Читаем без скачивания Моммзен Т. История Рима. - Теодор Моммзен

Такие же трудности встречали правители со стороны судов присяжных. Решающее значение при тогдашнем их составе наряду с влиятельной и здесь сенатской знатью имел преимущественно средний класс. Установление высокого ценза для присяжных законом, предложенным Помпеем в 699 г. [55 г.], является ярким доказательством того, что главным центром оппозиции против правителей были, собственно говоря, средние слои и что высший финансовый круг и здесь, как везде, оказывался гораздо уступчивее среднего класса. Тем не менее республиканская партия еще не утратила здесь почвы и неустанно преследовала политико-уголовными обвинениями если не самих правителей, то их главных помощников. Эта судебная война велась тем оживленнее, что, по заведенному порядку, роль обвинителей принадлежала сенаторской молодежи, а в молодых людях было, конечно, больше республиканской страсти, свежих дарований и смелого задора, чем среди пожилых членов сословия. Конечно, суды не были свободны, и, когда правители придавали делу серьезное значение, суд, так же как сенат, не решался им перечить. Ни один из противников не вызывал против себя со стороны оппозиции такого свирепого преследования, почти вошедшего в пословицу, как Ватиний, самый дерзкий и ничтожный из всех ближайших приверженцев Цезаря; но стоило его господину приказать, и Ватиния оправдывали на всех процессах. В то же время обвинения людей, которые, как Гай Лициний Кальв и Гай Азиний Поллион, умели владеть мечом диалектики и бичом насмешки, не оставались бесплодными даже тогда, когда терпели неудачу. Не обходилось дело и без одиночных успехов. Конечно, большей частью эти победы были одержаны над второстепенными личностями, но таким путем был низвергнут и один из наиболее выдающихся и ненавистных приверженцев династов, бывший консул Габиний. В самом деле, непримиримая ненависть аристократии, которая не могла ему простить ни закона о ведении войны против пиратов, ни пренебрежительного отношения к сенату во время его наместничества в Сирии, объединилась против него с негодованием крупных финансистов, в ущерб которым он в Сирии защищал интересы провинциалов, и даже с неудовольствием Красса, рассерженного придирками Габиния при передаче провинции. Его единственным защитником от всех врагов был Помпей, в интересах которого было отстаивать во что бы то ни стало своего самого способного, самого смелого, самого верного адъютанта; но здесь, как везде, Помпей не умел воспользоваться своей властью и заступиться за своих клиентов так, как это делал Цезарь. В конце 700 г. [54 г.] присяжные признали Габиния виновным в вымогательстве и отправили его в изгнание.

Итак, в общем в сфере народных выборов и судов присяжных на долю правителей выпадала незавидная роль. Руководивших здесь деятелей не так легко было выявить и труднее было запугать или подкупить, чем непосредственных агентов правительства. Правители сталкивались здесь, в особенности на выборах, с напряженной силой замкнутой и сгруппировавшейся в кружки олигархии, с которой нельзя было управиться, даже свергнув ее правление, и которую тем труднее сломить, чем больше она действует исподтишка. Они встречались, далее, в судах присяжных с недоброжелательством средних классов к новому монархическому строю и не могли устранить как это недоброжелательство, так и все порождаемые им затруднения. В обеих этих областях они потерпели ряд неудач; и хотя успехи оппозиции на выборах имели лишь значение демонстраций, потому что правители ведь фактически могли устранить каждого неугодного им магистрата, но уголовные наказания, применяемые оппозицией, лишали их полезных помощников. При сложившихся обстоятельствах правители не могли ни устранить народные выборы и суды присяжных, ни приобрести власть над ними, и оппозиция, как она ни была стеснена в этой области, в значительной степени удержала за собой поле битвы.

