Читаем без скачивания Моммзен Т. История Рима. - Теодор Моммзен

Униженный сенат должен был волей или неволей примириться со своим положением. Вождем послушного большинства был Марк Цицерон. Он годился для этой роли, так как обладал адвокатским уменьем находить для всего основания или по крайней мере слова; чисто цезаревская ирония проявилась в том, что тот самый человек, при помощи которого аристократия большей частью проводила свои демонстрации против властителей, был теперь поставлен во главе раболепного большинства. За свои непродолжительные попытки идти против течения он получил прощение после того, конечно, как убедились в полной его покорности. Очутившись как бы в роли заложника, его брат должен был взять место офицера в галльской армии, а его самого Помпей заставил принять второстепенный пост в своей армии, что давало ему возможность в любой момент выслать его. Хотя Клодию и было приказано впредь оставить Цицерона в покое, однако Цезарь так же мало был расположен уничтожить Клодия из-за Цицерона, как губить Цицерона в угоду Клодию; в главной квартире при Самаробриве, соперничая друг с другом, дежурили в передней великий спаситель отечества и не менее великий борец за свободу; недоставало, к сожалению, римского Аристофана, чтобы изобразить их обоих. Над головой Цицерона не только всегда был занесен бич, который уже однажды так больно поразил его, на него были наложены золотые оковы. При его запутанных финансах Цицерону очень на руку были беспроцентные ссуды Цезаря и участие в надзоре за тратой несметных сумм на его постройках; не одна бессмертная сенатская речь замирала на устах Цицерона при мысли об его обязанностях управителя делами Цезаря, который по окончании заседания мог предъявить к уплате свой вексель. Он дал себе слово — не говорить впредь о праве и чести, а стараться приобрести милость правителей и «быть гибким, как тонкий краешек уха». Им пользовались в тех случаях, когда он мог быть полезен, его пускали в ход как адвоката, и ему неоднократно приходилось по приказанию свыше защищать своих самых лютых врагов, и в особенности в сенате ему постоянно приходилось служить орудием династов и вносить предложения, «которым сочувствовали другие, но не он сам». Как признанный вождь послушного большинства он приобрел даже известное политическое значение. Такие же приемы применялись к другим членам правящей коллегии, на которых действовали запугивание, лесть и золото, и, таким образом, удавалось держать сенат в повиновении.

Однако уцелела еще одна фракция противников, оставшихся верными своим принципам, которых нельзя было ни запугать, ни склонить на свою сторону. Властители убедились, что исключительные меры, вроде тех, которые были применены к Катону и Цицерону, больше вредили, чем помогали делу, что лучше иметь неудобную республиканскую оппозицию, чем создавать из своих противников мучеников за республику. Поэтому Катону разрешено было вернуться (конец 698 г. [56 г.]) и снова, часто с опасностью для жизни, в сенате и на форуме создавать оппозицию против правителей, которая, конечно, была очень похвальна, но в то же время, к сожалению, и очень смешна. Катону не помешали опять довести дело до потасовки на форуме по поводу предложений Требония и внести в сенат предложение выдать проконсула Цезаря узипетам и тенктерам за его вероломные действия против этих варваров. Стерпели и то, что Марк Фавоний, игравший при Катоне роль Санчо Пансы, после принятия сенатом решения содержать Цезаревы легионы на государственный счет бросился к дверям курии и сообщил уличной толпе, что отечество в опасности; стерпели и то, что Фавоний в своем обычном шутовском тоне назвал белую повязку, которую больной Помпей носил на ноге, диадемой, перенесенной на другое место; и то, что консуляр Лентул Марцеллин в ответ на рукоплескания посоветовал собранию побольше пользоваться теперь правом выражать свое мнение, так как это еще не запрещено; и то, что народный трибун Гай Атей Капитон по случаю отбытия Красса в Сирию предал его, по всем правилам тогдашнего богословия, во власть злым духам. Все это были праздные демонстрации раздраженного меньшинства, но та небольшая партия, откуда исходило это раздражение, имела некоторое значение отчасти потому, что она оказывала поддержку и давала лозунг втайне назревавшей республиканской оппозиции, отчасти же потому, что и сенатское большинство, питавшее в основном такие же чувства по отношению к властителям, она толкала на такие решения, которые им были враждебны. В самом деле, большинство чувствовало потребность хоть иногда, хоть во второстепенных вопросах дать волю скрытому недовольству и, как это бывает с людьми, вынужденными раболепствовать, срывать свое недовольство сильными врагами на врагах мелких. Где только было возможно, агентам властителей ставили палки в колеса; Габинию отказали в благодарственном празднестве (698) [56 г.], Пизон был отозван из провинции. Сенат облекся в траур, когда народный трибун Гай Катон задерживал начало выборов на 699 г. [55 г.] до тех пор, пока консул Марцеллин, принадлежавший к конституционной партии, не отказался от своего поста. Даже Цицерон, как покорно ни склонялся он перед властителями, выпустил столь же ядовитую, как и бестактную брошюру против тестя Цезаря. Но и оппозиционные бессильные выходки сенатского большинства и бесплодное противодействие меньшинства лишь яснее показывают, что власть, некогда перешедшая от граждан к сенату, теперь перешла от него к новым соправителям и что сенат представляет собой немногим больше, чем монархический государственный совет. «Ни один человек, — жаловались сторонники свергнутого правительства, — не имеет теперь значения, кроме трех правителей; они всемогущи и заботятся о том, чтобы никто в этом не сомневался; весь сенат точно переродился и повинуется властителям, наше поколение не доживет до перемены к лучшему». Собственно говоря, это была уже не республика, а монархия.

