте Панина 30 июня 1762 года, в момент возвращения в Петербург. Никита Иванович явно недоволен тем, что все устроилось в пользу Екатерины, и огорчен крахом личных планов. Ему хочется сделать молниеносный ответный ход, и он тщательно анализирует четыре возможных варианта.

1. Военная акция. Данный способ пришлось тут же исключить. Поднять против Екатерины гвардейские полки нельзя. Гвардейцы, в те дни боготворившие Екатерину Алексеевну, скорее прибьют подстрекателя, чем пойдут у него на поводу.

2. Раз изъятие у царицы высочайших полномочий силой нереально, остается единственно добровольное отречение от них. Попытка уговорить монархиню учредить регентство не имела смысла, ибо честолюбивую Екатерину никаким красноречием не проймешь. Оттого надлежало сыграть на человеческих слабостях, которые у бывшей протеже Фридриха Прусского, безусловно, были, а именно – любовники и репутация в обществе.

3. Ставка на любовника изначально являлась бесперспективной. Влиянием на императрицу Григорий Орлов обладал не таким, чтобы та ради фаворита отдала власть сыну. Да и не взялся бы кумир гвардии и петербуржцев действовать в ущерб возлюбленной.

4. Значит, следовало бросить тень на публичную репутацию Екатерины. Тогда, во избежание дискредитации, государыня поневоле согласится на существенные уступки, в том числе и на введение регентства. Мать цесаревича предстояло вынудить выбирать из двух зол наименьшее: либо пожертвовать частью прерогатив, но сберечь высокое народное доверие, либо, наоборот, заплатить за сохранение собственного самодержавия утратой безграничной общественной поддержки.

Ясно, что народное доверие – источник любых властных полномочий ценнее. Посему легко спрогнозировать окончательное предпочтение Екатерины, хорошо понимавшей решающую роль общественного мнения. А подтолкнуть ее к неизбежному шагу сумела бы только смерть Петра III в первых числах июля 1762 года. И ведь верно, умри несчастный муж императрицы в первые дни нового царствования, общество определенно заподозрит государыню в причастности к этой смерти. Даже если та о том и не помышляла. Пережив шок, политическая элита империи, задумавшись, засомневается в правильности лозунга, прозвучавшего из уст измайловцев утром 28 июня («Да здравствует самодержица всероссийская Екатерина Алексеевна!»). А засомневавшись, прекратит сочувствовать и одобрять политику императрицы, заметно ослабив политические позиции матери Павла Петровича. Предотвратить подобное развитие событий Екатерина сможет в случае, если открыто продемонстрирует свою незаинтересованность во власти, отнятой у супруга. Иными словами, царицу от всеобщего осуждения спасет лишь институт регентства, призванный убедить всех в нелепости возникших подозрений. И вправду, к чему ей устранять неудачливого мужа, когда она сама, по доброй воле, вручает скипетр Павлу, а ответственность за страну разделяет с наиболее уважаемыми персонами государства?!