Читаем без скачивания Владимир Храбрый. Герой Куликовской битвы - Виктор Поротников

Сары-Ходжу привели в дом наместника. Там его поджидал Владимир, уже без доспехов, в роскошном княжеском платье, с золотой гривной на шее.

– Ты подлейший из людей, – заговорил со знатным пленником Владимир, даже не предлагая тому сесть на стул. – На Куликовом поле я пощадил тебя, взяв с тебя слово, что ты впредь не обнажишь меч на русских. По своей душевной подлости ты нарушил данное слово и взялся за старое. И вот ты вновь мой пленник, Сары-Ходжа. Теперь пощады не жди!

Светлые глаза Владимира сверкнули ледяным блеском. Он сидел в кресле с подлокотниками, откинувшись на высокую спинку.

У окна на скамье расположился чернобородый Кирей Смоктун, с интересом разглядывая позолоченный шлем, снятый с пленного эмира.

За спиной у Сары-Ходжи стояли два молодых гридня из дружины серпуховского князя.

У пленника был распухший нос и синяк под левым глазом. Добротную одежду с него сняли воины из дружины наместника, дав взамен старый рваный халат, такие же порты и стоптанные башмаки. Поэтому вид у Сары-Ходжи был довольно жалкий.

– Чего ты бороду покрасил в рыжий цвет? – поинтересовался Владимир и жестом позволил пленнику сесть на стул возле печи.

– Я недавно женился на знатной персиянке, а у нее в роду так заведено, чтобы мужчины красили волосы или бороду хной, – ответил Сары-Ходжа. И тут же жалобно простонал: – Пощади меня, князь. Я могу быть тебе полезным. Теперь ханский трон в Орде занимает Тохтамыш, величайший воитель. Сразу после Куликовской битвы Тохтамыш разгромил остатки войск Мамая. Спасаясь от Тохтамыша, Мамай бежал в Кафу к фрягам, но те убили его.

– И правильно сделали, – вставил Владимир, переглянувшись с наместником.

– Тохтамыш железной рукой объединил Золотую Орду под своей властью, – продолжил Сары-Ходжа. – Тохтамыш взял Москву, чего не смогли сделать ни Ольгерд, ни Мамай…

– Что ты сказал, нехристь? – вздрогнул Владимир. – Что ты сказал?!

– Я сказал истину, князь, – пробормотал Сары-Ходжа. – Москва взята Тохтамышем больше недели тому назад.

– Лжешь, собака! – вскричал Владимир, стиснув кулаки. – Не мог Тохтамыш взять Москву! Ибо стены Москвы неприступны!

– Московляне сами открыли ворота Тохтамышу после трех дней осады, – сказал Сары-Ходжа. – Я свидетель этого.

– Лживая свинья! – Владимир вскочил, отшвырнув кресло. Бросившись на побледневшего Сары-Ходжу, он встряхнул его с такой силой, что у того лязгнули зубы. – Ты решил поиздеваться надо мной, негодяй. Ну, тогда получи за это!

Сильным ударом кулака Владимир сбил Сары-Ходжу с ног.

Возвышаясь над поверженным пленником, Владимир язвительно спросил у него:

– Ну-ка, дружок, скажи мне, взял ли Тохтамыш Москву?

– Взял, – чуть слышно ответил Сары-Ходжа, держась за челюсть обеими руками.

– Ах ты, лживая собака! – зарычал Владимир и принялся пинать пленника ногами. – Это тебе за ложь!.. За наглость!.. За упрямство!..

Кирей, подскочив к Владимиру, с трудом оттащил его в сторону.

– Угомонись, князь! – сказал он. – Похоже, сей ордынец правду молвит.

– И ты туда же! – Владимир гневно сверкнул очами на Кирея. – Бороду отрастил, а ума не нажил. Веришь бредням этого ублюдка! – Владимир сердито кивнул на скорчившегося на полу Сары-Ходжу. – Эх, боярин!

