Читаем без скачивания Час "Д" - Юлия Фирсанова

— Цыть, Люка, — безошибочно определив острослова, беззлобно ругнулся Реино, поднимая повыше свою лампу.

— А что? Там и одного Филиппа троим на ужин вдосталь, — со смешком поддержал Люка товарищ. — Столько отборного мясца!

— Фарон, раз ты самый языкастый, бегом вниз, глянь, где там ночная стража, и назад с докладом, — распознав очередного остроумца, дал задание приостановившийся Реино.

— Да, брат, — радуясь выпавшему шансу поразмяться, откликнулся длинноногий, черный как галка молодой жрец, отобрал лампу у Люка, вручил ему взамен свою острогу и, растолкав отряд, ринулся вниз, ловко, как горный козел, прыгая по ступенькам.

Очень скоро Фарон, бойко сигая через две ступеньки разом, прискакал обратно и со слегка озадаченной физиономией заявил:

— Брат Реино, лучше вам самому на все посмотреть. Они там странные какие-то!

— Идем, — не вдаваясь в расспросы, скомандовал жрец и ускорил шаг. Остальные, на сей раз не разводя тары-бары, покорно припустили следом.

Первое, что увидел Реино, была широко распахнутая не по уставу дверь в караулку, второе — валяющаяся вповалку ночная стража в полном составе — все десятеро. Коллеги по жреческому цеху были недвижимы и, если б не царящий над всем этим безобразием стойкий запах спиртного, жрец всерьез испугался бы за них.

— Пьяны мертвецки, — брезгливо констатировал мужчина после нескольких тщетных попыток растолкать хоть кого-нибудь. Жрецы, если и открывали глаза, то взгляд их был пуст, как у новорожденного младенца, столь же мутен и абсолютно бессмыслен. Вялые движения лишены всякого представления о координации.

— Как же они вдесятером умудрились ужраться вусмерть с семи кувшинов? — удивился Люка, проявив фантастические математические способности.

— Может, с собой принесли или чью заначку растормошили? — подсказал кто-то знакомый с уловками стражи и тут же захлопнул рот, натолкнувшись на стальной взгляд Реино.

— Клянусь Драконом, как протрезвеют, отдам я их на растерзание Жрецу-хранителю тюрьмы! Чтоб я еще когда вас негодяев покрывать стал! — ругнулся жрец и, в последний раз окинув взглядом "поле пьяни", приказал: — Ладно, потом этих олухов, Дориманом в колыбели оплеванных, приласкаем как следует! А пока Мало, Фарон, Дюран — делайте, что хотите, но попытайтесь привести этих недоделков в чувство. Остальные со мной, надо проверить заключенных и забрать семерых. Люка, доставай список Сенто. Жак, готовь с Виньо балахоны последнего очищения. Жюль, коил прихвати, может понадобится.

— Да, брат, — дружно откликнулись жрецы в духе патриотического рапорта "слушаюсь, товарищ командир" и потопали вслед за Реино в коридор с камерами заключенных. Честя упившихся коллег, ничего не сделавших к их приходу, жрецы шли вперед, освещая себе дорогу во мраке слабыми, но зато выдержанными в религиозных традициях лампами.

— Правильный человек, жаль, что священник. Из него мог бы выйти толк, — коротко оценил Эсгал действия Реино и одобрительно кивнул. Пусть жрец играл сейчас в другой команде, но принципиальный воитель привык всегда оценивать противников по достоинству.

— Посмотрим, что они предпримут дальше, — тонко улыбнулся маг, любивший следить за движениями человеческих душ в кризисных ситуациях.