Еще труднее была борьба с оппозицией в той области, где она выступала тем энергичнее, чем больше ее оттесняли от непосредственной политической деятельности, а именно, в области литературы. Уже оппозиция в суде была вместе с тем и даже главным образом оппозицией литературной, так как судебные речи постоянно опубликовывались и играли роль политических памфлетов. Еще быстрее и больнее уязвляли стрелы поэзии. Полная энергии аристократическая молодежь и еще более энергичный, может быть, средний класс сельских городов Италии успешно и ревностно вели войну памфлетами и эпиграммами. Плечом к плечу боролись в этой области сын сенатора Гай Лициний Кальв (672—706) [82—48 гг.], которого боялись как оратора, памфлетиста и искусного стихотворца, и муниципалы из Кремоны и Вероны — Марк Фурий Бибакул (652—691) [102—63 гг.] и Квинт Валерий Катулл (667 — около 700) [87 — ок. 54 гг.], изящные и меткие эпиграммы которых с быстротой молнии облетали Италию, безошибочно попадая в цель. В литературе того времени бесспорно господствует оппозиционный тон. Эта литература полна злобного презрения к «великому Цезарю», «единственному полководцу», любящему тестю и зятю, которые вместе взятые губят весь мир для того, чтобы дать своим распутным любимцам случай щеголять на улицах Рима, хвастая награбленным имуществом длинноволосых кельтов, при помощи добычи с далеких островов Запада устраивать роскошные пиры и на правах несметно богатых соперников вытеснять честную молодежь из сердец любимых девушек. В стихотворениях Катулла 65 и в других отрывках литературы того времени сказываются многие черты той гениальной лично-политической ненависти, той республиканской агонии, задыхающейся в бешеном наслаждении или глубоком отчаянии, которая так мощно проявляется у Аристофана и Демосфена. По крайней мере наиболее проницательный из трех правителей понял, что нельзя ни презирать эту оппозицию, ни уничтожить ее простым приказом. Цезарь по возможности старался привлечь на свою сторону самых крупных писателей. Уже Цицерон в значительной степени благодаря своей литературной известности встретил снисходительное отношение со стороны Цезаря; наместник Галлии не отказался и от примирения с Катуллом, происшедшего при посредстве отца Катулла, с которым Цезарь лично познакомился в Вероне; с молодым поэтом, только что осыпавшим могущественного полководца самыми ядовитыми и личными насмешками, он обошелся исключительно ласково. Цезарь проявил гениальность и в том, что перешел в сферу деятельности своих литературных противников; чтобы косвенно опровергнуть всевозможные нападки, он составил и опубликовал подробный отчет о войнах в Галлии, где в удачно придуманном наивном тоне рассказывается публике о необходимости ведения войны и о соответствии ее с требованиями конституции. Но только свобода является поэтической и творческой силой; она одна, даже в жалкой карикатуре, даже в предсмертный час воодушевляет бодрые натуры. Все лучшие элементы литературы были и оставались антимонархическими; если сам Цезарь мог вступить на этот путь, не потерпев неудачи, то это объясняется лишь тем, что он все еще тогда лелеял грандиозную мечту о свободном народном государстве, которую он не мог передать ни своим противникам, ни своим приверженцам. Практическая политика безусловно была в распоряжении правителей, а литература — в руках республиканцев 66 .

Необходимо было серьезно противодействовать этой, хотя и бессильной, но становившейся все более дерзкой и назойливой оппозиции. По-видимому, поводом к этому послужило обвинение Габиния (конец 700 г. [54 г.]). Правители сговорились о том, чтобы установить хотя бы временную диктатуру и с ее помощью провести новые принудительные меры, главным образом, в отношении выборов и судов присяжных. В качестве того из соправителей, которому прежде всего принадлежала власть в Риме и Италии, исполнение этого постановления взял на себя Помпей; поэтому оно и носило отпечаток свойственной ему тяжеловесности решений и действий и его странной неспособности сказать свое слово даже и там, где он хотел и мог приказывать. Уже в конце 700 г. [54 г.] — косвенно и не самим Помпеем — в сенат было внесено требование об установлении диктатуры. Поводом к этому было, очевидно, выдвинуто продолжавшееся в столице хозяйничанье клубов и шаек, которые подкупами и взятками оказывали безусловно чрезвычайно вредное давление на выборы и суды присяжных и сделали в них шумные столкновения постоянным явлением. Нельзя не признать, что этот факт давал возможность правителям оправдать введенные ими исключительные меры. Понятно, однако, что даже раболепное большинство боялось утвердить то, чего не решался требовать сам будущий диктатор. Когда же беспримерная агитация во время выборов консулов на 701 г. [53 г.] вызвала неприятнейшие столкновения, выборы затянулись на год дольше назначенного срока и состоялись в июле 701 г. [53 г.] после семимесячного междуцарствия; Помпей увидел в этом удобный предлог, чтобы указать сенату на диктатуру, как на единственное средство если не развязать, то разрубить узел; однако решительный приказ все-таки не был дан. Может быть, он еще долго не был бы дан, если бы на консульских выборах 702 г. [52 г.] против кандидатов, выдвинутых правителями и лично близко стоявших к Помпею и ему преданных — Квинта Метелла Сципиона и Публия Плавтия Гипсея, — не выступил наиболее отважный сторонник республиканской оппозиции Тит Анний Милон.