Читаем без скачивания Экспедиция в один конец - Андрей Молчанов

КРОХИН

Сенчука Крохин встретил в коридоре. Старпом, мрачно и напряженно озираясь по сторонам, направлялся к своей каюте.

— Георгий Романович! — воскликнул Крохин сломанным голосом, в котором сквозила мольба о помощи. — Что же такое происходит, а?!

— Да, Вова, кажется, мы угодили в скверную историю, — процедил сквозь зубы Сенчук, открывая дверь. — Заходи, дружок, и послушай страшную сказку…

С замершим сердцем Крохин шагнул в каюту вслед за старшим товарищем.

Умело и быстро отвинтив одну из облицовочных панелей, Сенчук вытащил хранящийся за ней автомат и набитые патронами рожки, одновременно пояснив компаньону, что судно находится в руках то ли террористов, то ли фанатиков, недавно к борту подошла яхта с их, видимо, сообщниками, и отныне жизнь посторонних лиц, не входящих в состав доверенных лиц, не стоит и ложки похлебки с камбуза.

— И что делать? — произнес Крохин, еле ворочая деревянным языком.

— Тс–с-с! — сощурился Сенчук, прислушиваясь к внезапному шуму многочисленных шагов, заполонивших пространство коридора. Затем уселся на постель, развернувшись сосредоточенным лицом к двери, передернул затвор автомата и положил оружие подле себя, прикрыв его комом пушистого пледа. Не глядя в сторону Крохина, процедил: — Начну пальбу — падай. А разговоры буду вести — поддакивай, и глаза на меня не лупи, какую бы ересь я ни нес…

Дверь отворилась. В каюту вошел араб, сопровождаемый свитой возбужденных матросов.

Узрев эту свиту, чьи лица перекосила брезгливая ненависть и готовность к слепой, как у подтравленных сторожевых псов, агрессии, Крохин почувствовал обморочную тошноту, вмиг парализовавшую все его силы.

— Вы очень вовремя, — бесстрастным тоном заявил Сенчук арабу. — Только что о вас вспоминали.

— В какой же связи? — злым голосом осведомился тот.

— В той связи, что настала пора объясниться, — произнес Сенчук. Горячая пора, как мне…

— Где Забелин и этот… из МЧС? — перебил араб.

— Полагаю, — произнес Сенчук, — скрылись в дебрях трюма. В отличие от преданных вам членов нашего дружного экипажа.

— Они убили трех моих людей и забрали их оружие! — повысил голос Ассафар. — Вы знаете об этом?!

— Я знаю, что эти парни — не промах! — отозвался Сенчук горячо. — И куда приятнее влезть голой рукой в гадючью нору, чем сунуться в тот отсек, где они затаились.

— И что же послужило причиной таких их поступков? — угрюмо осведомился Ассафар.

— Полагаю, — закидывая ногу на ногу, молвил старпом, — им не по душе стала ваша компания после появления возле нашей посудины красавицы яхты… Полагаю также, что, прознав о цели экспедиции, ребята вывели из строя турбину и устроили фейерверк в рубке, дабы не оставить вам выбора… Но вот яхта сломала все их грамотные, кстати, планы… Собственно, отныне это очевидно и для вас, не правда ли?

Глядя на бесстрастное лицо старпома, ничуть, казалось, не смущенного ввалившейся в его каюту неприветливой матросской массой, араб, недоуменно качнув головой, произнес:

— А вы, таким образом, также осведомлены о цели экспедиции?

— Осведомлен. Не понимаю одного: зачем вам понадобилось посылать в преисподнюю весь этот мир? — пожал плечами Сенчук. — В нем так славно еще можно покорпеть… А?

— Если вкратце, — спокойно ответил тот, — то мне противно и скучно жить в этом вашем грязном мире…

— И вы решили, что ядерный взрыв вас развлечет? — Сенчук почесал лысину.

— Да, с одной стороны, мне представляется это забавным мероприятием.

— Которое, надеюсь, вы хотите понаблюдать со стороны?

— Естественно, поскольку у меня существуют и дальнейшие планы, сдержанно поведал араб.

— Вот именно так я и думал! — одобрительно кивнул старпом. — И потому нахожусь здесь, а не среди наших диссидентов–диверсантов. Вместе с ним, кивнул на Крохина. — С разумным, кстати, парнем, которому тоже втолковал, что не следует отделяться от массы — то бишь от вашей сплоченной команды.

— И какие же аргументы вы нашли для такого убеждения? — спросил араб.

