Читаем без скачивания Диагноз - Алан Лайтман

Мелисса отошла, и Билл услышал, как она тяжело повалилась на кровать.

— Я позабочусь о тебе, — пробормотала она. — Я позабочусь о тебе. Вот увидишь.

Только теперь он позволил себе провалиться в черную бездну своей болезни. Смутные ощущения тени и света мелькали перед его слепыми глазами, отсветы случайных блужданий импульсов по нервным окончаниям. У тела была, как оказалось, своя память. Пальцы превратились в перепутанные проволоки, ноги вибрировали, как эхо над гигантским каньоном, в животе гулко отдавался каждый удар пульса. По рукам прокатывались какие-то волны. По щеке потекла непрошеная слеза. Какое-то время он раздумывал, в чем хотела признаться ему Мелисса. Он позавидовал остроте ее чувства, пусть это даже было лишь чувство вины. Потом у Билла заболел желудок, переполненный черной желчью. Питер. Каким унылым и невыразительным был вчера голос его друга. Тягость его существования, необходимость гнаться за тенью и заполнять пустоту медленно сломили даже жизнерадостную натуру Питера. Он потерял точку опоры. Настанет день, и он окончательно потерпит крах, потеряет работу, уступив место менее изношенному человеку, и окончит свои дни, небритым сидя на кровати и тупо глядя в телевизор. Или, быть может, он постепенно деградирует, сам не замечая того, что с ним происходит. И Билл не сможет ему помочь, зная все, но будучи не в силах ничего сделать. Желчь, сплошная желчь. Как хотелось Биллу бежать из своего тела, отбросить его, избавиться от вечной трусости и гнили.

Скоро он услышит глубокое дыхание уснувшей Мелиссы. Мысленно он видел, как она лежит на кровати под балдахином в своем шелковом халате, со спутанными волосами, а ее плечи поднимаются и опускаются в такт с дыханием. Как много раз лежал он с ней рядом на этой кровати, как много лет это продолжалось. Если посмотреть на их совместную жизнь в воображаемый телескоп и вглядеться в детали, то обретет ли он право сказать, что хотя бы один раз смог сделать ее счастливой? Наверное, это было в первый год их брака, когда они жили на Анабель-Серкл. Они оба считали ее красивейшей улицей на свете с самым поэтическим названием. Это было целую вечность назад, то время ушло, исчезнув, как опавший кленовый листок.

Он не станет будить Мелиссу, чтобы она перенесла его в кровать. Нет, он проведет остаток ночи в своем инвалидном кресле. Пульс засбоил, опустилась ночь, которая не даст ему уснуть.

Он прислушался к дыханию Мелиссы, к своему дыханию и вдруг понял, что дышит со свистом. Он явственно слышал свистящие хрипы. Значит, его легкие тоже начали отказывать? Утром Мелисса снова будет уговаривать его лечь в больницу. Петров назначит еще кучу анализов из своей бесконечной обоймы. Но он не доставит им такого удовольствия.

На кровати заворочалась Мелисса, и мысли Билла снова вернулись к ней. Интересно, что она будет делать? Он не представлял себе, что она сможет жить одна. Нет, она быстро выйдет замуж, может быть, за человека, которого он знает, или за какого-нибудь бывшего любовника. Внутренним взором он увидел ее в другом доме стоящей у большого окна, волосы ее отросли и стали длинными. Он никогда не видел жену с длинными волосами. Не прозревает ли он будущее? Он напрягся, стараясь рассмотреть лицо новой Мелиссы, увидеть, довольна ли она жизнью, но воображение ограничивало видение силуэтом ее плеч. Может быть, правда, она вернется в Файетвилль и возьмет с собой Вирджинию с детьми. Потом он представил себе Алекса. Он учится в колледже, на стенах его комнаты в общежитии висят приколотые кнопками фотографии. У Алекса темные, влажные, исполненные искренности глаза. Из тонированного стеклянного окна льется свет. Алекс достойно проживет свою жизнь.

Он снова прислушался к своему поверхностному тяжелому дыханию. Мир уменьшился до крошечных размеров, превратившись в маленькое расплывчатое пятно неверного красного цвета. В мозгу остались полосы мыслей, вдохи и выдохи. Дыхание формировало образы букв. Восходящие вдохи звучали как начало гласных или согласных, выдохи падали вниз на границах слов. Хрипы выглядели как с, долгие ровные вдохи — как б, в или т. Мир сузился до дыхания. Его дыхание звучало контрапунктом дыханию Мелиссы, буква к букве, слово к слову. Какое послание можно составить из его дыхания? Никакое. Слышны только затейливые хрипы, натужные вздохи и жалкое пыхтение. Дыханию уже почти удалось покинуть его бренную оболочку, оно превратилось в тонкую линию, узкий столбик воздуха. Мелиссе осталось чувство вины, а ему — неровно отрезанный нечеткий конец. Продолжая прислушиваться к своему натужному дыханию, Билл еще больше преисполнился решимости ни за что не покидать этой комнаты. В памяти всплыла сцена, когда он лежал возле клеточного сепаратора и видел, как его кровь течет по прозрачным трубкам сначала в аппарат, а потом из аппарата, возвращаясь в его синие вены. Он слышал чмокающие звуки насоса и голоса докторов, стоявших вокруг него и обсуждавших снимки его мозга и результаты анализов.

