Читаем без скачивания Том 1. Стихотворения - Василий Жуковский

Ермолову*

Жизнь чудная его в потомство перейдет:Делами славными она бессмертно дышит.Захочет — о себе, как Тацит, он напишетИ лихо летопись свою переплетет.

<Из альбома, подаренного графине Растопчиной>*

Роза

Утро одно — и роза поблекла; напрасно, о дева,Ищешь ее красоты; иглы одни ты найдешь.

Лавр

Вы, обуянные Вакхом, певцы Афродитиных оргий,Бойтесь коснуться меня: девственны ветви мои.Дафной я был. От объятий любящего богаЛавром дева спаслась. Чтите мою чистоту.

Надгробие юноше

Плавал, как все вы, и я по волнам ненадежныя жизни.Имя мое Аноним. Скоро мой кончился путь.Буря внезапу восстала; хотел я противиться буре,Юный, бессильный пловец; волны умчали меня.

Голос младенца из гроба

Матерь Илифа и матерь Земля одни благосклонныБыли минуту мне. Та помогла мне жизнь получить,Тихо другая покрыла меня; ничего остального —Кто я, откуда, куда — жизнь не поведала мне.

Младость и старость

О веселая младость! о печальная старость!Та — поспешно от нас! эта — стремительно к нам!

Фидий

Фидий — иль сам громовержец в тебе нисходил от Олимпа,Или взлетал на Олимп сам ты его посетить!

Судьба

С светлой главой, на тяжких свинцовых ногах между намиХодит судьба! Человек, прямо и смело иди!Если, ее повстречав, не потупишь очей и спокойнымОком ей взглянешь в лицо — сам просветлеешь лицом;Если ж, испуганный ею, пред нею падешь ты — наступитТяжкой ногой на тебя, будешь затоптан в грязи!

Завистник

Завистник ненавидитЛюбимое богами;Безумец, он в раздореС любящими богами;Из всех цветов прекрасныхОн пьет одну отраву.О! как любить мне сладкоЛюбимое богами!

<А.С. Пушкин>

Он лежал без движенья, как будто по тяжкой работеРуки свои опустив. Голову тихо склоня,Долго стоял я над ним, один, смотря со вниманьемМертвому прямо в глаза; были закрыты глаза,Было лицо его мне так знакомо, и было заметно,Что выражалось на нем, — в жизни такогоМы не видали на этом лице. Не горел вдохновеньяПламень на нем; не сиял острый ум;Нет! Но какою-то мыслью, глубокой, высокою мысльюБыло объято оно: мнилося мне, что емуВ этот миг предстояло как будто какое виденье,Что-то сбывалось над ним, и спросить мне хотелось: что видишь?

«Плачь о себе: твое мы счастье схоронили…»*

Плачь о себе: твое мы счастье схоронили;Ее ж на родину из чужи проводили.Не для земли она назначена была.Прямая жизнь ее теперь лишь началася —Она уйти от нас спешила и рвалася,И здесь в свой краткий век два века прожила.Высокая душа так много вдруг узнала,Так много тайного небес вдруг поняла,Что для нее земля темницей душной стала,И смерть ей выкупом из тяжких уз была.Но в миг святой, как дочь навек смежила вежды,В отца проникнул вдруг день веры и надежды…

«Ведая прошлое, видя грядущее…»*

Ведая прошлое, видя грядущее, скальд вдохновенныйСладкие песни поет в вечнозеленом венце,Он раздает лишь достойным награды рукой неподкупной —Славный великий удел выпал ему на земле.Силе волшебной возвышенных песней покорствуют гробы,В самом прахе могил ими герои живут.

Любовь*

На воле природы,На луге душистом,В цветущей долине,И в пышном чертоге,И в звездном блистаньеБезмолвныя ночи —Дышу лишь тобою.Глубокую сладость,Глубокое пламяВ меня ты вливаешь.В весне животворной,В цветах благовонныхМеня ты объемлешьСпокойствием неба,Святая любовь!

