Читаем без скачивания Это Америка - Владимир Голяховский

Элан повел его в ресторан, где они поели швейцарское фондю, а потом он предложил Алеше:

— Ну, теперь пошли на обзорную площадку на 110–м этаже.

Сверху открывался вид на всю бухту и Манхэттен, улицы казались полосками, прочерченными вдоль и поперек.

— Видишь в заливе статую Свободы? Отсюда она кажется маленькой игрушкой, а на самом деле с постаментом высота составляет более семидесяти метров, это же больше двадцати этажей. А слева Ellis Island, остров Эллис. С 1892 года на нем проходили карантин все эмигранты.

— Значит, тогда был карантин для эмигрантов, а с тех пор пускают кого угодно? У меня сложилось впечатление, что эмигрантов здесь больше, чем коренных жителей.

— Ну, это Нью — Йорк, его называют melting pot — плавильный котел, в котором варятся все. Но вообще верно: Америка — страна эмигрантов.

— А вот зачем Америке столько эмигрантов?

— Понимаешь, каждый народ вносит часть своей культуры, это создает динамику в обществе. Приезжает много талантливых людей. Из пятисот крупных американских фирм двести четыре основаны эмигрантами.

По радио зазвучала популярная песня God bless America («Боже, благослови Америку»).

— Слышишь? Эта песня стала неофициальным гимном страны, а написал ее сын еврейского иммигранта из России Ирвинг Берлин. Вот тебе пример взаимодействия культур.

— Ну, искусство — понятно, приехали таланты, — сказал Алеша. — Но вот, например, эти башни Центра торговли, чудо Америки. Они напрямую выражают ее мощь и силу, простоят века и будут символизировать прогрессивную Америку. Имеют ли эмигранты к ним какое-нибудь отношение?

— Прямое. Эти башни спроектировал и построил Минору Ямасаки — сын бедных японских эмигрантов. Он приехал в Нью — Йорк в 1934 году, работал грузчиком, сумел закончить архитектурный факультет и стал ведущим архитектором. В 1966 году его проект занял первое место на конкурсе. Строительство велось восемь лет и обошлось в 400 миллионов. На примере Ямасаки сразу становится понятно, почему Америку называют «страной возможностей».

Провожая Алешу вниз, Элан предложил ему:

— Я иногда бегаю по утрам в Центральном парке. Присоединяйся, я покажу тебе трассу вокруг Резервуара Кротона. Там бегает много народу.

И Алеша включился в традиционный бег жителей города. Вокруг Резервуара набиралось две мили — хорошая зарядка на целый день. Среди энтузиастов — бегунов он заметил немолодую женщину, лицо которой показалось ему знакомым. Ее всегда сопровождали двое мужчин. Многие бегуны здоровались с ней, а Элан сказал:

— Знаешь, кто эта женщина? Это Жаклин Кеннеди, вдова Кеннеди. Она живет совсем рядом, на Пятой авеню[69].

— Жаклин Кеннеди бегает здесь вместе со всеми? — поразился Алеша.

— Ты удивлен? Да все мы, американцы, бегаем по одной дорожке, — весело ответил Элан.

Алеша рассказал об этом Лиле.

— Сама Жаклин? А ты с ней познакомился?

— Нет, ну на это я не решился. Но я киваю ей, а она улыбается мне в ответ. Элан очень верно сформулировал отношения людей тут, он сказал: «Мы тут все бегаем по одной дорожке». И еще сказал про эмигрантов, что каждый народ вносит свою частичку культуры в культуру Америки.

— Ага, и бескультурье тоже, — добавила Лиля.

Примечательная особенность Нью — Йорка — это его интернациональное население. Из восьми миллионов жителей больше половины эмигранты. Белых — около 35 %, эмигрантов из стран Латинской Америки — 27 %, столько же чернокожих, потомков рабов, и приблизительно 10 % эмигрантов из Азии[70].

Эмигранты, как правило, объединялись по этническому признаку, и каждая группа привозила с собой свою национальную кухню. Алеша бродил по городу, пробовал разнообразную еду и записывал свои впечатления. Он называл это «писательским зудом» и посылал описания родителям и Моне Генделю.

По Амстердам — авеню, на которой они жили, проходила граница Испанского Гарлема. Прямо по соседству, на возвышении Morningside Heights (Морнингсайд — Хайтс) красовался кампус Колумбийского университета, одного из самых известных и больших в Америке. Туда Алешу тянуло больше всего, он часами бродил по аккуратным скверам среди громадных зданий институтов, библиотек и лабораторий. На ступенях широкой лестницы главного здания стояла бронзовая статуя Альма — матер. Вокруг всегда сидело много студентов, это было традиционное место встреч. Рядом с кампусом шесть кварталов занимали жилые дома для профессуры.

Однажды Алеша увидел у библиотеки объявление о семинарах по русской литературе на кафедре русского языка и решил их посещать. Он постепенно завел знакомства с преподавателями, потомками прежних поколений эмигрантов, познакомился с секретаршами, угощал их конфетами. В скором времени они сказали ему, что на кафедру требуется преподаватель русской литературы.

— Лилечка, Колумбийский университет ищет преподавателя литературы, — сказал он дома.

— Ты хочешь работать там? Слава богу! Но у тебя нет опыта преподавания.

— Я окончил филологический факультет, русскую литературу я знаю. Справлюсь. Если меня возьмут, у нас будет то, о чем ты всегда говоришь, — постоянный доход.

Алеша составил резюме и заявление и понес их в офис факультета литературы. Встретили его приветливо, как старого знакомого, и пообещали дать скорый ответ. А пока Алеша продолжал свои познавательные прогулки по Нью — Йорку.

Расовые вопросы занимают большое место в общественной жизни Америки. Только в 1956 году закончилась политика сегрегации, и Алешу интересовало, как сейчас живут чернокожие, он хотел увидеть реальную жизнь Гарлема. Русских эмигрантов слово «Гарлем» пугало, еще в России ходили байки о дикости его жителей, об опасности там появляться. Лиля отговаривала Алешу, но он все-таки поехал на 125–ю улицу, главную артерию Гарлема, в Управление энергетики, для оформления счетов за электричество. Закончив дела, Алеша с некоторой опаской вышел побродить по боковым улицам. Никто не обращал на него внимания, он спокойно ходил и смотрел вокруг. К его удивлению, тут совсем не было дикости и разрухи, как в Испанском Гарлеме. Все говорило о довольно благополучной жизни: много красивых 4–6–этажных домов старой архитектуры, школы, скверы и сады, приличные магазины и рестораны… В театре шла знаменитая опера 30–х годов «Порги и Бесс» Гершвина. Алеша своими глазами видел, как изменилась жизнь потомков африканских рабов. Исчезал расизм, и прежняя бедность явно подходила к концу.

В центре Манхэттена Алеша много гулял по району Little Italy (Маленькая Италия), по его узким, запутанным улочкам. Там еще с прошлого века селились итальянские эмигранты и кипела бурная жизнь веселых людей: звучала мелодичная итальянская речь, пестрели витрины итальянских ресторанов, из которых слышались красивые итальянские песни и доносился запах вкуснейшей средиземноморской кухни. Из большой пиццерии заманчиво пахло горячей пиццей. Алеша вошел и засмотрелся: десяток пекарей раскатывали круги теста, ловко подбрасывая их кверху, как паруса, ловили, опять раскатывали, засыпали наструганным сыром «моцарелла», поливали томатной пастой и закладывали в раскаленные печи. Большой ломоть и чашка кофе стоили доллар, деньги принимал пожилой итальянец — хозяин. Алеша взял пиццу и кофе и подсел к нему.