– И все же, князь, надо бы послать гонца в сторону Москвы, – озабоченно вздыхая, проговорил Кирей Смоктун. – Нехорошее предчувствие меня одолевает. Вдруг и впрямь пала Москва под натиском Тохтамыша?

– Ладно, боярин, – нервно прохаживаясь по светлице, сказал Владимир. – Посылай гонца. Да пусть он кратчайшей дорогой к Москве скачет. – Князь повернулся к своим гридням и, ткнув пальцем в неподвижного Сары-Ходжу, жестко обронил: – А эту падаль в подвал швырните!

Кирей Смоктун так и не отправил гонца в Москву, поскольку надобность в этом отпала уже на следующий день. Не веря пленным татарам, утверждавшим, что они видели, как Тохтамыш вступил в Москву, жители Волока Ламского не могли не поверить русичам, ставшим свидетелями этого ужасного события. Смерды из подмосковных деревень видели огромное огненное зарево над каменными московскими башнями и храмами. Татары два дня грабили Москву, потом конные отряды степняков рассыпались в разные стороны, устремившись к Звенигороду, Дмитрову, Юрьеву, Переяславлю-Залесскому… Смерды-беженцы, спасаясь от степняков, укрылись сначала кто в Дмитрове, кто в Звенигороде, но когда опасность вражеского взятия нависла и над этими градами, тогда селяне толпами побежали в дремучие леса, стоявшие стеной за рекой Истрой.

Помимо волока, протянувшегося от реки Ламы к Рузе-реке, имелся другой волок, проложенный купцами от Ламы к речке Малая Истра. Это был другой путь, ведущий с Волги в Москву-реку. Этим-то Истринским волоком беженцы и добрались до Волока Ламского.

Владимир выслушал сбивчивые речи беженцев с каменным нахмуренным лицом. Затем он приказал войску сворачивать лагерь. Видя его спешные сборы, наместник Смоктун попытался удержать Владимира, сказав ему, что к Волоку Ламскому уже идут ратники из соседних волостей.

Однако Владимир был непреклонен: он должен спешить в Москву, должен разбить татар у ее стен или сложить голову в сече! Несмотря ни на что, Владимиру не верилось, что Москва опустошена Тохтамышем. Огненное зарево над Москвой не может быть бесспорным свидетельством ее захвата Тохтамышем. Это могли полыхать посады и усадьбы под Москвой, подожженные татарами. «В общем, надо идти к Москве и собственными глазами увидеть все на месте!» – мысленно решил для себя Владимир.

Полки двигались скорым маршем, подгоняемые Владимиром, который находился в голове походной колонны. Под Звенигородом русское войско наткнулось на татар, это были остатки отряда Сары-Ходжи, двигавшиеся к Москве с Рузы-реки. Татары не могли продвигаться быстро, поскольку они были обременены пленниками и повозками с награбленным добром. Русские ратники с ходу атаковали татар, не дав им опомниться. Битва развернулась на окраине Звенигорода, среди садов и огородов, а также у села Дюдьково и на берегах речки Сторожки, впадающей в Москву-реку в полуверсте от бревенчатых стен Звенигорода. Степняки повсюду были смяты и опрокинуты. Татарские всадники ударились в бегство, но пути отхода у них были отрезаны. Владимир намеренно развернул свое войско широким полукругом, чтобы, тесня врага, прижать его к обрывистому берегу Москвы-реки и к крепостным валам Звенигорода.

Татары метались как обезумевшие, не находя ни одной лазейки для спасения. Самые отчаянные из степняков бросались в воды Москвы-реки и тонули на стремнине в своих кольчугах и чешуйчатых панцирях. Те из татар, кто пытался переплыть реку, сбросив с себя доспехи, гибли в воде от русских стрел. Около трехсот спешенных ордынцев забились в глубокий ров возле угловой деревянной башни Звенигородского детинца, словно стадо обезумевших оленей, окруженных волчьей стаей.