Читаем без скачивания Дендрофобия - Наталья Горская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да и про самих мужчин.
– Вот именно. Мужики жалуются на противоположный пол и даже не догадываются, что женщины тем временем сами недоумевают, когда же вместо этих мудил появятся нормальные мужчины. Эти претензии и сто лет тому назад актуальны были, и тысячу, и миллион. Но человек столько не живёт. У него всего одна жизнь, и она очень короткая. Каждое мгновение жизни бесценно, надо дорожить каждым днём, каждым часом, а у нас люди живут так, словно ждут, когда «эта чёртова жизнь» закончится, не знают, на что её промотать. И дальше что? Они думают, что им новую жизнь кто-то выдаст, которая будет лучше? Если бы русские люди не страдали самомнением и спесью, не имели бы такой тяги к самолюбованию, их нельзя было бы развести на такую лажу. Они бы просто потребовали нормальной жизни для себя, но им внушили, что жить плохо – это хорошо. А чтобы люди не тяготели к изменению жизни, их убедили, что трепотня «о высоком», о радении за трудовой народ Сенегала, которого в природе не существует – это признак большого ума и высокой духовности. Вот они до сих пор и лаются друг с другом в своих коммуналках и бараках на эту тему, не замечая, что собственная жизнь фактически проиграна. Среднестатистический обыватель тратит себя на рассусоливания, что жизнь не та, вместо того, чтобы просто жить. Надо не лаять на караван с обочины, а думать, как попасть туда в погонщики. Нормальный мужик не обсуждает политику и коррупцию – он в них участвует. Нормальный мужик не бредит, что ему не та баба досталась, – он с ней живёт и приятными вещами занимается. Это намного интересней – самому участвовать в жизни, быть игроком в игре, а не болельщиком, который только трясёт пузом с трибуны и орёт о чужой неправильной подаче. Иди сам сделай, как тебе кажется нужным и правильным. Все костерят Ельцина да Горбачёва, так шли бы на их место. Они такие же простые мужики, как и все: один прорабом начинал, другой комбайнёром работал. Они сами себя пропихивали, проталкивали, где надо, у них не было влиятельных родственников и связей с сильными мира сего, поэтому они были вынуждены сами ими стать. Мы живём в эпоху, когда власть перестала считаться божественной: в неё может влезть практически любой. Так надо этим пользоваться, а не ныть, что вот опять кого-то не того выбрали. Но они даже не могут получить рабочий разряд, соразмерный своему возрасту. Я четвёртый разряд получил через пять лет, как работать пришёл, они третий не могли получить к пенсии. Лишь бы ни за что не отвечать и не отвлекаться от игры в духовность. Когда эти «высоко одухотворённые» задохлики попали ко мне в бригаду, для них наступили чёрные времена. В конце концов, накатали на меня высочайшую петицию на пяти листах аж в Партком, чтобы их перевели в другую бригаду «с более одухотворённым» бригадиром. Вся суть их претензий сводилась к тому, что они никак не хотели принять тот факт, что на работу ходят работать. Они на работу ходили покемарить, покурить, потрендеть о политике, ценах и бабах. Перемывать кости всем вокруг могли часами. Рабочими часами, которые им ставили в табель и начисляли за них оплату, хотя они никакой работы не производили. Так сидеть и пиздеть обо всём, что мимо ни пролетит, простительно только бабушкам на скамейке у подъезда, потому что бабушки своё уже отработали, отпахали, отрожали. Отстрелялись. Им – можно. Но откуда у нас столько «бабушек» среди дееспособных мужиков? Они могут сутками сидеть вокруг какой-нибудь железки, на ремонт которой у нормального рабочего уйдёт полчаса, курить среди горючих материалов, тыкать пальцем в газету: «Ить, ведь чё деетси в Ниракагуа! И куды токмо тамошний генсек смотрить? Какие будут мнения, тарищи» или верещать в стиле «а вот вчерась по телевизеру сюжетец был про одну лярву». Прям, глаза стёр, смотревши «на энту лярву». Спрашивается, кто больше лярва? Уж на что я работать не люблю, а и то не смог бы так с ума сходить от безделья на работе.
– Вы не любите работать?
– Нет.
– И Вы так просто об этом говорите?
