Читаем без скачивания Шлиссельбургские псалмы. Семь веков русской крепости - Николай Коняев

Это была Конституция, но такая Конституция, предназначенная для всего народа, вчерашним рабовладельцам была не нужна…

Говорят, что накануне цареубийства по окну царского кабинета в Зимнем дворце полилась кровь… Когда стали разбираться, выяснилось, что коршун убил голубя.

Еще говорили, что в ночь на 1 марта над столицей в небе на короткое время появилась необыкновенно яркая комета в виде двухвостой змеи.

Если это так, то, по-видимому, комета появилась, когда дочка и внучка помещиков-крепостников Вера Николаевна Фигнер[79] с лейтенантом флота дворянином Николаем Евгеньевичем Сухановым обрезывала купленные жестянки из-под керосина, служившие оболочками снарядов, и наполняла их «гремучим студнем», как называли тогда нитроглицерин…

Утром 1 марта 1881 года, когда император стоял в дворцовой церкви у обедни — была Неделя Торжества Православия — Николай Иванович Кибальчич передал жестяные коробки с «гремучим студнем» четырем бомбометателям — Игнатию Иоахимовичу Гриневицкому, Тимофею Михайловичу Михайлову, Николаю Ивановичу Рысакову и Емельянову…

После обеда был назначен смотр войск в Манеже, но графу М. Т. Лорис-Меликову и княгине Юрьевской[80] удалось отговорить императора от этой поездки. Полиция располагала сведениями о предстоящем покушении на его жизнь.

Княгиня Юрьевская

Однако тут во дворце появилась Александра Иосифовна — жена Великого князя Константина Николаевича. Она рассказала, что на запланированном смотре ее младший сын Дмитрий должен быть представлен дяде-императору в качестве ординарца. Воспользовавшись просьбой великой княгини, император распорядился готовить развод войск. В 12 часов 45 минут экипаж был подан к подъезду. В час дня государь въехал в Манеж. Многие запомнили, что он был несколько бледен. Произведя смотр и приняв рапорт ординарцев, император поехал в Михайловский дворец (здание Русского музея) к кузине, великой княгине Екатерине. За чаем говорили о предстоящем утверждении Советом министров проекта реформ.

В четверть третьего государь снова был в карете. Ему предстоял последний путь.

Можно было проехать по Малой Садовой улице, а потом свернуть на Невский проспект и выехать к Зимнему дворцу. Можно было, проехав Инженерную улицу, повернуть на Екатерининский канал…

На углу Невского проспекта и Малой Садовой императора ожидала мина, составленная из черного динамита и бутыли с запалом из капсюля с гремучей ртутью и шашки пироксилина, пропитанных нитроглицерином…

Запал был соединен с проводами, которые в нужный момент должны были быть соединены с гальванической батареей. На первом этаже было арендовано помещение, откуда вели подкоп под проезжую часть.

— Тою же дорогою — домой! — сказал государь лейб-кучеру Ф. Сергееву, садясь в коляску.

Коляска, укрепленная изнутри стальными листами для защиты от пуль, окруженная шестью конными казаками лейб-гвардии Терского казачьего эскадрона, покатила по Инженерной улице.

Государь не поехал на мину, заложенную на Малой Садовой, но и на выбранном пути его поджидали бомбометатели.

Следом за царем ехал в санях полицмейстер полковник А. И. Дворжицкий, за ним — начальник стражи…

На углу Инженерной улицы император поздоровался с караулом от 8-го флотского экипажа, возвращавшегося с развода. Это видела стоящая на другой стороне канала Софья Львовна Перовская, дочка бывшего губернатора Санкт-Петербурга, потомка графа Алексея Кирилловича Разумовского. Она взмахнула белым платочком, подавая сигнал бомбистам, вставшим вдоль набережной со смертоносными снарядами.

От угла Инженерной до Театрального моста всего пятьсот метров набережной — узкого, затрудняющего маневры кареты проезда…

Случайный прохожий, военфельдшер В. Горохов, показал на следствии, что неизвестный мужчина, маленького роста, в осеннем драповом пальто и шапке из меха выдры (это был восемнадцатилетний Николай Иванович Рысаков), который, не оборачиваясь по сторонам, медленно шел по набережной, едва только карета царя поравнялась с ним, швырнул вдогонку ей свой сверток.

Раздался взрыв, карету приподняло над землей, и все заволокло густым облаком белого дыма.

Потом, когда осматривали место этого взрыва, оказалось, что на набережной образовалась воронка около метра в диаметре и двадцати сантиметров глубиной. В яме нашли золотой браслет с женским медальоном.

