Читаем без скачивания Негасимое пламя - Катарина Причард
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава XX
Всю следующую неделю Дэвид, по совету Шарн, упражнялся, тренируя голос и укрепляя нервную систему.
— «Римляне, сограждане и друзья! Выслушайте, почему я поступил так, и молчите, чтобы вам было слышно; верьте мне ради моей чести и положитесь на мою честь, чтобы поверить; судите меня по своему разуменью и пробудите ваши чувства, чтобы вы могли судить лучше»[Шекспир, Юлий Цезарь (акт 111, сцена 2).].
Поначалу Чезаре и м-с Баннинг, услышав, что он таким странным манером разговаривает с попугаем, решили, что Дэвид сошел с ума; когда же Дэвид объяснил им, что совершенствуется в ораторском искусстве, чтобы выступать на больших открытых собраниях, они свели все к шутке.
— Что ж, римляне и впрямь должны были бы оказать вам уважение, раз уж вы клянетесь говорить им правду, — сочувственно заметила м-с Баннинг, решив, что он намерен обратиться с речью к прихожанам местной римско-католической общины.
Перси комментировал тирады Дэвида громкими пронзительными криками, словно показывая серьезное свое отношение к возложенной на него задаче изображать шумную аудиторию.
Закончив голосовые упражнения и физическую тренировку, Дэвид с легким сердцем отдавался заботам грядущего дня. Он с удовольствием уходил мыслями в предстоящую работу, радостно возбужденный, предвкушая приятные встречи и разговоры, которые ждут его в самом скором времени. Торопясь, он принимал душ, брился, одевался, съедал завтрак, который подавала ему м-с Баннинг в своей светлой, залитой солнцем кухоньке.
За завтраком м-с Баннинг не упускала случая поговорить о своих нежных чувствах к Чезаре.
— Все идет, как надо, — застенчиво начинала она, ставя на стол тарелку с вареным яйцом и гренком или наливая кофе. — Иногда он приходит вечерком поболтать со мной.
— Ну что ж, это хороший признак, — лил он бальзам на ее душу. — Еще немного, и он ваш.
— Да полно вам. — Ее пухлые круглые, словно румяное яблочко, щеки морщились от улыбки. — Хотите пари?
— Десять против одного, что в конце года сыграем свадьбу.
Такая ставка несказанно обрадовала м-с Баннинг: Дэвид уже выходил на улицу, а ему вдогонку все еще неслись довольные возгласы хозяйки и пронзительные крики Перси.
Ему доставляло истинное наслаждение идти быстрым шагом к центру города, вдыхая свежий утренний воздух. Приятно было ощущать себя частицей общего потока, который лился но широкой длинной улице к маячившим впереди громадам зданий, чувствовать свое единение с торопливо идущими по тротуару людьми: с плохо — вроде него самого — одетыми мужчинами всех возрастов, спешащими на свою низко оплачиваемую работу; с задорно насвистывающими, энергично проталкивающимися сквозь толпу мальчишками-рассыльными; с женщинами, несущими домой с рынка тяжелые сумки; с хорошенькими фабричными девчонками, неуверенно семенящими на высоких каблуках; а тем временем по мостовой неслась лавина, оглашая воздух дребезжащими звонками, пронзительными гудками, оглушительным ревом, — лавина элегантных автомобилей, тяжелых грузовиков, трамваев, мопедов, велосипедов, тележек, груженных фруктами и овощами, и все это вместе образовало в его представлении дикую, нереальную картину жалкой ежедневной погони за работой и пропитанием во имя призрачной надежды обеспечить себя, обрести уверенность в завтрашнем дне.
Едва переступив порог высокого здания, где разместилась штаб-квартира комитета по подготовке Конгресса, он с головой уходил в обсуждение разного рода проблем и срочных дел.
Никогда еще он не был так жизнерадостен и активен. Ибо своей деятельностью в пользу Конгресса он помогал вовлечь людей в борьбу за разоружение.
Он был бесконечно счастлив, завоевав доверие комитета. С его мнением считались, к нему обращались за советом всякий раз, как власти чинили какое-либо препятствие или в печати появлялись клеветнические статьи.
Письма в защиту Конгресса непрерывным потоком текли в редакции газет. Далеко не все они печатались, но те, которые попадали на страницы газет, вызывали оживленную полемику. И это тоже способствовало большему распространению идей и сочувственному отношению к целям Конгресса.
— Издатели, — говорил Дэвид членам комитета, — готовы использовать, ради привлечения читателей, любую бурную дискуссию.
Он с радостью убеждался, что его коллеги по комитету все чаще и чаще прибегают к его помощи в тех случаях, когда дело касается прессы и сбора денежных средств, и с готовностью оказывал ее. Большинство его коллег, как и сам он, работали безвозмездно, бескорыстно отдавая свои силы и время ради успеха Конгресса.
