Читаем без скачивания «Совок» - Вадим Агарев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Дежурный доложил, что трое Кулиевых так всю ночь и простояли в камере. И, что в суд они так раком и ехали. Чего вы там с ними опять учудили?
- Все в пределах дозволенного, товарищ майор! – посчитал нужным влезть в разговор лейтенант Нагаев, – Это у них такая национальная особенность. Если чувствуют вину, то только раком в суд едут! – съехидничал осмелевший от непривычной безнаказанности со стороны прокуратуры Вова. И тут же осекся под свинцовым взглядом Слоника.
- То, что вы им жопы до черноты набили, это мне известно! – майор по-прежнему хотел общаться со мной, а, почему-то не с обслуживающим комплекс Нагаевым. – Мне другое интересно, почему это вас самих еще за задницы не взяли? И почему Ягутян даже не мычит в вашу сторону, а? Скажи мне, Корнеев, почему так? Что такого на территории района происходит, чего мне неизвестно? – начальство уже не скрывало своего дымящегося любопытства.
- Анатолий Иванович, мы с лейтенантом Нагаевым имеем основания полагать, что братья Кулиевы осознали всю степень своей вины в административном правонарушении. И потому они не посчитали нужным оспаривать составленные на них протоколы, – честно глядя в пытливые глаза Слоника, ответил я за нас с Вовой. – Они пять суток получили и даже не отрицали в суде своей вины. И ары вместе сними тоже свою вину признали. Там только один азер не сутки, а штраф получил, но мы его за злостное неповиновение и не оформляли. Только по мелкому.
Майор Тарасов смотрел на меня тяжелым неверящим взглядом. И чего больше было в этом его взгляде, злости или любопытства, я определить так и не смог.
- Ладно, все свободны! – махнул он начальственной дланью и личный состав службы участковых инспекторов бодро потянулся из его кабинета на волю.
Непоротого и административно свободного Гусейна мы перехватили метрах в трехстах от комплекса. По нашему звонку, пятнадцать минут назад комендант общежития выпроводила непрописанного в общаге джигита на улицу. Надо сказать, что спорить с осмелевшей начальницей общежития азер, во вновь сложившихся реалиях не посмел. Покинув здание, он поплелся в сторону остановки. Там-то мы его и спеленали, засунув вперед головой в еникеевскую «буханку». В салоне УАЗика уже находился закованный в наручники Чирок. Блондин вполне правдоподобно изображал из себя расстроенного каторжанина и уныло вздыхал, глядя в окно на мелькающие пейзажи городских окраин.
Съехав с асфальта, мы по грунтовке прокатились вглубь редколесья. Через чахлые деревья виднелось кладбище «Рубежное». Толик остановился на небольшой полянке у ямы, которую они с Михаилом вчера выкопали по указанию Нагаева. Гусейн заметно нервничал, озираясь по сторонам. Вова его пристегнул к основанию бокового сиденья так, что осматриваться он мог очень ограниченно. Стоя на коленях, административно свободный, но по факту стреноженный наручниками Гусейн, выглядывал из окна УАЗа, как трусливый солдат из окопа, видя деревья на уровне трехметровой высоты.
- Выводи! – скомандовал я Анатолию показав полученным в оружейке пистолетом на Блондина.
Юрий Николаевич Черняев, посвященный в режиссерский замысел, нас не подвел. Он изо всех сил изображал тревожную обеспокоенность, переходящую в панику. Причитать и каяться он начал сразу же после того, как Нагаев суровым голосом зачитал ему приговор секретного заседания Особого Суда. Из которого следовало, что Петров Владимир Иванович, будучи злостным нарушителем общественного порядка и торговцем наркотическими веществами, был приговорен к смертной казни через расстрел. Чирок упивался своей ролью и блажил так, что я уже начал беспокоиться, что кто-нибудь, да услышит его страдания со стороны дороги или кладбища. Чтобы не рисковать приватностью процесса, я скомкал процедуру.
- Именем Российской Социалистической Федеративной Республики огонь! – с этими словами нажал я на рычаг стартового пистолета. Гусейн в УАЗе подавленно молчал.
Слава богу, у Черняева хватило ума заткнуться сразу после выстрела. Толик помог ему аккуратно спуститься в яму, предварительно измазав лицо «расстрелянного» разведенной гуашью. Заготовленная Черняевым при помощи его Алевтины коровья кровь, слишком быстро свернулась.
- Следующий! – бодро скомандовал я, но уже через минуту понял, насколько все мы просчитались с непреодолимостью желания Гусейна пожить как можно подольше. Он визжал, бился аки лев и ни в какую не желал отстегиваться от толиковой «буханки». Впервые в жизни я видел человека, с такой страстью возлюбившего свои кандалы. Еникееву наконец надоели брызги соплей и слез. Он единственной затрещиной обездвижил жизнелюбивого джигита, после чего мы вытащили того наружу. Руки, сомлевшему Гусейну мы все же обрядили в браслеты, застегнув их сзади. Побрызгав на наркоторговца из канистры, Толик привел его в чувство.
- Встань! – велел Нагаев окончательно растратившему весь свой кауказский апломб джигиту.
Мокрый моджахед-наркоторговец сначала с трудом встал на четвереньки и только потом поднялся на две конечности, с трудом преодолевая позывы опять рухнуть на землю.
- Мамедов Гусейн Мурадович, двенадцатого января тысяча девятьсот пятьдесят пятого года рождения, уроженец села Кейчили Шамкирского района Азерской ССР, за систематическое нарушение общественного порядка, за сбыт наркотических средств секретным решением Особого Суда приговаривается к смертной казни через расстрел! Приговор окончательный и обжалованию не подлежит!
Гусейн опять повалился на землю и завыл. Бежать, как я опасался, он даже не подумал. Хулиган и наркоторговец ползал по земле и клялся, что больше никогда, ни за что и ни при каких обстоятельствах! Божился, что прямо сегодня пешим порядком покинет город, а потом и Россию. Поскольку мы были на службе, то, разумеется, мольбам Мамедова мы не вняли и процедура исполнения приговора неумолимо продолжилась. Толик одним рывком поднял Гусейна на ноги, а Вова сунул ему в руку шариковую самописку. Подойдя к лишенцу, я потребовал расписаться в каком-то бланке из своей папки. Невидящими глазами наркоторговец поводил по бумаге и покорно поставил свою закорючку.
Все, что именем Российской Социалистической и так далее, Гусейн, как мне кажется, не слышал. Он тихонько выл на одной ноте и, если бы Еникеев его не держал на своей мощной вытянутой руке, приговоренный упал бы сразу.
Вместе с выстрелом стартовика,