— Увы, не знаю вашей концепции, — отозвался старпом. — Но с удовольствием ознакомился бы с ней — кто ведает, вдруг она придется мне по сердцу? Однако расставим все плошки по полкам… Кто вы для нас? Кормилец и командир. А кто мы завтра без вашей опеки? Он, — вновь кивнул на Владимира, перекати–поле… Я? Старый, бедный моряк… И нет у нас в этом мире опор, и смысл наш — пробавление кормом подножным… Но вот судьба, фатум, сподобила нас оказаться в этом мире кому‑то необходимыми… И этот "кто‑то$1 — вы, господин Ассафар. Другое дело, необходимы мы, вероятно, как одноразовая посуда. Можно сказать и жестче, однако не позволяет самолюбие. Но в любом случае сознавать данный факт огорчительно. Однако верю в вашу дальновидность и мудрость. Не будь у вас таких качеств, не выслушивали бы вы меня — готового хоть куда за вами!.. Разъясните нам, что к чему, вмените обязанности, и убеждайтесь ежеминутно никто не исполнит их с такой ответственностью и задором, как мы! А уж что касается моей персоны и этой посудины, так она — как моя кожа, и кто с ней лучше управится — предъявите для опознания…

— Вы ходатайствуете и за него? — Араб насмешливо ткнул пальцем в Крохина.

— Ручаюсь! — приложил Сенчук руку к сердцу. — Да вы и сами его знаете, нашего Вову — жертву общественных перемен, заблудшую душу…

"Что он несет? — уперев ладонь в потный лоб, думал Крохин. — И что происходит вокруг меня? Бредовый, ирреальный сон…"

— Хотите узнать концепцию моего плана? — Ассафар присел на табурет. Пожалуйста. В американской тюрьме находится наш старший брат, Аль–Каттэр. И мы должны вызволить его.

— То есть шантаж? — реагировал Сенчук.

— Да, если хотите. И насчет взрыва я блефовал. Проверяя ваши реакции.

— А что, если по нас звезданут какой‑нибудь бомбой? — предположил старпом. — Мы полетим отсюда дальше, чем будем видеть!

— Они прекрасно осведомлены о нашем локаторе и знают, что мы успеем нажать кнопку в любом случае.

— Хорошо, — сказал старпом. — Но что в итоге? Вашего дружка быстро освободят, а нам придется долго сидеть?

— Опять не угадали, — возразил Ассафар. — Дружок якобы покончит с собой в тюрьме. А нам дадут уйти. Этакий скандал не предназначен для прессы. Слишком громким и невыгодным для политиков будет резонанс… Тут затронута тьма разных сфер, тем и интересов. Выгоднее договориться и замять дело. Тем более противная сторона знает, что мы — всего лишь подразделение огромного сплоченного целого. И действуем от его имени. За нами — миллионы правоверных. Истинных правоверных.

"А ведь лихо придумано, — ошеломленно размышлял Крохин. — И этот араб отважный парень! Причем — взявший на себя ответственность за грандиозный поступок. Просчитанный, как шахматная партия. Что за чушь я порю? Он обыкновенный исламский экстремист. А я — маленький человечек, испытываю перед ним страх и стараюсь выжить, понравиться, стать угодным… Привычная роль! Почему же я не противлюсь? Почему не скажу ему, что, наверное, не стоит презирать все человечество хотя бы из чувства собственного достоинства? И почему не стыдлив мозг и в глубине сознания бьется мыслишка: а не поведать ли арабу о махинациях Сенчука с автоматами и с силовым агрегатом двигателя, которые приписаны на счет других, нашедших в себе силы осознанно противостоять этой своре? Или я хочу выдать Сенчука арабу, чтобы укрепиться среди кучки амбициозных террористов? Но ведь бьется же такая идейка, бьется… Значит, тоже хочу выжить за счет чужой шкуры, значит, веря в существование бога и воздаяния, все‑таки надеюсь минуть посмертной кары? Значит, боюсь боли и страдания, боюсь быть брошенным в бездну и желаю спастись сейчас, чтобы окончательно пропасть потом? Значит, не верю в это "потом", в котором в общем‑то и весь смысл человеческой жизни и будущего души?"

— В таком случае мне терять нечего, — высказался Сенчук. — И я готов войти в вашу банду.

— Хм… Вы хотите сказать, что разделяете мои взгляды?

— Вот моя рука, господин Ассафар! И хочу надеяться, что вскоре она станет вашей. Левой или правой — решайте сами.

— А вы, Владимир?

Крохин, подняв тусклый взгляд на араба, вяло кивнул. И в то же мгновение понял, что именно такая реакция — трусливого, потерявшегося в сумятице мыслей неудачника, никогда не имевшего стержня — наиболее приемлемой и искренней нынешнему распорядителю его судьбы и показалась. Он ощутил это безошибочно и органически и в тот же момент избавился от страха, подленько и облегченно уяснив: пронесло…

— Не скрою, мне нужны верные люди, — сказал Ассафар. — Особенно сейчас, когда на судне появился опасный враг. Но у меня есть основания для сомнений в вашей искренности, господин Сенчук. Вы ловкий человек и умеете убеждать, однако…