Конгресс стал для них яркой кометой, плывущей по небосклону, сияние которой призвано было в скором времени осветить политические джунгли Австралии, превратить страну в бастион мира в Южном полушарии. Прекрасно понимая, что все эти люди самые настоящие идеалисты и фанатики, Дэвид тем не менее был счастлив, что находится в одном ряду с ними и так же, как они, отдает все силы общему делу.
— Вы становитесь явно незаменимым, Дэвид, — недовольно заметила как-то Шарн. — Можно подумать, что вам доставляет удовольствие каждое новое дело, которое взваливают на вас.
— Так оно и есть, — просто ответил оп.
И все же в тот вечер, когда он зашел после митинга к Мифф, мысли его были заняты не работой, а Гвен.
— Ты давно видела Гвен? — спросил он.
Дети уже спали, Билл еще не вернулся с профсоюзной конференции, и они могли хоть немножко побыть одни, что случалось в последнее время довольно редко.
— Она иногда появляется, — сказала Мифф, усаживаясь в кресло и снова принимаясь за шитье: вытащив из груды детского белья рубашонку, она стала пришивать недостающие пуговицы. — Носится по городу в роскошном голубом «седане», который ей подарил Клод, хотя говорит, что еще не решила, оставит ли машину у себя или даст Клоду отставку.
— А вообще-то у нее все в порядке? — озабоченно спросил Дэвид. — Она счастлива? Ничем не озабочена?
— О, наслаждается жизнью на свой собственный манер, — ответила Мифф, откусывая нитку крепкими белыми зубами. — Как я понимаю, приемы, балы, скачки, уикэнды на вилле Мойла в Морнингтоне и обществе его дружков.
Дэвид вздохнул.
— Только бы она не села в лужу!
— Ну, а что мы можем поделать? — задумчиво сказала Мифф, не отрываясь от шитья. — Я волнуюсь не меньше твоего. Но Гвен все равно поступит по-своему, и помешать этому мы бессильны.
— Да я и сам так считаю. Но только, — Дэвид помолчал, словно стараясь стряхнуть с себя предчувствие надвигающейся на Гвен беды, — не надо только оставлять ое одну, мы должны быть готовыми и любую минуту помочь ей.
— Разумеется, — Мифф поглядела на него. — Послушай-ка, папа, — воскликнула она. — У тебя такой измотанный вид, прямо осунулся весь от усталости.
— Ерунда! — Он улыбнулся, уловив беспокойство в ее темных глазах. — Я здоров и бодр. Никогда не чувствовал себя та^ хорошо, как теперь. Нет ничего лучше изматываться ради стоящего дела.
— Билл говорит, профсоюзная листовка получилась именно такой, как они хотели. И что ты вел себя просто замечательно — очень помог им во время забастовки итальянских моряков.
— Будто мне самому не доставляло удовольствия делать все, что в моих силах! — сказал Дэвид, негромко рассмеявшись. — Да еще познакомиться с ребятами из порта.
— Ты не очень-то обольщайся на их счет, — предупредила Мифф. — Среди портовых рабочих, как, впрочем, и среди других людей, попадаются порядочные негодяи.
— Не сомневаюсь. — Дэвид усмехнулся предположению Мифф, что он идеализирует людей, которых она знала куда лучше. — Уинди и Чиппер открыли мне глаза, научили уму-разуму.
Он не рассказал Мифф об одном случае, который произошел несколько дней назад и сильно встревожил его. Сейчас воспоминание об этом вновь кольнуло его.
Он ждал у диспетчерской Чиппера, который ушел справиться о работе; вдруг из-под навеса к нему вперевалку направился здоровенный мужчина, из тех, что играли там в покер.
— Эй, мистер, — сказал он, — ты что это затеял, а? Мне и моим друн; кам, не очень-то нравится, когда всякие тут шляются и суют нос не в свои дела.
— Вполне вас понимаю, — миролюбиво ответил Дэвид, оглядывая плотного, нетвердо стоящего на ногах детину в свисающих брюках, пояс которых приходился где-то под огромным животом. — Только я и не думаю совать нос не в свои дела.
«Наверно, с похмелья вяжется», — подумал он. Обращенное к нему рыхлое смуглое лицо помрачнело еще больше.
— Видал я, ты шнырял возле итальянского ресторана. Как насчет Флориного сынка — может, скажешь, это по ты помог ему улизнуть?
У Дэвида перехватило дыхание, и он резко ответил:
— А тебе-то что?
— Значит, есть что, — грубо отрезал громила. — И запомни, мистер, не надо лезть, куда не следует.