Читаем без скачивания Песочные часы - Ольга Романовская

Промелькнула мысль: норн с горя завёл новую торху. Но нет, новых рабынь не прибавилось.

Мне нравилось находиться при госпоже и её дочери. Правда, девочка нередко вызывала слёзы норины Мирабель: напоминала о неродившихся братиках и сестричках. Но госпожа брала её на руки, играла в ладошки и радовалась попыткам произнести что-то осмысленное.

Страх всё ещё жил во мне. Я напряжённо прислушивалась к шагам, боялась, что сейчас войдёт норн, понимая, что ничего не может длиться вечно.

Его я увидела почти через месяц, когда, забравшись на стремянку, мыла окна. Раскрыла их нараспашку, наполняя комнаты шумом летнего большого города.

Напевая популярную народную кеварийскую песенку, наводила чистоту, любуюсь отражением мебели в прозрачном стекле. Настроение, впервые за эти дни, было прекрасным. Вечером собиралась на праздник: после случившегося хотелось отвлечься. Госпожа разрешила, а хозяина я не интересовала. Будто умерла.

Разумеется, отпустили не одну, но с девчонками у меня хорошие отношения, смогу погулять. Может, и к Тьёрну загляну: подумав, поняла, что такими подарками судьбы не разбрасываются.

— Осторожнее, не оступись.

Я едва не упала, услышав этот голос. Спокойный, бесстрастный, такой, как в первый год моего рабства. Осторожно сев и кинув тряпку в таз, испуганно оглянулась, мысленно прикинув, сколько футов отделяют от пола. И сколько от земли.

Хозяин присел на диван, закинув ногу на ногу. Глаза пристально наблюдали за мной.

— Что сжалась? Бить не буду, всё уже, приступ прошёл. И так сильно досталось. Убить бы мог. И право имел. У Мирабель все эти дни сидела? Правильно, умная девочка. Гораздо умнее, чем я думал. И коварнее. Ты хорошая актриса, Зеленоглазка.

Судорожно глотнула, на негнущихся ногах спустилась со стремянки и отвесила ему поклон.

Норн усмехнулся:

— Слышал, на праздник собираешься? Мирабель позволила. Так вот: никуда ты не пойдёшь. Ни сегодня, ни через неделю. Без моего разрешения. А его теперь будет сложно заслужить. Доверие приобретается долго, а теряется за минуту.

Он встал и направился ко мне. Что-то в его движениях свидетельствовало об опасности, заставив подумать о путях к отступлению.

Я ближе к двери, я успею…

— Мечтала сбежать? Все эти пять лет грезила о родине? Так я тебя расстрою: нет больше того Кевара Конечно, княжество существует, но ваш князёк давно убит. Правда, армию оттуда уже вывели: всех, кто сопротивлялся, истребили. Так что Кевар отныне — одна из наших дойных коров, регулярно пополняющая казну за право дышать воздухом свободы.

Нет, не может быть! Хоть что-то, да осталось! Моя родина, мой город, родные… Что бы вы ни говорили, Сашер альг Тиадей, я хочу взглянуть хотя бы на пепелище.

Я знаю кеварийцев, они не выдадут. Просто промолчат, не доложат араргским соглядатаям.

Попытаюсь найти отца, тётю, узнать, где похоронена мама (теперь я пришла к выводу, что её убили), что стало с Иахимом ллор Касана и его семьёй, подругами. Если там действительно пепелище, уеду в другие края. Ещё не все подконтрольны Араргу в долине Старвея, где-то я смогу осесть и начать всё сначала. Надеюсь, не одна.

— И как, всё ещё туда хочешь? — в голосе появились шипящие нотки. Вот она, злость, боль и обида. Изобьёт снова или сообщит «прекрасное» известие?

— Кевар — мой дом, но нет никакой надежды…

— Лжёшь! Как всегда, лжёшь, змея!

Он отвесил мне пощёчину, потом, неожиданно притянув к себе, поцеловал и оттолкнул. На этот раз ударил несильно, просто не сдержался.

— Знала, что я грезил о ребёнке, на всё был готов, — и хладнокровно их травила, — хозяин отошёл к столу, так крепко сжав его край, что побелели костяшки.

— Я не травила, хозяин. Зная, что беременна, я никогда бы не убила малыша.

— Да, ты их любишь… Ангелину любишь… Снова, небось, обзавелась этой дрянью?

— Но я ни разу не была в городе, хозяин.

— Значит, только это тебя остановило? Так вот, если увижу, если узнаю, а я узнаю, то…

Не договорив, он снова сел, жестом приказав подойти и встать напротив. Молчал, просто смотрел на меня, а я, наоборот, старалась избегать его взгляда.

Сейчас кошмар вернётся. Чувства всё ещё сильны в нём, он ничего не забыл. И понял, о чём я мечтала все эти годы. А за мысли о побеге торху по голове не погладят.

— В постели тоже лгала?

Я не ожидала такого вопроса, но честно ответила: «Нет».

— Да неужели? — ехидно переспросил хозяин. — А чего ж так? Нужно быть последовательной. Значит, когда обращался, как с женщиной, нравилось. Что ж, теперь будешь вещью. Мне нужен наследник, и я его получу. Разделась и легла.

— Что? — я испуганно взглянула на него.

Норн встал, грубо ухватил за руку и, пресекая сопротивление, толкнул на диван лицом вниз. Я попыталась вырваться, предчувствуя боль, которую принесёт близость, первую боль за пять лет, но меня надёжно придавили, задрали юбки и стащили нижнее бельё.

Значит, как Шоанез, если ещё не хуже…

Так и есть — рывком раздвинул ноги, вставил между колено, чтобы обратно не свела. Наверное, расстегивает штаны.

— Прошу вас, хозяин, пожалуйста, не надо! — сдавленно, с трудом приподняв лицо от обивки, прошептала я. — Умоляю, пощадите!

— Пощадить? Ты сама этого добивалась, всё сделала, чтобы я относился к тебе, как к вещи. Так получай!

Я разрыдалась.

Шоан, какая же я дура! Думала обхитрить судьбу, забыла, кто я есть — рабыня. Не желала зачать среди ласки — так получай боль и насилие.

Но боли не последовало. Всхлипывая, ждала её, но ничего не последовало. Более того, норн убрал руку и колено, давая возможность сесть. Но я не спешила, всё ещё не веря.

Слёзы градом катились по щекам.

Мягкое касание подбородка губами и шёпот:

— Я этого не сделаю. Поверила, что изнасилую? Нет, до этого не делал и теперь не стану. Просто ярость нахлынула, когда вспомнился твой поступок. Надеюсь, понимаешь, насколько больно мне сделала?

Норн обнял и смахнул слёзы со щеки.

— Тихо, не плачь. Дай посмотреть, что с твоими ушибами. Вроде, зажили. Успокойся, я уже не злюсь, простил тебя. Может, напрасно, но всё равно.

Я осторожно взглянула на него: те же янтарные глаза, но без следов гнева.

Руки ласково гладят, осторожно: чувствует, как вздрагиваю от каждого прикосновения.

Снова поцеловал и отпустил, сказав, что с сегодняшнего дня могу приступать к прежним обязанностям.

Вечером с опаской постучалась в дверь спальни хозяина. После дневного разговора и наказания (обидно, но я осталась дома, прильнув к окну, прислушиваясь к отголоскам праздника) хотелось оказаться как можно дальше от этой двери, и малодушно оттягивала неприятный миг.