Читаем без скачивания Американец - Генри Джеймс

Урбан де Беллегард злобно нахмурился, и Ньюмен понял, что он взбешен действиями несчастного Валентина. Маркиз был застигнут врасплох, и потому привязанность к младшему брату, и без того не слишком прочная, мгновенно сменилась гневом. Но маркиза не была склонна капитулировать.

— Вы глубоко заблуждаетесь, сэр, — сказала она. — Моему сыну случалось совершать легкомысленные поступки, но бесчестным он не был никогда! Он умер, будучи достойным своей фамилии.

— Вы его попросту не поняли, — заявил уже оправившийся от потрясения маркиз. — То, что вы утверждаете, невозможно.

— Да мне и не нужны были его извинения, — возразил Ньюмен. — Слушать их мне было отнюдь не сладко — безмерно тяжело. Во всей этой безобразной истории его вины нет, он ни разу не оскорбил ни меня, ни кого другого. Ваш брат был само воплощение чести. Но его извинения говорят о том, как он отнесся к вашему поступку.

— Вы хотите доказать нам, что разум моего бедного брата в его последние минуты помутился? Что ж, на это мы можем ответить, что при подобных печальных обстоятельствах такое вполне могло быть. Вот на этом и успокойтесь.

— Голова у него была совершенно ясная, — с ласковым, но зловещим упорством проговорил Ньюмен. — Никогда он не был разумней и проницательней. Страшно было наблюдать, что столь блестящий, столь талантливый молодой человек умирает такой смертью! Вы знаете, я очень любил вашего брата, и у меня имеются несомненные доказательства того, что, умирая, он был в полном разуме.

Маркиза величественно выпрямилась.

— Вы заходите слишком далеко! — воскликнула она. — Мы отказываемся верить вашим россказням, сэр, не желаем их слушать. Урбан, откройте мне дверь! — властно кивнув сыну, она повернулась и быстро пересекла комнату. Маркиз пошел следом и распахнул перед нею дверь. Ньюмен остался посреди гостиной один.

Он поднял палец, привлекая внимание месье де Беллегарда, который, затворив за матерью дверь, остановился в нерешительности. В гробовом молчании Ньюмен медленными шагами направился к нему. Когда он остановился, оба оказались лицом к лицу. И тут Ньюмен с удивлением почувствовал, что гложущая его обида перерождается в желание поиздеваться над маркизом.

— Послушайте, — проговорил он, — вы неважно со мной обращаетесь, признайте хотя бы это.

Месье де Беллегард смерил его взглядом с головы до ног и произнес своим любезным голосом хорошо воспитанного человека:

— Вы мне отвратительны.

— Представьте, вы мне тоже, только я из вежливости помалкиваю, — ответил Ньюмен. — Даже удивительно, с чего это я так стремлюсь стать вашим зятем! Но отказаться от подобной чести никак не могу. Попробую зайти с другого конца. — Он с минуту помолчал. — В вашем доме нечисто. Вы что-то скрываете.

Месье де Беллегард продолжал пристально смотреть на него, но прочесть в его глазах Ньюмен ничего не мог — они всегда глядели как-то странно. Ньюмен опять помолчал и продолжил:

— У вас с вашей матушкой на совести преступление.

При этих словах взгляд месье де Беллегарда явственно изменился, казалось, он заметался, как пламя свечи, на которую подули. Ньюмен ясно увидел, что маркиз потрясен до глубины души, но владел он собой поистине великолепно.

— Продолжайте, — сказал маркиз.

Ньюмен поднял палец и укоризненно покачал им в воздухе перед носом месье де Беллегарда.

— Надо ли продолжать? Вы уже и так дрожите.

— Откуда, смею спросить, вы получили столь интересные сведения? — очень тихо проговорил месье де Беллегард.

— Я буду с вами совершенно честен, — сказал Ньюмен. — Не стану притворяться, будто знаю больше, чем на самом деле. А знаю я пока только вот что: вы совершили дурной поступок, который необходимо скрывать. Если поступок ваш станет известен, от вас все отвернутся; если о нем пройдет слух, ваше имя, которым вы так кичитесь, окажется обесчещенным. Я не знаю, что вы сделали, но узнать могу. И если вы будете вести себя со мной так, как сейчас, — узнаю. Измените свое поведение, отпустите сестру с миром, и больше вы меня не увидите. Вот мои условия.

Маркиз почти преуспел в стараниях сохранить на лице полную невозмутимость. Стирать ледяное выражение со своей внушительной физиономии ему поневоле приходилось постепенно. Но доводы Ньюмена, казалось, воздействовали на месье де Беллегарда все сильнее и сильнее, и в конце концов он отвел глаза. Несколько минут маркиз стоял, что-то прикидывая.

— Это мой брат сказал вам? — проговорил он наконец, подняв взгляд на Ньюмена.

— Да, ваш брат.

Маркиз торжествующе улыбнулся.

