Читаем без скачивания Изобретения профессора Вагнера - Александр Беляев

Делать нечего, вылезаем из экипажа.

— Где же ваша «petites chevaux»?

— Вот они!

Мы обернулись и увидели двух маленьких, понуро стоящих ослов.

— Но какие же это «petites chevaux»? — с отчаянием воскликнули мы. — Ведь это же обыкновенные ослы!

— У нас их так зовут! — невозмутимо ответил проводник. — Да и чем не «chevaux»? Что только длинные уши, так это же ничему не мешает!

— Но ведь они будут медленно везти?

— Конечно, это только «petites chevaux»! Мы же так и называем. А если хотите настоящие «chevaux» — у нас есть и такие, только это будет стоить на каждую лошадь лишних по пяти лир.

Сторговались. Пока запрягали настоящих «chevaux», проводник пригласил нас в комнату. Там нас ожидала хозяйка. Не успели мы войти, как она раскупорила бутылку вина и налила в стаканы.

— Lacrima Christi!

Отказаться было нельзя.

Это гостеприимство обошлось нам еще в четыре лиры.

Перед выходом из дома нам загородил дорогу мальчишка лет восьми, красавец с громадными черными глазами. Он совал нам в руки какие-то два прутика и что-то говорил.

— Это мой, — похвастался проводник, с гордостью указывая на мальчишку.

— Хлысты купить надо, лошадь подгонять, чтобы скорей бежала!

Сын, поощренный отцом, усиленно предлагал нам прутики. Отец недаром гордился им. Это будет достойный преемник! Прутики взяли. Еще одна лира, которую отец с жадностью вырвал из рук ребенка. У крыльца нас ждал кучер, привезший нас, и просил «на макароны». Это начинало нас раздражать.

— Дадим ему пятьдесят чинтезимов! — сказал товарищ и протянул монету. Кучер поблагодарил и стал просить у меня; получил и, хитро улыбаясь, исчез в воротах белого домика.

Ну, кажется, все… Скорее бы на лошадей и в путь. Опять с многозначительной миной подходит проводник, и мы уже чувствуем, что это не к добру.

— Ну что еще?

— Вы сторговали двух лошадей?

— Нуда.

— А как же проводник?

— Что проводник?

— На чем же он поедет?

— На лошади, конечно!

— На третьей?

— Хоть на четвертой!

— Так за нее же надо платить.

Мы выходим из себя и горячо протестуем. Но проводник с того момента, как получил деньги вперед, невозмутим. Он пожимает плечами и спокойно говорит:

— Как хотите. Мне это безразлично. Не хотите платить, проводник может и пешком пойти. Только когда же вы доберетесь?

Аргумент был убедительный, и нам ничего больше не оставалось, как согласиться. К этому финалу, очевидно, уже были готовы. Не успели мы выразить свое согласие, как растворились ворота, откуда с гиком выбежал лохматый мальчик в изодранном костюме, дергая за повод упирающуюся лошадь.

Я, мой товарищ и проводник уселись на лошадей и наконец тронулись в путь. Дорога все круче поднималась в гору.

— Направо! — кто-то крикнул сзади меня по-русски. Я оглянулся и увидал выглядывающую из-за моего коня плутоватую рожицу мальчишки. Видимо, он был доволен произведенным эффектом.

— Караше? — спросил он и, не ожидая ответа, с воодушевлением воскликнул: — У очень караше-о-о!

Я повернул коня направо и пришпорил. Конь рванулся вперед, но тотчас «осел» и пошел шагом. Позади я услышал какое-то мурлыканье и, оглянувшись назад, увидал, что мальчишка крепко уцепился за хвост моей лошади. Когда я погонял лошадь, мальчишка тянул за хвост и лошадь слушалась больше его, чем меня. Я рассердился.

— Брось! — закричал я на мальчика. Но он не бросил. Видя, что я сержусь, он начал кричать на лошадь гортанно и резко.

— Ха. Ха-а! Г-а-а! — И, повинуясь одному только крику, лошадь поскакала галопом, а за нею и мальчишка, крепко ухватившись за хвост, еле касаясь земли и беспрерывно повторяя свое гортанное:

— Ха-а! Ха-а-а!

— Караше?

— Караше, — ответил я и остановил лошадь. Мне совсем не нравилась такая зависимость, и я самым энергичным образом потребовал, чтобы мальчишка оставил хвост моей лошади.

«Представляю, что это за картина», — подумал я. И еще раз крикнул на мальчишку. Он сделал плаксивое лицо и отошел от моей лошади. В это время подъехал мой товарищ. Мальчишка подбежал к его лошади, ухватил ее за хвост и, видимо, решил скорее расстаться с жизнью, чем с хвостом лошади. Пришлось помириться. Да и жалко стало мальчугана. Очевидно, ему было легче подниматься в гору, держась за хвост. Когда нам хотелось проехать быстрее, мы обращались к мальчишке, он кричал «ха-а-а!» — и лошади неслись галопом. Непостижимо, как он поспевал за нами.

У края дороги стоял небольшой домик, около которого наш проводник остановился.

— В чем дело?

— Здесь надо купить факелы.

— Какие еще факелы?

— Факелы, чтобы освещать дорогу, когда будем ехать назад.

И он крикнул свое гортанное:

— Га-а-а!

Вышла старая, некрасивая, с растрепанными волосами женщина, неся четыре смоляных факела, молча подала их проводнику, крикнула что-то мальчишке и удалилась.

— За каждый факел три лиры платить надо! — заявил проводник.

— Да на что нам факелы?

— Как хотите. Могу и не брать. Только как же вы назад вернетесь? Темно будет. Дорога опасная, проехать нельзя.

— Луна будет! — пробовали мы слабо возражать.

— Не долго светить будет! — И, как бы считая вопросы решенными, он проскакал с факелами вперед. Мы последовали за ним.

Виноградники кончились. Дорога сузилась в тропинку, идущую среди горных кустарников. Иногда лошадь задевала колючий терн и бросалась в сторону. Над самой тропинкой простерла свои пушистые шапки итальянская сосна с длинными мягкими иглами. Весь воздух был напоен ароматом свежей зелени. Неожиданно кончились кусты, и мы очутились перед целым морем черной застывшей лавы. Лошади храпели, перебирали ногами и не решались ступить на лаву, точно это была вода. Наконец, нервно, прыжками, лошади взошли на лаву и пошли шагом.

Лава шуршала и обламывалась под ногами лошадей. Солнце заходило. Внизу залив уже покрылся сизой дымкой. Там наступил короткий южный вечер. На горе солнце выхватило из наступающего мрака несколько домиков, и они стояли, точно раскаленные внутренним огнем кратера. Близость вершины сказывалась. Все круче поднималась гора, воздух уже не был такой ароматный. Отдавало серой. Лошади ступали с трудом. Проводник слез с лошади. Мы последовали его примеру. Мальчишка взял за повода наших лошадей, привязал к какому-то торчавшему из-под куста сухому сломанному стволу, и мы пошли пешком.

С тех пор, как мы оставили лошадей и пошли пешком, начались наши мытарства. Дорога все круче поднималась в гору, куски лавы выкатывались из-под ног, мы падали, поднимались и снова падали… Почти совсем стемнело… Кругом ни кустика, ни травинки: одна черная, сухая, шуршащая под ногой лава. А впереди, по-прежнему недосягаемо высоко, курилась верхушка Везувия, четко вырисовываясь своими иззубренными краями на фоне неба.