Тоска*

Младость легкая порхаетВ свежем радости венке,И прекрасно перед неюЖизнь цветами убрана.Для меня ж в благоуханьеУпоительной весны —Несказанное волненье,Несказанная тоска.Сердце мукой безымяннойВсе проникнуто насквозь,И меня отсель куда-тоВсе зовет какой-то глас.

Стремление*

Часто, при тихом сиянии месяца, полная тайнойГрусти, сижу я одна и вздыхаю и плачу, и душуВдруг обнимает мою содроганье блаженства; живая,Свежая, чистая жизнь приливает к душе, и глазамиВижу я то, что в гармонии струн лишь дотоле таилось.Вижу незнаемый край, и мне сквозь лазурное небоСветится издали радостно, ярко звезда упованья.

Сельское кладбище[63]*

(второй перевод из Грея)

Колокол поздний кончину отшедшего дня возвещает;С тихим блеяньем бредет через поле усталое стадо;Медленным шагом домой возвращается пахарь, уснувшийМир уступая молчанью и мне. Уж бледнеет окрестность,Мало-помалу теряясь во мраке, и воздух наполненВесь тишиною торжественной: изредка только промчитсяЖук с усыпительно-тяжким жужжаньем да рог отдаленный,Сон наводя на стада, порою невнятно раздастся;Только с вершины той пышно плющем украшенной башниЖалобным криком сова пред тихой луной обвиняетТех, кто, случайно зашедши к ее гробовому жилищу,Мир нарушают ее безмолвного древнего царства.Здесь под навесом нагнувшихся вязов, под свежею теньюИв, где зеленым дерном могильные холмы покрыты,Каждый навек затворяся в свою одинокую келью,Спят непробудно смиренные предки села. Ни веселыйГолос прохладно-душистого утра, ни ласточки раннейС кровли соломенной трель, ни труба петуха, ни отзывныйРог, ничто не подымет их боле с их бедной постели.Яркий огонь очага уж для них не зажжется: не будетИх вечеров услаждать хлопотливость хозяйки; не будутДети тайком к дверям подбегать, чтоб подслушать, нейдут лиС поля отцы, и к ним на колена тянуться, чтоб первыйПрежде других схватить поцелуй. Как часто серпам ихНива богатство свое отдавала; как часто их острыйПлуг побеждал упорную глыбу; как весело в полеК трудной работе они выходили; как звучно топор ихВ лесе густом раздавался, рубя вековые деревья!Пусть издевается гордость над их полезною жизнью,Низкий удел и семейственный мир поселян презирая;Пусть величие с хладной насмешкой читает простуюЛетопись бедного; знатность породы, могущества пышность,Все, чем блестит красота, чем богатство пленяет, все будетЖертвой последнего часа: ко гробу ведет нас и слава.Кто обвинит их за то, что над прахом смиренным их памятьПышных гробниц не воздвигла; что в храмах, по сводам высоким,В блеске торжественном свеч, в благовонном дыму фимиама,Им похвала не гремит, повторенная звучным органом?Надпись на урне иль дышащий в мраморе лик не воротятВ прежнюю область ее отлетевшую жизнь, и хвалебныйГолос не тронет безмолвного праха, и в хладно-немоеУхо смерти не вкра́дется сладкий ласкательства лепет.Может быть, здесь, в могиле, ничем не заметной, истлелоСердце, огнем небесным некогда полное; сталаПрахом рука, рожденная скипетр носить иль восторгаПламень в живые струны вливать. Но наука пред нимиСвитков своих, богатых добычей веков, не раскрыла,Холод нужды умертвил благородный их пламень, и силаГением полной души их бесплодно погибла навеки.