Читаем без скачивания Пионерский гамбит - Саша Фишер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А вот вторая часть моего сознания вовсе не была настроена миролюбиво. Возможно, это Кирилл внутри своей головы жаждал справедливости и возмездия.
— Показывай давай, что там у тебя, — я подошёл вплотную к Мусатову.
— А если нет, то что? — задиристо отозвался он. Скорее всего, в драке против него у меня особо и шансов-то нет. Он был крепкий, кряжистый, и за сезон я уже успел увидеть его «в деле».
— Ты думаешь, я драться с тобой что ли буду? — спокойно сказал я. — Я просто сейчас заору и попрошу позвать кого-нибудь из вожатых. Или ещё лучше сразу Надежду Юрьевну.
— Настучать, значит, хочешь? — Мусатов набычился.
— Так ты же мне сам выписал индульгенцию, — усмехнулся я. — Когда мне в рюкзак подсунул шашку и Анне Сергеевне настучал.
— Ничего я тебе не выписывал! — Мусатов с силой толкнул меня в грудь. Я сделал несколько шагов назад, но на ногах устоял.
— Ребят, не надо, а? — жалобно проныл Марчуков.
— Так что, Мусатов, покажешь, чем занимался, или я зову вожатых? — я посмотрел в лицо «сына степей».
— А если покажу, то не позовешь что ли? — огрызнулся он.
Я задумался. Если сейчас сдать хулигана-Мусатова директору, то что она сделает? Запретит ему приезжать в лагерь? Так он и так не приедет… Может в характеристику занести это происшествие. Тогда у него могут быть проблему с комсомолом и чем-то там ещё. Но Мусатов меньше всего похож на карьериста. Скорее уж после восьмого класса он отправился в какое-нибудь училище, получит рабочую специальность… Или будет матери помогать с ее бизнесом.
— Слушай, Мусатов, — сказал я. — Ладно в тот раз… Ты не хотел, чтобы наш отряд опозорился с олежиной сценкой. Но сейчас-то зачем?
— Эй, подожди! Что значит, опозорился с моей сценкой? — обиженно завопил Марчуков.
— Да это же не я говорил, что опозоримся, а Прохоров! — Мусатов сжал кулаки.
— Что такое здесь вас происходит? — в зал вошёл Сергей Петрович, а следом за ним катился кругленький завхоз.
— Ничего, Сергей Петрович, — ответил я. Мусатов уже уходит. Да, Мусатов?
— Да, — буркнул Мусатов, зло сверкнув на меня глазами, и шагнул к выходу.
— Ты кое-что забыл, — сказал я.
Мусатов, молча и ни на кого не глядя, покопался за колонкой. Зашуршала газета. Потом он быстро вышел. Сжав нечто небольшое под мышкой.
— Что здесь произошло? — спросил Сергей Петрович, строго глядя то на меня, то на Марчукова. Марчуков тоже посмотрел на меня. Почти умоляюще.
— Да все нормально, Сергей Петрович! — я развел руками. — Я принес со склада всякие штуки. Давайте их развесим!
Большой пионерский костер. Честно говоря, я как-то даже и не думал, что он будет реально большой. Когда мы закончили с оформлением зала, и последние плакаты с лозунгами и бумажные цветы заняли свои места, я вернулся на костровую поляну. Она была за территорией лагеря, на берегу реки. Просторная поляна, где могли поместиться сразу все пионеры. Место для костра тогда выглядело просто обширной проплешиной в зеленом ковре травы. А сейчас там возвышался огромный конус дров. Метра три высотой, не меньше! Черт, да на таком костре нескольких некрупных ведьм легко можно сжечь! Мамонов сдвинул на бок треуголку из газеты и воткнул в колоду топор.
— Вот теперь точно все! Под самое небо полыхать будет! — и широко улыбнулся. Он после похода тоже как-то ожил и повеселел. Не знаю, что там произошло между ним и Еленой Евгеньевной или, может быть, он просто привел свои мысли в порядок, как и я. Но больше он не ходил, как в воду опущенный. Снова вернулся прежний Мамонов — язвительный, с походкой вразвалочку и самодовольный.
А потом сразу наступила как будто бы ночь. Ну, то есть, после ужина было еще светло, конечно. А до ужина еще был отчетный концерт. Который мог бы быть и прикольным мероприятием, если бы не скучноватый конферанс Марины Климовны. Между номерами она все время норовила ввернуть какие-то байки о грандиозных мероприятиях, которые закатывали в лагере «Дружных» в какие-то дремуче-древние времена. Не знаю уж, зачем она это делала. Только настроение портила. Что, вот, мол, в те далекие времена пионеры были во какие! А сейчас измельчали, измельчали, да! Потом мы быстро поужинали и строем пошагали на костровую поляну.
Играли, пока было светло.
Во всякие массовые игры, с кричалками и перестроениями. Меня затащили в круг, который пел, хлопая:
— Эльбрус-красавец
Смотрит сквозь тучи
Белой папахой в синеву.
Этой вершиной
Самой могучей
Налюбоваться не могу…
— Между прочим, тот, кто затеял эту игру, нарушил правила Артека, — сказал мне на ухо стоявший рядом со мной Верхолазов.
— В смысле — нарушил? — я повернулся к нашему «мажору».
— «Артек» — особенный лагерь, — ответил Верхолазов. — Чтобы туда попасть, нужно очень постараться. И поэтому те, кто там работают, не должны показывать в обычных лагерях, что там происходит.
— Это почему еще? — спросил я. Но в это время меня хлопнули по плечу, и я был вынужден пристроиться в хвост пританцовывающей колонны. Так и не дослушал, почему именно то, что было в «Артеке» должно оставаться в «Артеке».
И только я вырвался на свободу из плена настоящей артекской игры про Эльбрус, на меня налетела одна из девчонок из третьего отряда и уволокла играть в банальный такой ручеек. Это когда ты, согнувшись, несешься по коридору, созданному арками из рук, потом выбираешь, кого схватить за потную ладошку, а потом тащишь его в самый хвост этого самого длинного коридора. Чтобы там в конце ваши руки тоже стали его частью. А потом кто-то хватает тебя, и снова тащит в конец двойной шеренги. А потом у тебя забирают того, кто забрал тебя, а ты идешь в самое начало, чтобы снова согнуться и нырнуть под арку из множества рук…
Когда заиграл горн, я уже весь взмок, успел поиграть в несколько игр и мне даже хватило времени, чтобы несколько минут поразмышлять над тем, как