Читаем без скачивания Фантастика 2025-61 - Дмитрий Александрович Емец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Что же я наделал?!» – с отчаянием подумал Афанасий и, обхватив левой рукой Гулю так сильно, как только мог, прижал ее к шее пега, прикрыв ее собой. Теперь Гуля была как колбаса в двойном бутерброде: с одной стороны Афанасий, с другой – Аскольд. Пытаясь прикрыть и Гулину голову, Афанасий прижался к ней правой щекой. Он решил не отпускать Гулю, даже если разобьется сам. В эти краткие секунды он – эгоистичный, избалованный, капризный, вечно все анализирующий, сомневающийся в своих чувствах, видящий себя часто словно со стороны, – любил эту смешную маленькую инкубаторшу до боли, до саморастворения.
Гуля же точно и не боялась, а может, не понимала. Она была теплая, маленькая, живая, а щека ее – почти горячая. Она прижималась к шее пега, к Афанасию, и он чувствовал ее учащенное дыхание. Гиела настигала. Афанасий лопатками ощущал, что прежде, чем Аскольд уйдет в нырок, они должны сблизиться. А вот что будет потом? Выстрел, удар топором? Хотя на такой скорости, прижатый ветром, берсерк и от шеи-то гиелы оторваться не сможет. Даже вскинутый топорик его станет парусом, который вышибет его из седла. Но ведь гонится же за ними берсерк, не сдается, не боится сам размазаться о землю!
Когда мир вокруг поблек и выцвел, а в глазах у Афанасия жила лишь резь от ветра, Гуля, не то вскрикнув, не то пискнув что-то по-птичьи – не было смысла ей уже скрываться: птичка она, птичка!.. – взмахнув рукой, показала Афанасию на что-то. Рука Гули показалась Афанасию сероватой, крупно-пористой, точно кто-то вывел ее – а вместе с ней и саму Гулю – на дешевой бумаге в очень плохом разрешении. Это могло означать только одно: сам Афанасий был уже плотен, а Гуля еще нет, хотя ее обхватывали те же крылья пега.
Афанасий потянул повод пега, давая Гуле дополнительное время для уплотнения. Аскольд послушался и, изменив наклон, пошел к земле не так отвесно. Если раньше он падал под углом примерно в сорок пять градусов, то теперь угол стал градусов в тридцать – предельно возможный для нырка. Если бы угол стал еще меньше, могла бы получиться «размазня» – когда шныр и его пег оказывались достаточно плотными, чтобы пронизать поверхностные слои почвы, но недостаточно плотными, чтобы пройти границу миров. В этом случае они навеки залипали в земле там, где заканчивался песок и начинались граниты.
Афанасий притискивал Гулю к себе свободной рукой, но Гуля не уплотнялась. Она продолжала кричать и бумажной своей рукой показывать на что-то. Афанасий беспомощно задрал голову и над собой увидел сильную грудь пега и его вскинутую, крупными зубами скалящуюся морду с пеной в уголках рта. Раскинув крылья, пег подлетал к ним сбоку, но не уходил в нырок, а как бы плавно подрезал их сверху, преградой вставая между ними и гиелой. В седле же пега находился плотный краснолицый человек с растрепанной полуседой бородой, стоящий в стременах и что-то кричащий.
– Мер-ку-рий! – по складам выдохнул Афанасий, точно желая попросить совета, и дальше Меркурия уже не видел. Аскольд и Белый Танец пронеслись в разные стороны.
Афанасий примерно угадывал уже точку, где Аскольд войдет в землю. Он думал, что это будет лес, но откуда-то вынырнула большая буква «П», окруженная забором. Посреди длинных выступов «П» был пустырь, к которому Аскольд почему-то упорно стремился, не слушая уже даже и поводьев.
Афанасий с ужасом смотрел на этот пустырь, ощущая себя летчиком на падающем самолете. Не на современном самолете, там все мгновенно, а на каком-то допотопном, на заре авиации. Вот пилот несется к земле, вот видит реку, поле, деревья. Все крупнее становятся детали. Он еще на что-то надеется, еще дергает заклинившие рули, но самолет уже вышел из-под контроля, и пилот завидует уже пасущейся на лугу корове, которую видит отчетливо. Она-то плотно стоит на земле. Если бы можно было поменяться с ней местами! Он бы даже согласился стать коровой – но уже слишком поздно…
Пока у Афанасия проносились все эти мысли, на пустыре возникла тощая фигура. Кто-то стоял и размахивал руками, пытаясь обратить на себя внимание. Секунду Афанасий смотрел на эту фигуру в недоумении, а затем осознал, что фигура, кажущаяся маленькой, на самом деле огромна. Да это же Горшеня!
Как-то поняв, что Афанасий его заметил, Горшеня повернулся и огромными скачками понесся по пустырю. На бегу он оглядывался и, маня за собой Афанасия и взмахивая длинной рукой, показывал ему на что-то. Афанасий увидел, что недалеко от забора поблескивает небольшой прудик – просто дождевой водой заполнившийся овраг, который едва ли сможет спасти врезавшуюся в него Гулю.
Сам Афанасий достиг уже такой плотности, что теперь не только Гуля, но и лес, и пустырь, и недостроенный корпус были для него как одна плохо напечатанная фотография. Ни о чем не думая, кроме как о том, чтобы дать Гуле еще один шанс, Афанасий направил Аскольда точно в прудик.
И Аскольд как-то понял, чего от него хотят. Его и самого почему-то привлекал этот пруд, как раньше привлекал пустырь внутри буквы «П». Не столько слушаясь Афанасия, сколько сам принимая решение, Аскольд сделал угол еще более острым, затем, резко вскинув края крыльев, изменил наклон и в воду вошел почти отвесно.
В момент удара Афанасий зажмурился. Он ожидал брызг и того, что вода сорвет его с седла, страшно ударив о дно, однако ничего такого не произошло. Что-то сухо и неохотно лопнуло точно резиновая перчатка, и Афанасий понял, что он ЖИВ! Они сумели пронизать «мыльный пузырь».
«Мы с Аскольдом прорвались! А вот Гуля?» – Задыхаясь от вони Межмирья, Афанасий стал трусливо шарить свободной рукой. Глаз он не открывал – боялся увидеть перед собой пустое седло. Он был почему-то убежден, что Гуля исчезла, и лишь когда ее затылок больно ткнулся ему в подбородок, он понял, что Гуля здесь, но все же, не веря этому окончательно, продолжал жадно ощупывать ее.
– Принц! Где мы? – пискнул мультяшный голос.
И сразу же Гуля испуганно замолчала. Она не знала, что Межмирье меняет голоса, и не хотела звучать как зайчик из детской сказки. Афанасий в ответ тоже пропищал ей что-то ободряющее. Получилось нечто в стиле «зайчик и ежик совещаются, что подарить лошадке». Продолжая пищать, он разобрал поводья и шенкелями стал ускорять Аскольда. Впереди Афанасий уже видел узкий проход, вокруг которого