– А как надо говорить? Я не люблю работать, как и все нормальные люди. Я предпочитаю работу выполнять. Если на работу выделено полчаса, её надо делать за ещё меньшее время, а не сидеть до ночи с видом, как вся душа за дело изболелась. Работа не баба, чтобы её любить. Она не нуждается в любви, её надо просто выполнять. Просто! Вот что нашим людям трудней всего: делать что-то просто, без выпендрёжа, без лозунгов. Не говорить, а делать. Без всяких громких заявлений. Потому что любые заявления что-то сделать, особенно громкие, лишают силы того, кто заявляет. Но мы так привыкли к этим заявлениям на фоне бездействия, что даже самые примитивные действия выглядят как подвиг, как вызов привычному порядку вещей. Вы замечали, как сейчас пролезают в депутаты? Проще пареной репы! Приезжает кандидат в регион, от которого он собирается баллотироваться, и выясняет у тамошних обитателей, чего им обещали его предшественники. Ремонт подъездов? Уж десять лет? Ах, даже все двадцать? Да не проблема, сделаем! Это не так уж и дорого, как принято считать, больше на откаты уходит. И делает. Молча! И люди его на руках в депутаты вносят. Он может потом весь свой депутатский срок ничего больше для своих избирателей не делать – простят. Точнее, не заметят. Потому что он уже тем в историю вошёл, что хоть что-то сделал. Вот как у нас люди привыкли к трепотне о потугах что-то сделать, о любви к работе, но совсем не видят конкретного дела. Работа должна быть выполнена. Чётко, грамотно и быстро. Почему врачи в реанимации возвращают из клинической смерти только в течении пяти минут? Почему не сидят вокруг умирающего с сокрушённым видом до конца смены, а то и больше? Потому что через пять минут наступает смерть биологическая, и организм умирает окончательно. Поэтому надо успеть за эти утекающие минуты и драгоценные секунды завести сердце.
– Но есть профессии, где поощряется зависание, что ли, больше положенного. Мир искусства, например, театр.
– Нет таких профессий. Даже в кино, на съёмочной площадке любой режиссёр будет счастлив, если актёры всё отыграют с первого дубля, и не надо будет тратить километры плёнки и нервов на многодневные зависания, на топтание на одном месте, на одном кадре. Моё преимущество в том, что я это понимаю, пока другие тонут в соплях умиления по самим себе, как они всех себя отдают работе, которой фактически не занимаются. Отдавались бы лучше в другом месте – больше бы пользы было. Они ноют, как любят своих детей, и при этом думают, как изменить их матери или развестись с ней, делая вид, что не понимают: самый верный способ сделать своих детей несчастными – обидеть их мать. Надо внимательней себе жену выбирать, а не по пьянке на гулянке, чтобы потом не травмировать собственных детей разборками с их матерью. Для детей это всегда трагедия, когда отец и мать в конфликте, когда мужик начинает бодаться со своей женой, кто из них двоих лучше. Это природа, против неё не попрёшь и под свои капризы не переделаешь. Дети, которые вынуждены взрослыми мозгодолбами выбирать между отцом и матерью, всегда с разрушенной моралью и извращённым мировосприятием. Природа вещей такова, что работой надо заниматься, а не признаваться ей в любви. Но у людей всё перепутано: они не любят свой дом и семью, потому что там, видишь ли, не ценят и не восхищаются, как они любят работу и буквально горят на ней, хотя она в этом не нуждается. Они тратят себя там, где не надо, и ничего не дают там, где это нужно. Психологи говорят, что бессонница происходит оттого, что люди совмещают место для сна с просмотром телевизора, с приёмом пищи, с чтением газет. А потом не могут уснуть, потому что организм ассоциирует это место с чем угодно, но не со сном. Потому что там надо только спать. Точно так же на рабочем месте надо только работать. Если там нет работы, если она выполнена, то оттуда надо уходить заниматься другим делом, а не разлагаться, не сходить с ума от безделья. Я никогда не заставлял людей торчать на работе, когда они уже выполнили то, что им положено выполнить. Тогда уже начиналась Перестройка, предприятия сбрасывали обороты, появлялись простои, зато появлялись какие-то кооперативы, работяги устраивались туда для дополнительного заработка – я никогда не препятствовал. Ради бога, если свою работу выполнил, то катись, куда хочешь. Хоть домой отсыпаться, хоть детей в зоопарк сводить – это намного лучше, чем киснуть на рабочем месте, где нет конкретного дела. Ох, как от этого ломало нашу заводскую интеллигенцию, в каких корчах наша духовная элита и эрудиты из общаги брызгали ядовитой слюной на такой подход к делу. Когда я им доказывал, что это не приводит к убытку для завода, потому что необходимый объём работы выполнен, а оставшееся время рабочий имеет право потратить на получение дополнительного дохода, который ему не может обеспечить родное предприятие, то они предлагали эти «остатки рабочего времени» потратить… на партийное собрание о напряжённой ситуации в Секторе Газа.