Читаем без скачивания Диагноз - Алан Лайтман

Анит кивнул.

— Хорошо. Значит, сегодня ты принадлежишь только мне. Я так соскучилась по тебе, ведь мы не виделись целых две недели.

Анит обнял Калонику и привлек ее к себе. Он провел ладонями по ее грудям, поцеловал в губы, в шею.

— Ты так прекрасна, — сказал он. — Я хочу быть с тобой всегда. Не прогоняй меня. — Он закрыл глаза и еще крепче обнял женщину. — Мне так спокойно здесь. Это мой дом.

— Не надо произносить таких слов, голубь мой. От них мы оба почувствуем себя несчастными.

— Я хочу покоя, а мой покой — это ты. Не заставляй меня уходить. — Он прижался щекой к ее груди, слушая, как бьется ее сердце.

Калоника положила ладонь на пылающую щеку Анита.

— Ты расстроился из-за Продика? — спросила она. — Он снова оскорбил тебя?

В ответ Анит пожал плечами:

— Не больше, чем обычно. Продик взрослый человек. Он волен делать то, что ему заблагорассудится.

Анит поднял с ложа украшенный драгоценными камнями гребень и принялся расчесывать черные волосы Калоники, блестевшие в огне светильников.

— Твой сын должен быть похож на тебя.

— Нет, не на меня. Только не на меня.

— О Анит, мой голубь, мой сладкий соловей. — Она посмотрела на черный квадрат ночного неба над каменной головой Каллисто. — Разве не странная стоит погода? Весь день шел дождь, было пасмурно, а к вечеру дождь прекратился, тучи рассеялись и снова засияло солнце. Кто может понять благословенных бессмертных богов?

При этих словах руки Анита задрожали, и Калоника почувствовала это. Она взяла гребень у своего гостя, поцеловала его пальцы и внимательно вгляделась в его лица.

— Обещай поговорить со мной. Ты все мне расскажешь.

Он кивнул.

— Я напомню тебе об этом обещании, — сказала она. — Но у нас впереди вся ночь. Сначала я хочу любить тебя.

Она снова взяла его за руку и повела в спальню, дверь которой была занавешена ярко-красными занавесками.

Позже, когда женщина уснула, он лежал рядом с ней и смотрел в потолок. В спальне горел один маленький светильник. Его мерцающий свет отбрасывал на потолок пляшущие тени, которые сталкивались между собой, как нападающие друг на друга противники. Иногда, правда, они становились похожими на ветви, стремящиеся забраться на потолок. В комнате пахло весенними лилиями и потом. Обнаженный Анит распростерся на подушках без сна. Ему хотелось разбудить Калонику и поговорить с ней. Он ощущал странную пустоту, но одновременно что-то распирало изнутри все его существо.

Он не мог больше смотреть в потолок. Глаза его начали блуждать по комнате. На комоде у двери смутно виднелись гребни и щетки, на другом стоял сосуд с духами, выполненный в виде птицы. Он закрыл глаза, но продолжал видеть на своих прикрытых веках пляску теней. Анит повернулся на бок. Тело не желало расслабляться. Ноги временами сводило мучительными судорогами, которые волнами накатывались на икры и стопы. Анит сжал и разжал кулаки. Тяжело вздохнув, он перевернулся на другой бок. Открыл глаза, посмотрел на мерцающий огонь и снова закрыл глаза.

Где-то снаружи снова зазвучала кифара, звук которой проникал сквозь стены дома. Кифара в середине ночи. Какой-то страдающий человек касался струн, чтобы отплатить всем спящим за свою бессонницу. Сейчас звуки были не мелодичными, но металлическими и грубыми, нарушавшими гармоничную тишину ночи. Анит ждал пауз между резкими звуками, которые, как ножи, резали пустой мрак. Как выросла ночь, поднявшись во весь свой исполинский рост в громадном и пустом пространстве. Кифара звучала все громче и громче, ее голос превратился в завывание демонов зла, поющих какое-то скрежещущее, как железо, заклинание. Анит никогда в жизни не слышал таких звуков. Он мог бы поклясться, что звук доносится из соседнего помещения. Надо встать, выйти во двор и прекратить эти звуки. Но у него не было сил даже пошевелиться. Анит посмотрел на свое тело и вдруг увидел, что изо всех сил держится рукой за край ложа. Он повернулся и взглянул на Калонику, на тонкую кожу ее шеи, на ее голые руки и ноги.

Кифара смолкла.