В момент взрыва погиб мальчик-разносчик Николай Захаров. Осколком мины ему пробило висок. Сильно пострадал и казак конвоя А. Малеичев, он получил шесть ран и скончался, как только его доставили в госпиталь.

Сам Рысаков попытался убежать, но рабочий, скалывавший лед на набережной, бросил ему свой лом под ноги, Рысаков споткнулся, и тут его настигли городовой В. Несговоров и военфельдшер В. Горохов.

— Скажите отцу, что меня схватили! — крикнул Рысаков, подавая сигнал подельникам.

То, что происходило далее, трудно поддается объяснению.

Государь, хотя в карете и были выбиты все стекла, а нижние части филенок кузова отделились, обнажив пружины сидений, почти не пострадал.

Перекрестившись, он подошел к восемнадцатилетнему Рысакову и внимательно оглядел его.

— Хорош! — сказал он. — Что тебе нужно от меня, безбожник?

Рысаков молчал.

— Ваше Величество, вы не ранены? — обеспокоено спросил начальник конвоя П. Т. Кулебякин.

— Слава Богу, нет… — ответил император.

— Слава Богу?! — зло улыбаясь, сказал Рысаков. — Смотрите, не ошиблись ли[81]…

Царь, не слушая его, наклонился над лежавшим в огромной луже крови умиравшим Николаем Захаровым. Перекрестив мальчика, он медленно пошел вдоль ограды набережной в сторону Театрального мостика…

За ним двинулся обер-полицмейстер А. И. Дворжицкий.

В этот момент Игнатий Иоахимович Гриневицкий, что стоял, прислонясь к решетке, ограждавшей канал, бросил под ноги императора вторую бомбу. Вновь прогремел взрыв, на высоте человеческого роста образовался клубящийся шар дыма, вверх взметнулся столб из снега.

Когда дым рассеялся, по свидетельству очевидцев, «место происшествия напоминало собой поле боя: более двадцати человек, истекая кровью, лежали на мостовой. Некоторые пытались ползти, другие выкарабкивались из-под лежавших на них тел. На снегу краснели пятна крови, валялись куски человеческих тел. Слышались крики и стоны»…

Государь, полулежал, опираясь руками о землю, спиной — о решетку набережной. Ноги его были обнажены. Левая стопа была практически полностью отделена. Из многочисленных ран, заливая снег, струилась кровь. Напротив монарха лежал его убийца[82].

«Вдруг, среди дыма и снежного тумана, — вспоминал Дворжицкий, — я услышал слабый голос Его величества: «Помоги!». Его величество полусидел-полулежал, облокотившись на правую руку. Предполагая, что государь только тяжко ранен, я приподнял его с земли и тут с ужасом увидел, что обе ноги Его величества совершенно раздроблены и кровь из них сильно струилась».

В этот момент к государю пробился брат Михаил и опустился возле него на колени.

Александра II положили в сани А. И. Дворжицкого…

Считается, что укладывать раненого императора в сани помогал Емельянов. Он зажимал под мышкой портфель, в котором находилась третья бомба.

— Жив ли наследник? — спросил император, когда пришел в сознание.

Получив утвердительный ответ, он хотел перекреститься, но не смог донести руку до лба.

— Холодно, холодно… — тихо проговорил он.

— Саша, узнаешь ли меня? — наклонившись над братом, спросил великий князь Михаил.

— Да… пожалуйста, скорее домой… отвезите во дворец… я хочу… там умереть… Прикройте меня платком.

Сани, окруженные конными казаками, помчались в Зимний дворец.

Пока везли государя по Миллионной улице, в санях скопилось столько крови, что ее пришлось потом выливать из саней.

Когда к раненому подоспел дежурный врач Зимнего дворца Ф. Ф. Маркус, император был совсем плох. На бледном лице, обрызганном кровью, выделялось несколько повреждений, зрачки слабо реагировали на свет, челюсти были судорожно сжаты.

Страшно были обезображены ноги…

Вскоре прибыли лейб-медики С. П. Боткин, взявший на себя руководство реанимацией, и Ф. С. Цыцурин, а также хирург, профессор Е. И. Богдановский. Однако все было тщетно. Княгиня Е. М. Юрьевская растирала виски императора эфиром, давала вдыхать кислород и нашатырный спирт…

Была предпринята попытка ампутации левой голени.

С. П. Боткин констатировал отсутствие пульса и сказал наследнику, что надежды нет и смерть наступит через несколько минут.