Читаем без скачивания Ночи Виллджамура - Марк Ньютон

Обнаружив источник запаха, она пожалела об этом.

Оказавшись в высокой сводчатой комнате, пол, стены и даже потолок которой были выложены плиткой, точно в подвале, она позвала на помощь. Внутри было почти так же холодно, как на улице, где шел снег. В комнату приказали принести еще света, и прибытие каждого нового зажженного фонаря сопровождалось громким «ах».

Комната имела пятьдесят шагов в длину и около двадцати в ширину, пространство в дальнем конце, у стены, занимали дотлевавшие человеческие останки, все как один в металлических ошейниках, цепями прикованные к стене. Их частично загораживали столы, на которых под кусками материи лежало еще что-то.

Папус шагнула вперед и один за другим стала открывать лежащие на столах предметы.

–  Бором клянусь!.. – раздался шепот у нее за спиной.

Металлические контейнеры, поблескивавшие при свете ее факела, были заполнены плотью. Кое-где из нее торчали осколки костей и множество металлических инструментов, вероятно реликвий. Потрясенная, она переводила взгляд с одного контейнера на другой.

–  Черт, оно шевелится! – вскрикнула она, ткнув факелом в один из комков плоти.

Когда к столу подошли другие люди с факелами, то все ясно увидели, что скопление плоти поднимается и опускается, словно дышит спящий зверь. Вдруг кусок мяса повернулся, точно во сне, и все, еле дыша от отвращения, но не в силах оторвать от него глаз, как завороженные, увидели на его обратной стороне кое-какие человеческие органы. Стон омерзения потряс их ряды. Похожее на рот отверстие приоткрылось и со свистом закрылось, будто в агонии. Под клочком прозрачного, странно трепещущего эпидермиса периодически вскипала и снова утекала куда-то кровь.

Сзади кого-то начало рвать.

Чем, во имя богов, занимался здесь Дартун? Столь отвратительные вещи должны признаваться аморальными в любые времена в любом обществе.

–  Что вы обо всем этом думаете, гиджа? – спросила молоденькая девушка из ее ордена. Хрупкие черты ее узкого личика выражали беспомощный страх и смятение.

–  Это, очевидно, какая-то форма жизни, но я пока не знаю, какая именно. Интересно было бы взглянуть, признáют в ней банши нечто живое или нет.

Все комментировали увиденное, выдвигали теории и тут же отбрасывали их. Ясно было одно: Дартун работал над каким-то жутким проектом. Он совсем обезумел.

–  Я хочу, чтобы здесь постоянно дежурили по меньшей мере двое членов нашего ордена, – начала отдавать приказы Папус, вглядываясь в ближайшую кучку плоти. – Мы будем изучать реликвии, которые он использует. Я хочу знать все, что здесь происходит, я хочу знать, что затеял этот ублюдок.

Глубоко задумавшись, она пошла по коридору к выходу. Временами, чувствуя себя плохо, она прислонялась к стене и ждала, пока не перестанет кружиться голова, в которой непрерывно билась лишь одна мысль: «Между жизнью и смертью не такая уж большая разница».

Если Дартун научился создавать искусственную жизнь, то существование империи под угрозой. Ради общего блага надо запретить культистам монополизировать право на подобное знание.

Его надо немедленно остановить.

На следующий вечер поступил приказ Папус: захваченных в плен адептов ордена Равноденствия пытать. Их, лишенных всех реликвий, заковали в кандалы и заперли в подвалах Балмакары. Папус сумела убедить советников предоставить ей самых искусных палачей для пыток заключенных. Инквизиция с радостью по-шла ей навстречу, предвкушая новое знание.

Методы, к которым они прибегли, были жестоки, но для того, чтобы проникнуть в замыслы Дартуна, годились любые средства.

Из сорока трех заключенных выбрали семерых мужчин и пытали их на глазах у женщин. Их раздели догола и привязали к каменным плитам, раздвинув им руки и ноги. Каждого ждала «груша страданий», древнейший пыточный инструмент. Металлическое устройство с наконечником в форме груши вводилось в анус, и стоило палачу тронуть один малюсенький рычажок, как оно раскрывалось, превращаясь в цветок с острыми металлическими лепестками, причинявшими заключенному невероятную боль.

Папус наблюдала за процедурой, и ее ничуть не трогал ужас, испытываемый пленниками. Те сначала кричали и бились, потом застывали и вздрагивали, почувствовав прикосновение груши.

Наверное, члены ордена Равноденствия слишком привыкли к комфортной и спокойной жизни, потому что признания потекли рекой, и скоро вся нужная информация была собрана.