Решив, что жертвы уже достаточно углубились в коридор, Лукас прищелкнул пальцами, выпуская из рук следующую нить, сдерживающую заклятие. Пространство между склизкими старыми стенами — безмолвными, покорными свидетелями нескольких веков страданий и боли — заполнил звук. Казалось, он лился отовсюду и ниоткуда, сокрушая вечное безмолвие, дробя сами камни, врываясь свежим ветром в застоявшийся воздух подземелья. Начавшись с одной громкой торжествующей ноты, от которой жрецы вздрогнули, как от удара током, он все ширился и ширился, превращаясь во властную, дивную музыку. Как только мелодия обрела полную свободу, в камерах, где содержались узники, вспыхнул яркий, ослепительный радужный свет, жгущий привыкшие к полумраку глаза. Пульсация его волн, изливающихся в коридор, слилась с ритмом мелодии.

— Лукас, ты — гений. Жан-Мишель Жар отдыхает, — восхищенно выдохнула Элька. — Но где ты раскопал симфонию Бетховена? Эти "та-та-та-там" ни с чем не спутаешь, даже при моем отсутствии слуха.

— Мне не знаком маг по прозвищу Жар, мадемуазель. А музыка эта с кристалла фонотеки комнаты отдыха, я не знал, что автор родом из вашего мира, но мне показалось, она вполне соответствует моменту, — скромно улыбнулся мосье Д" Агар, наслаждаясь комплиментом, и занялся следующим номером шоу.

Жрецы, оглушенные музыкой и ослепленные светом, сквозь наворачивающиеся на глазах слезы увидели, как в первой из камер с трудом привстал и потянулся к радужному сиянию, отражающемуся в его удивительных глазах, исхудавший грязный мужчина-дракон в обносках камзола. С радостной улыбкой на потрескавшихся губах он приветствовал свет, как долгожданного друга.

— Я иду к тебе, Дориман! — ликующе воскликнул оборотень, когда от пульсирующего радужного сгустка к нему устремился расплавленно-белый луч света. Как только луч коснулся узника, его охватил радужный ореол, и дракон с возгласом: "Свободен!" — исчез из узилища. На загаженные каменные плиты пола с глухим звоном упали пустые кандалы.

Замершие при виде чуда жрецы, бормоча молитвы о спасении, попятились было в сторону спасительной лестницы наверх, но были остановлены властной, пусть и слегка хрипловатой, командой собравшегося с духом Реино:

— Куда? Чего испугались? Это только музыка и свет! Идем, вперед! Мы должны это видеть!

Долг и привычка к повиновению начальству возобладал над ужасом перед колдовством и люди двинулись дальше. Один за другим на всем протяжении пути команды жрецов из запертых камер, ускользая из цепей словно призраки, с хвалой великому и справедливому Дориману на устах исчезали драконы-оборотни. Лился свет, звучала повергающая в трепет музыка и жалобно звенели опустевшие цепи.

Ошарашенные, перепуганные, совершенно сбитые с толку — все происходящие никак не вязалось с религиозными канонами — жрецы стали беспомощными свидетелями происходящего. Как удержать тех, с кого спадают оковы? И надо ли пытаться удерживать? Служители Доримана пребывали в растерянности: из камер исчезали закоренелые грешники, проклятые, продавшие душу Черному Дракону, оборотни, путь к спасению души для которых был только один — через пламя очистительного костра. Так утверждала церковь, так проповедовал Авандус. А оборотни исчезали, благословляя Доримана за свое спасение! Жрецы Очищающие, оглушенные пестрым набором чудес, наконец, включили собственные мозги и постепенно, а с каждым чудесным исчезновением все сильнее, начали сомневаться в правильности "линии партии" и "директивах съезда". Сбившиеся поближе друг к другу мужчины разом перестали походить на уверенных в себе божьих пастырей, обладающих властью и силой, правом карать, миловать и наставлять. Как они жаждали того, чтобы и им кто-нибудь объяснил вразумительно, что вообще происходит! Даже оружие уверенности слугам церкви не добавляло. Если Дориман вдруг свою силу явил и по какой-то божественной прихоти начал смертников пачками спасать, как он решит поступить с их мучителями? Может, их и сжигать не надо было, а каким-то другим образом от проклятия очищать?