Внезапно его охватил приступ ярости, судорогой скрутивший его грудные мышцы и искрививший его рот.

— Нет! — изо всех сил закричал он. Но крику не суждено было вырваться наружу, он взорвался внутри тела, зазвенел в ушах, как телефон, затрещавший на весь дом в середине ночи. Мелисса застонала во сне. Нет. Его сердце стучит, как паровой молот. Легкие рвутся на куски и кровоточат. Он силится вдохнуть. Невидимая комната начинает распадаться и рушиться. Потолок падает, остановившись в нескольких дюймах от его головы. Нет, эти последние отпущенные ему дни он проживет своей жизнью. Его дух останется с ним. Он не пробка на поверхности моря. Он может действовать, даже если это действие будет видеть только он один. Он может действовать.

Несколько мгновений его тело продолжало извиваться и дергаться. Потом мертвая хватка удушья, стиснувшая грудную клетку, стала постепенно ослабевать. Мышцы обмякли. Воздух медленно вполз в легкие. Удары сердца стали реже, превратившись в отдельные слабые толчки, кровь, останавливаясь, замедлила свой бег. Судороги расплылись во вздох, легкую дрожь и исчезли, пройдя по ногам заключительной мягкой волной. По телу начал распространяться тихий покой. Он должен сохранить достоинство. Он должен сохранить его во что бы то ни стало. Он воспользуется малым пространством отпущенного ему оцепенелого покоя. В этой неправдоподобно замороженной тишине Билл снова прислушался к своему дыханию. Он слышал посторонние звуки, не в силах понять, сколько времени остается до окончания длинной ночи.

Через секунду до него донесся шум дождя. Он слышал тихий стук капель о крышу, порывы ветра и удары дождя по стеклу окон. Где-то вдалеке на ветру скрипели ставни. Может быть, соседи, мучаясь бессонницей, тоже слушают дождь, ворочаясь в своих постелях. Он представил себе капли дождя, маленькие и серые во тьме ночи. Представил, как дождь полосами падает на землю, одевая ветки и листья в серебристые чехлы, отмывая от грязи тротуары и мостовые, фонарные столбы, и металлические радиаторы автомобилей, и широкую ленту шоссе, ведущего в Бостон. Дождь бьет в окна Марблуорт-Билдинга и Пруденшл-Центра, уходя все дальше на восток, к океану, где падающие с неба капли оставляют при ударе о воду на поверхности маленькие ямочки.

БЛАГОДАРНОСТЬ

За помощь в правовых, медицинских и других технических вопросах я приношу свою искреннюю благодарность Нилу Аркуссу, Изабель Де Куртиврон, Роберту Кэйну, Карле Кэйнис, Уильяму Мак-Кларану, Россу Петерсону, Крису Сойеру-Лауканно, Джемсу Суоянену, Шерри Теркл, Элис Уайтчилл Уайзберг и сотрудникам библиотеки медицинского факультета Гарвардского университета. За все ошибки, которые читатель может встретить в этой книге, ответственность лежит исключительно на мне. Спасибо вам, Робби Босняк и Джейнет Соненберг, за указания в самые критические моменты работы над книгой.

Анит и Сократ — исторические личности, также документальным является описание суда над Сократом и его казни. Диалог «Анит» — плод моего художественного вымысла. Наиболее полезные тексты для воссоздания обстановки древних Афин я нашел в «Диалогах» Платона, особенно в «Апологии Сократа» и «Федре», в пьесах Аристофана и в «Истории пелопоннесской битвы» Фукидида, а также в сочинениях Гиппократа о болезнях и медицине. За дополнительные консультации по истории Древней Греции я приношу свою благодарность Зефу Стюарту, Теду Лендону и Робу Лумису.

Благодарен я также Дону Де Лилло, Ричарду Гудвину, Илоне Кармел, Лео Марксу, Агнешке Мейро, Энни Прулкс, Джейнет Силвер, Майклу Ротшильду, Питеру Стойчеву, Дэну Террису и Розалинде Уильямс за замечания, высказанные по ходу работы над рукописью. Спасибо вам, Джим Лихи, за неоднократное чтение на ранних этапах работы и за вашу поддержку.

Выражаю также свою признательность Ла Роуз Тодд Коффи, моей первой учительнице, проницательному критику и другу.