Они раскалывались один за другим, признавались во всем и сразу, только бы избавить себя от пытки. Папус особенно потрясла глубина познаний Дартуна. Даже по ее весьма высоким стандартам, Дартун просто не мог знать так много о мире оккультного. Да и то, что она узнавала о нем самом, тревожило: он бессмертен, он живет уже несколько сотен лет, он нашел ключ к продлению жизни. Теперь ей предстояло найти его самой, еще раз обыскав его штаб-квартиру.

В какой-то момент она спросила, имеет ли он отношение к так называемым дрограм, которых видели на острове?

Да, он их создатель. Да, он может поднимать мертвых. Он может вырастить армию, и она защитит его от всякого, кто захочет его остановить. А также защитить его от всего, что лежит в иных мирах.

Это навело их на тему Врат Миров.

Взволнованная, Папус расхаживала между пленниками, все время возвращаясь к одной и той же мысли: все, что рассказывала ей недавно Верэйн, оказалось правдой. Она почувствовала себя такой наивной в своем невежестве.

– Дело и впрямь серьезное, – шептал Папус канцлер Уртика после пытки, когда они стояли в коридоре Балмакары. – Сначала вы рассказываете мне про мертвых тварей, которые могут ходить, потом говорите, что он наплодит их по всей империи. Не вполне понимаю, что именно вы имеете в виду, но вижу, что опасность существует. А потому делайте все, что сочтете нужным, чтобы его остановить.

Папус молча кивнула. Мимо проходил патруль городской стражи. Она с неловкостью смотрела на Уртику, пока тот, прислонившись к стене, отвечал на приветствие стражников. Вскоре показалась целая шеренга слуг, они несли подносы с едой для советников.

–  Черт бы их побрал! – Папус вынула из-под плаща золотистый альдерталь.

Уртика удивленно наблюдал за тем, как она крутит настройки механизма.

Слуги с подносами в руках замерли на середине шага, стражники застыли на полувздохе. Даже пламя в светильниках стало неподвижно. Реликвия вмешалась в ход времени, и они с Уртикой оказались в собственной системе координат.

–  Это ненадолго, – предупредила Папус.

Он оглядел окаменевших вокруг людей, поднял бровь:

–  Впечатляет.

–  Если вы хотите поймать Дартуна, – продолжала она, – дайте мне флот: военные корабли, сани, другое снаряжение.

–  Да-да, конечно, все что угодно, только попросите.

–  Мы покинем город немедленно.

–  Хорошо, подождите здесь, – попросил советник и вошел в находящуюся рядом комнату писцов. Вернулся он с документом, на котором стояла его личная печать. – Здесь все, что вам может понадобиться.

–  Спасибо, советник, я не остановлюсь, пока он не будет у меня в руках.

Когда Папус убирала документ в глубокий карман плаща, люди вокруг начали приходить в движение: сначала они задрожали, сделавшись расплывчатыми, как на акварели, потом тронулись с места и пошли, продолжая свои обычные дела.

Глава тридцать седьмая

Ее разбудило хлопанье крыльев, едва слышимое где-то на периферии ощущений.

Туя оттолкнулась от пола и тут же почувствовала, как боль пронзила ей руки, мышцы в них неестественно напряглись. Почему у нее все так болит? Она отбросила с лица волосы и сощурилась от света, который лился из приоткрытого окна. Перед глазами все расплывалось, но она все же разглядела какое-то синее пятно, трепетавшее под потолком. Порыв ледяного ветра ворвался в комнату, закружив снег и сухую листву над ее таинственными рисунками.

–  Кто здесь? – позвала она подозрительно слабым голосом. Она была сильной женщиной и не привыкла чувствовать себя беспомощной.

Ответа не было. Через открытое окно в комнату долетал шум с улицы, голоса торговцев с ирена. Судя по всему, день был уже в разгаре, а она каким-то образом утратила чувство времени.

Синее пятно метнулось из-под потолка к ее постели, и она тут же узнала в нем свой рисунок, сделанный несколько недель назад. Похожее на летучую мышь существо размером с ребенка смотрело на нее с состраданием, насколько можно было судить по оперенному лицу и черным бусинам звериных глаз. Она и понятия не имела, что эта тварь просуществует так долго, она вообще редко задумывалась о том, что происходит с ее многочисленными созданиями. Но возвращение этого существа ее тронуло.

И тут, словно внезапное откровение, ясное понимание беды, в которую она попала, затопило ее сознание.

Трист не просто бил ее, он еще давал ей наркотики, ублюдок.