Анит внимательно посмотрел на тени, которые продолжали безостановочно метаться по потолку. Вдруг ему показалось, что свод начинает опускаться вниз. Он закрыл глаза, но чувствовал, что потолок продолжает опускаться. Анит открыл глаза. Потолок был уже на расстоянии ладони. Он изо всех сил вжался в ложе. Мир сузился до пространства между двумя горизонтальными плоскостями, которые вот-вот соприкоснутся между собой, — кроватью и потолком. Как может Калоника так беспечно спать? Он поднял руку, ожидая, что сейчас она столкнется с камнем потолка, но ничего подобного не случилось. Рука прошла сквозь воздух. Он останется цел. Разве он не Анит, бывший стратег времен войны со Спартой, защитник демократии? Он повернулся к Калонике, прекрасной и хищной Калонике. Или он ошибся и это Пасиклея? В тусклом свете тела обеих женщин оказались очень похожими. Они обе любили его, разве нет? Анита, выдающегося гражданина Афин. Где его спальня, его постель? Не Пасиклея ли лежит сейчас рядом с ним? Она простит ему все. Или это Калоника? Разве не ее застежка лежит на деревянном комоде, отражая мерцающий свет? Она тоже простит его. Она его отдохновение, его покой.

Он продолжал вертеться на постели, сбил на пол овчину и наконец успокоился, провалившись в полусне в какую-то узкую щель. Он открыл глаза, посмотрел на Калонику и увидел, что она тоже проснулась. Ее глаза воспалились и покраснели. Женщина повернулась к нему и улыбнулась, но улыбка ее была ужасна. С языка капала кровь, а дыхание источало невыносимый смрад. Она закашлялась, исторгая звук, похожий на грохот сталкивающихся между собой камней. Из ее тела текла желтовато-коричневая жидкость, пропитавшая простыни. Чума. Анит покрылся холодным потом и сел.

— Анит, голубь мой, — сказала она. — Куда ты? Ты не можешь оставить меня сейчас. Не важно, что происходит, но ты не можешь оставить меня сейчас.

Калоника затряслась, ее начали бить судороги, свет ночника почему-то стал ярче, и Анит разглядел отвратительные гнойники и язвы на ее грудях, животе, ногах. Дыхание смердело гниющей плотью. Она снова улыбнулась и протянула руку, чтобы коснуться его своими опухшими, покрасневшими пальцами:

— Анит, голубь мой.

Она провела рукой по его лицу, он дико закричал и отпрянул назад.

— Анит, в чем дело? — спросила женщина. — Ты болен?

Она встала и зажгла второй масляный светильник. Гнойники и язвы исчезли.

— Ты болен? — повторила она.

— Нет, я здоров.

— Ты уверен в этом? — спросила она, и в ее певучем голосе проскользнули нотки раздражения. — Ты напугал меня, голубь мой. Прости, но мне надо спать. Мне надо спать.

— Да, я успокоюсь и не стану больше тебя тревожить. Я здоров.

Калоника задула светильник, вернулась на ложе и обняла Анита рукой. Вскоре она снова уснула, а он продолжал лежать без сна, прислушиваясь к ее дыханию.

Когда Мелисса закончила чтение, в комнате наступила тишина. Билл ждал, что она что-нибудь скажет, встанет со стула возле тумбочки, но услышал только булькающие звуки в кране горячей воды. Было поздно, далеко за полночь. Вдалеке чихал автомобильный мотор. Он снова прислушался и различил дыхание Мелиссы.

— Я сделала одну ужасную вещь, — прошептала она. Мелисса поднялась, подошла к бюро, налила себе виски и сделала несколько глотков.

— Мелисса, — позвал он.

— Я виновата во всем. Никогда себе этого не прощу.

— О чем ты говоришь? Иди ко мне.

Она осталась стоять у бюро и продолжала пить свой скотч.

— Пожалуйста, подойди ко мне.

Ее ноги мягко зашлепали по полу. Он понял, что Мелисса ходит босиком, а на ней надет бирюзовый шелковый халат. Он представил жену в этом халате, представил ее изящный нос и маленький рот.

— Я сделала одну ужасную вещь, — сказала она, коснувшись его щеки рукавом халата и пальцами.

— Я не хочу ничего знать, — сказал он.

— Но я должна тебе это сказать.

— Я не хочу ничего знать. Ничего, что бы там ни было. Просто прикоснись ко мне.

Она поставила стакан на стол:

— О Билл…

Она помолчала и снова взялась за стакан.

— Ты любишь меня? — спросил он.

— Да, да. Я воспринимаю все, что случилось, как ночной кошмар. Разве это не ночной кошмар? Я люблю тебя.

Мелисса провела рукой по его лбу, и он услышал, как она устало вздохнула. Рукав шелкового халата скользнул по его векам.

— Алекс перестал худеть, — сказала она. — Он начал пить какие-то молочные добавки. Его первый шахматный матч состоится в среду.

— Хорошо.

— Он будет ездить на матчи. Ему надо выезжать из дому. — Она прильнула к мужу, положив расслабленные руки на его грудь. — Разве это не удивительно, что мы произвели его на свет? — невнятно проговорила она. — Мы сделали его вместе, а это уже кое-что.