— Как я и говорил, он был не в своем уме!

— Положим, что так, если мне не удастся выяснить, что он имел в виду. И далеко не так, если удастся.

Маркиз пожал плечами.

— Что ж, сэр, выясняйте, если угодно.

— Вас это не пугает? — спросил Ньюмен.

— Об этом судите сами.

— Нет уж, судите вы. У вас будет время обдумать все как следует, проверить себя со всех сторон. Даю вам час или два. Больше не могу, мы ведь не знаем, как скоро мадам де Сентре постригут в монахини. Поговорите с матерью, пусть и она себя проверит, не испугалась ли она. Правду сказать, я не думаю, что ее так же легко напугать, как вас, но увидите сами. Я вернусь в деревню и буду ждать в гостинице. Только прошу дать мне знать как можно скорее, ну, скажем, к трем часам. Вам достаточно написать просто «да» или «нет». Однако, если вы напишете «да», я надеюсь, на сей раз вы сдержите свое обещание. — С этими словами Ньюмен открыл дверь и вышел.

Маркиз не двигался, и, затворяя за собой дверь, Ньюмен еще раз посмотрел на него.

— Итак, я в гостинице, в деревне, — повторил он, повернулся и покинул château.

Угрожая бесчестьем семейству, насчитывающему тысячелетнюю историю, Ньюмен понимал, что неизбежно заденет за живое его представителей, и поэтому находился в крайнем возбуждении. Однако, вернувшись в гостиницу, он решил терпеливо ждать в течение двух часов. Он полагал, что, скорее всего, маркиз просто не ответит, ибо ответ на такой вопрос в любом случае означал бы признание Беллегардами своей вины. Посему Ньюмен предвидел, что ответом ему может быть молчание, а это означало бы вызов. Он страстно молил небеса, чтобы выстрел, как он называл свои разоблачения, сразил обоих. Но был сражен сам, когда в три часа ему подали принесенную лакеем записку, адрес на которой был написан красивым английским почерком Урбана де Беллегарда. Записка гласила:

«Не могу отказать себе в удовольствии сообщить Вам, что завтра мы с матушкой возвращаемся в Париж, дабы встретиться с моей сестрой и поддержать ее в решении, которое единственно может служить подобающим ответом на Вашу беспримерную наглость.

Ньюмен спрятал записку в карман и снова принялся ходить из конца в конец по общей зале гостиницы. В последнюю неделю он только и делал, что ходил взад-вперед, и сейчас без устали мерил шагами маленький salle[148] гостиницы «Герб Франции», пока день не начал клониться к вечеру и не настало время спешить на свидание с миссис Хлебс. Ньюмен без труда нашел тропку, ведущую на верх холма к руинам, и быстро оказался на вершине. Он прошел под аркой крепостной стены и огляделся в ранних сумерках, не видно ли где старушки в черном. Двор замка был пуст, но дверь в церковь открыта. Ньюмен вошел в маленький притвор, где, естественно, было еще более темно, чем снаружи. Однако в алтаре мерцало несколько высоких свечей, и он смог различить женскую фигуру у одной из колонн. Приглядевшись внимательнее, он узнал миссис Хлебс, хотя одета она была с непривычной пышностью. На ней была большая черная шелковая шляпа, повязанная черным крепом, а с колен, слабо поблескивая, спадали складки черного атласного платья. Видно, сегодняшнюю встречу она посчитала поводом, чтобы надеть свой лучший наряд. Миссис Хлебс сидела, вперив взгляд в пол, но когда он подошел к ней, подняла глаза и встала.

— Вы разве католичка, миссис Хлебс? — спросил он.

— Нет, сэр, я праведная прихожанка англиканской церкви, евангелистка, — ответила она. — Но я подумала, что здесь мне будет безопасней, чем снаружи. Я никогда не выхожу из дому по вечерам, сэр.

— Безопасней всего нам будет там, где нас никто не услышит, — сказал Ньюмен и вывел миссис Хлебс обратно во двор замка, а там нашел тропинку, огибающую церковь и ведущую, как он считал, к другой части руин. Он не ошибся. Тропинка вилась по гребню холма и обрывалась у развалин стены, в которой светлело грубо выбитое отверстие — когда-то здесь была дверь. Ньюмен пролез в эту дыру и очутился в уголке, как нарочно предназначенном для задушевной беседы, в чем, наверно, убедилась уже не одна серьезно настроенная пара, несколько отличная по возрасту от наших знакомцев. Склон холма здесь круто уходил вниз, а у края обрыва лежало несколько больших камней. Внизу, сквозь сгустившиеся над полями сумерки, поблескивали огоньки в двух или трех окнах château. Миссис Хлебс, тихо шурша юбками, последовала за Ньюменом, а тот жестом предложил ей сесть на один из камней, предварительно убедившись, что он прочно держится на месте. Она с оглядкой повиновалась, а он уселся на камень напротив.