Читаем без скачивания История балтийских славян - Александр Гильфердинг

Получив от князя послов и проводников, а именно знатных граждан Домислава с сыном, Оттон, в начале августа, отправился по озерам и морским заливам к городу Волыну. Город этот был велик и крепок, а жители его жестоки и варварского нрава. Когда проповедники уже приближались к городу, проводники их начали медлить и тихо, с боязнью переговариваться между собою. Оттон заметил это и спросил о причине. Они отвечали, что боятся за него и его приближенных. "Волынцы, говорили они, всегда отличались жестокостью и необузданным нравом; лучше будет, если тебе угодно, переждать на берегу до наступления ночи; войдя же теперь открыто в город — мы возбудим против нас толпу народа". Совет представлялся благоразумным: по некоторым городам князь имел свое особое жилище и двор со строениями; и был такой закон: кто, преследуемый врагом, скроется в это пристанище, тот пользуется правом неприкосновенного убежища, остается там невредим и безопасен. Проникнув под покровом ночи в княжье место и будучи в безопасности, проповедники, по мнению проводников, могли более успеть в своем деле, постепенно входя в сближение с гражданами и сообщая им цель своего прихода. Совет был принят, и ночью миссия перешла в жилище князя. Наутро пришельцев увидели жители; они приходили и уходили, снова являлись, разглядывали странников, спрашивали — откуда они, зачем пришли, и друг другу сообщали о происшедшем. Скоро бешенство овладело толпою: вооруженная топорами, мечами и другим оружием, она, без всякого уважения к месту, ворвалась на княжий двор и прямо угрожала проповедникам смертью, если они немедленно не оставят своего убежища и самого города. На княжьем дворе стояло очень прочное здание, сложенное из огромных бревен и досок и называвшееся ступою или пиралем, сюда путники снесли с корабля и скрыли все ценное: бумаги епископа, свои пожитки, священные вещи, деньги и другие драгоценности; сюда, в страхе перед раздраженным народом, скрылись теперь епископ и прочие клерики; Сефрид же, страдавший сильной лихорадкой, лежал в другом доме; услышав шум и неистовые крики, он собрался с силами, стал на ноги и с порога увидел двор, полный народа, вооруженного копьями и другим оружием. Толпа буйствовала и требовала их выйти. Проповедники медлили, как бы надеясь, что волнение утихнет, но оно росло и, наконец, перешло в яростное нападение; толпа бросилась на ступу и начала рубить и крушить кровлю и стены. Странники пришли в ужас, и только епископ мужественно радовался предстоявшему во Христе мученичеству. Когда Павликий и послы увидели, что оставаться там становилось все более и более опасно, они бросились к народу, требуя молчания. Толпа несколько утихла, и послы сказали, что если они не хотят уважить княжьего места, пусть, по крайней мере, позволят им мирно уйти из города; за что и откуда такое ожесточение против них? "Мы пришли предать смерти, отвечал народ, лживого епископа и других христиан, которые оскорбляют наших богов; но если вы хотите спасти его — вот дорога, идите и уведите его поскорее из города". Улицы Волына были болотисты и грязны, по ним проходили мосты и везде положены были доски от грязи. Павликий взял епископа за руку и повел вперед, скромно убеждая следовать, как можно скорее. Так, не без затруднения, прошли проповедники через толпу от княжьего двора до помоста, но здесь один из варваров, человек сильный, метнул издали огромное копье, стараясь поразить епископа в голову. Оттон отклонился, и копье угодило ему в плечо; когда же варвар повторил свой удар, а другой также издали бросил в него копьем, епископ упал с помоста в грязь на руки проводников своих, Павликия и свящ. Гильтана. Мужественный Павликий не оставил Оттона; не смотря на грозные копья, он сошел с помоста по колено в грязь и поднял поверженного епископа, принимая на себя многие удары. Другие священники и клерики, защищавшие своего патрона, также подверглись многим ударам палками и копьями. С великим трудом пришельцы оправились и, достигнув снова помоста, продолжали свой путь из города, горожане оставили их, усмиренные более разумными. Перейдя через озеро [Дивенское], Оттон и его спутники разобрали за собою мост, чтобы помешать новому нападению, и отдохнули на поле между овинами и житницами. За озером, которое окружало город, проповедники оставались целых семь дней; они все ожидали, что, может быть, горожане одумаются и переменят свои мысли. В продолжение этого времени некоторые из них часто ходили в город, а также и "лучшие люди" Волына приходили к Оттону, извиняясь за происшедшее и перекладывая всю вину на глупых и низких людей из народа. Епископ беседовал с ними о христианской религии, напомнил им имя и могущество князя польского, говорил, сколь худо может быть им, когда он узнает об оскорблении, нанесенном его миссионерам, указывал на обращение в христианство, как на средство отклонить грозу. "Лучшие люди" приняли совет и, возвратясь в город, обстоятельно обсуждали дело; наконец решили: поступить так, как поступят штетинцы; ибо огромный и знаменитый город Штетин считался матерью всех городов поморской земли, и Волыну негоже принять новую религию прежде, чем она будет признана авторитетом Штетина.