Несмотря на то, что правители целиком держали в своих руках управление государством, все же была одна сфера политической жизни, до некоторой степени обособленная от управления в тесном смысле слова, такая, которую обществу легче было отстаивать, а правителям труднее завоевать: выборы на ординарные должности и суд присяжных. Само собой понятно, что, не подчиняясь непосредственно политике, эти последние везде и особенно в Риме руководились тем духом, который господствовал в государстве. Выборы же должностных лиц в силу закона входили в сферу государственного управления; но в это время государство управлялось, главным образом, лицами, занимавшими экстраординарные магистратуры, и даже людьми без всякого ранга, к тому же высшие ординарные магистраты, если они принадлежали к антимонархической партии, не могли оказывать сколько-нибудь значительное влияние на правительственный механизм; ординарные должностные лица постепенно опускались до роли пешек, в чем с полным основанием признавались наиболее оппозиционные из них, называя себя безвластными статистами, и выборы их превратились в простую демонстрацию. После того как оппозиция, таким образом, была уже совершенно отстранена от настоящей арены борьбы, ее все еще можно было продолжать на выборах и судебных процессах. Правители не жалели усилий, чтобы и здесь остаться победителями. Еще в Луке они составили списки кандидатов для выборов на следующие годы и не оставили неиспользованным ни одного средства, чтобы провести намеченных ими людей. Прежде всего для целей избирательной агитации они щедро раздавали свои деньги. Ежегодно большое число солдат из армии Цезаря и Помпея получало отпуск для того, чтобы в Риме принять участие в голосовании. Цезарь старался, находясь вблизи от Рима, в Верхней Италии, руководить избирательной кампанией и охранять ее. Несмотря на это, цель была лишь отчасти достигнута. Хотя на 699 г. [55 г.], согласно решению, принятому в Луке, были избраны в консулы Помпей и Красс и устранен единственный стойкий кандидат оппозиции Луций Домиций, однако и этого удалось добиться лишь путем открытого насилия; Катон был ранен, и, кроме того, имели место чрезвычайно неприятные столкновения. На следующих консульских выборах на 700 г. [54 г.], несмотря на все усилия правителей, был действительно избран Домиций, а Катон добился должности претора, между тем как за год до этого, к неудовольствию всех граждан, он был оттеснен клиентом Цезаря Ватинием. Во время выборов на 701 г. [53 г.] оппозиции удалось уличить наряду с другими кандидатами и ставленников правителей в таких недостойных махинациях на выборах, что правителям, скомпрометированным этим скандалом, пришлось от них отказаться. Эти постоянно повторяющиеся тяжелые поражения династов на избирательной арене можно было приписать отчасти невозможности управлять этим заржавевшим механизмом, трудности предугадать случайности выборов, оппозиционному настроению средних классов, а также часто вмешивавшимся в дело и своеобразно нарушавшим партийные интересы частным соображениям; но главная причина была другая. В то время руководство выборами принадлежало, главным образом, различным клубам, где группировалась аристократия; система подкупов применялась в широком масштабе и была отлично организована. Таким образом, та же аристократия, выразителем которой был сенат, верховодила и на выборах; но если в сенате она, негодуя, уступала, то здесь, закулисно, никому не обязанная отчетом, она действовала и голосовала безусловно против правителей. Строгий закон против избирательных махинаций клубов, который Красс как консул заставил утвердить народное собрание, разумеется, нисколько не ослабил влияния нобилитета в этой сфере, и выборы, имевшие место в следующие годы, показали это.