О! как много чистых, прекрасных жемчужин сокрытоВ темных, неведомых нам глубинах океана! Как частоЦвет родится на то, чтоб цвести незаметно и сладкийЗапах терять в беспредельной пустыне! Быть может,Здесь погребен какой-нибудь Гампден незнаемый, грозныйМелким тиранам села, иль Мильтон немой и неславный,Или Кромвель, неповинный в крови сограждан. ВсемогущимСловом сенат покорять, бороться с судьбою, обильеЩедрою сыпать рукой на цветущую область и в громкихПлесках отечества жизнь свою слышать — то рок запретил им;Но, ограничив в добре их, равно и во зле ограничил:Не дал им воли стремиться к престолу стезею убийства,Иль затворять милосердия двери пред страждущим братом,Или, коварствуя, правду таить, иль стыда на ланитахЧистую краску терять, иль срамить вдохновенье святое,Гласом поэзии славя могучий разврат и фортуну.Чуждые смут и волнений безумной толпы, из-за теснойГрани желаньям своим выходить запрещая, вдоль свежей,Сладко-бесшумной долины жизни они тихомолкомШли по тропинке своей, и здесь их приют безмятежен.Кажется, слышишь, как дышит кругом их спокойствие неба,Все тревоги земные смиряя, и, мнится, какой-тоСердце объемлющий голос, из тихих могил подымаясь,Здесь разливает предчувствие вечного мира. Чтоб прахаМертвых никто не обидел, надгробные камни с простоюНадписью, с грубой резьбою прохожего молят почтить ихВздохом минутным; на камнях рука неграмотной музыИх имена и лета написала, кругом начертавши,Вместо надгробий, слова из святого писанья, чтоб скромныйСельский мудрец по ним умирать научался. И кто же,Кто в добычу немому забвению эту земную,Милую, смутную жизнь предавал и с цветущим пределомРадостно-светлого дня расставался, назад не бросаяДолгого, томного, грустного взгляда? Душа, удаляясь,Хочет на нежной груди отдохнуть, и очи, темнея,Ищут прощальной слезы; из могилы нам слышен знакомыйГолос, и в нашем прахе живет бывалое пламя.Ты же, заботливый друг погребенных без славы, простуюПовесть об них рассказавший, быть может кто-нибудь, сердцемБлизкий тебе, одинокой мечтою сюда приведенный,Знать пожелает о том, что случилось с тобой, и, быть может,Вот что расскажет ему о тебе старожил поседелый:«Часто видали его мы, как он на рассвете поспешнымШагом, росу отряхая с травы, всходил на пригорокВстретить солнце; там, на мшистом, изгибистом корнеСтарого вяза, к земле приклонившего ветви, лежал онВ полдень и слушал, как ближний ручей журчит, извиваясь;Вечером часто, окончив дневную работу, случалосьНам видать, как у входа в долину стоял он, за солнцемСледуя взором и слушая зяблицы позднюю песню;Также не раз мы видали, как шел он вдоль леса с какой-тоГрустной улыбкой и что-то шептал про себя, наклонившиГолову, бледный лицом, как будто оставленный целымСветом и мучимый тяжкою думой или безнадежнымГорем любви. Но однажды поутру его я не встретил,Как бывало, на хо́лме, и в полдень его не нашел яПодле ручья, ни после, в долине; прошло и другоеУтро и третье; но он не встречался нигде, ни на хо́лмеРано, ни в полдень подле ручья, ни в долинеВечером. Вот мы однажды поутру печальное пеньеСлышим: его на кладби́ще несли. Подойди; здесь на камне,Если умеешь, прочтешь, что о нем тогда написали:Юноша здесь погребен, неведомый счастью и славе;Но при рожденье он был небесною музой присвоен,И меланхолия знаки свои на него положила.Был он душой откровенен и добр, его наградилоНебо: несчастным давал, что имел он, — слезу; и в наградуОн получил от неба самое лучшее — друга.Путник, не трогай покоя могилы: здесь все, что в нем былоНекогда доброго, все его слабости робкой надеждойПреданы в лоно благого отца, правосудного бога».

Бородинская годовщина*