В числе граждан Волына был некто Недамир, человек богатый и авторитетный; тайный христианин — он вместе с сыном часто посещал Оттона и оказывал ему всякое внимание и защиту. Когда епископ, узнав о решении волынцев, хотел немедленно отправиться в Штетин, Недамир не только предложил к его услугам три ладьи с припасами, но и сам с сыном взялся быть проводником его. Штетин, как замечено выше, был главным городом всех городов поморской земли, в нем заключалось три высоких холма, был также и особый княжий двор.

Под руководством Недамира и его сына проповедники прибыли в город ночью; Оттон поместился в жилище князя, а Недамир, опасаясь возбудить против себя неудовольствие штетинцев, в тишине отплыл домой. Поутру Павликий и послы отправились к старшинам и объявили им, что от князей прибыл епископ для проповеди Евангелия, советовали и побуждали принять его. Старшины отвечали отказом: они не желали оставлять законы отцов своих и были довольны религией, какую имели. "У христиан, говорили они, есть воры и разбойники, им отсекают ноги, выкалывают глаза; всевозможные преступления и наказания совершает христианин над христианином; пусть минует нас такая религия". На этом ответе стояли и прочие. Проповедники провели там более двух месяцев, но почти ничего не достигли. Озабоченные долгим и бесполезным пребыванием в Штетине, послы пришли к мысли спросить князя польского, велит он оставаться там или идти назад, что думает он об упорстве Волына и Штетина? Граждане не без боязни узнали о намерении пришельцев, но все же просили отправить послов, говоря, что с ними пойдут и их люди; если князь дарует им прочный мир и облегчение дани, если послы утвердят это обоюдным письменным условием, то они охотно согласятся принять христианские законы. Послы с Павликием отправились. Оттон, между тем, все заботился о своем деле: он устроил дважды в неделю, в торговые дни, когда народ сходился сюда со всей волости, церковные ходы с крестом по рынку и при этом проповедовал.

Сельский народ, в своей простоте, привлеченный новизной дела, оставлял свои занятия и охотно слушал епископа, хотя и не решался уверовать; в определенные дни он сходился на рынок более ради этого зрелища, а не для торга.

Счастливое обстоятельство помогло Оттону. Одним из знаменитейших граждан Штетина был Домислав, человек высокого ума, богатый и знатного происхождения, он пользовался таким почетом, что даже сам князь Поморья Вартислав ничего не предпринимал без его совета и согласия. Воля Домислава направляла как общественные, так и частные предприятия, и не только большая часть Штетина была полна его родными и ближними, но и в окрестных местностях родственные связи его были столь обширны, что едва ли кто мог противиться ему. Оттон видел, что если ему удастся обратить к христианству Домислава и его родственников, — весь народ последует их примеру; но человек этот был твердого характера и сверх того — находился в отлучке. Домислав имел двух юных сыновей, которые часто посещали епископа и с любопытством расспрашивали о христианстве; Оттон заметил и воспользовался этим: своим приветливым обхождением, своими рассказами он так привлек юношей, что они объявили желание креститься. Мать их, женщина уважаемая и значительная в городе, узнала об этом тогда, когда они были уже христианами; она поспешила к епископу и вместо горьких упреков, благословляла дело его: она была христианка, в юности ее разбойнически похитили из христианской страны и, как женщину благородного происхождения и красивую, отдали в жены богатому и знатному язычнику Домиславу. Пример подействовал: скоро епископ крестил не только домочадцев Домислава, но и родных и соседей, мужей, женщин и детей. Своим духовным первенцам Оттон подарил богатые одежды, которые велел тогда же вышить золотом, золотые пояса и красивую обувь. Это обстоятельство имело важные последствия; дети показывали подарки своим сверстникам, хвалили Оттона и тем привлекли к христианству много других. Недоверие граждан к епископу начало исчезать; многие из них, видя, как он выкупал пленных, истлевавших в цепях и на палях, принимали его даже за видимое божество. Домислав скоро узнал об обращении жены и детей: оскорбленный, быть может, тем, что все произошло без его ведома и согласия, он даже заболел и угрожал Оттону изгнанием; когда же, возвратившись, увидел, сколь много соседей и сограждан обратились к христианству, сам последовал за ними.