Читаем без скачивания Сиверсия - Наталья Троицкая

«Не изменилось? Неправда…» – подумал Хабаров.

Найденов был сложным. Иногда трогательно нелепым, иногда чересчур правильным, иногда непростительно жестким, даже жестоким, и всегда – непонятым .

Когда он ушел, Хабаров ощутил себя осиротевшим. Это ощущение сиротства накрыло его впервые еще там, в Джелалабаде, и он безуспешно глушил его водкой, а сейчас оно возникло еще явственнее. Он чувствовал, что часть его прошлого ушла вместе с Найденовым, а вместе с прошлым отломился и ускользнул кусочек души. Погасло, оборвалось внутри что-то. Безысходность накрыла его. Так бывает, когда живешь надеждой что-то исправить и не успеваешь. Время по-прежнему течет для тебя. Просто у него его уже нет, этого времени. У него теперь другие категории.

«Время… – Хабаров судорожно провел рукой по волосам, растрепанным ветром. – Как быстро и безвозвратно уходит время, делая нашу жизнь кладбищем упущенных возможностей и несбывшихся надежд…»

К машине Хабаров вернулся, когда почти стемнело. Он запустил мотор. Нужно было возвращаться домой, к ней. Он коснулся подбородком сомкнутых на рулевом колесе рук. Впервые в жизни он не знал, как быть дальше.

Входная дверь с шумом распахнулась, и на пороге появился мертвецки пьяный Хабаров. Чтобы не упасть, он ухватился за стоявшую в углу вешалку, но не удержался и рухнул на пол вместе с этой шаткой конструкцией. Когда Алина вбежала в прихожую, Хабаров лежал на полу, укрытый упавшей с вешалки одеждой.

– Не ругайся, – едва выговорил он.

– Святая Мадонна! – Алина всплеснула руками.

– Так меня еще никто не называл.

– Поднимайся. Пойдем на диванчик. Пойдем. Вставай.

Она с трудом доволокла его до дивана в гостиной, сняла дубленку, ботинки.

– Ложись на бочок. Тебе надо поспать.

Она укрыла его пледом, поцеловала в щеку.

– А скандал? – он попытался удержать ее.

– Завтра. Все завтра.

Она выключила свет и, стоя в прихожей, долго прислушивалась к его тяжелому дыханию.

Настенные часы пробили восемь.

Хабаров открыл глаза. В комнате было тихо. Укрывшись пледом, она дремала в кресле рядом. Он попытался тихонько встать, но, услышав легкое поскрипывание кожаной обивки, Алина проснулась и, улыбнувшись ему, тут же умчалась на кухню. Вернулась она уже со стаканом брусничного компота.

– Давай, по глоточку, кисленького…

Он с наслаждением выпил компот и попросил еще. Алина послушно принесла кувшин.

– Спасибо.

Напившись вдоволь, Хабаров сказал:

– Линка, мне так хреново…

– Саша, приходи в себя. Вчера вечером принесли телеграмму. Вот она.

Лина подала ему свернутый вдвое листок.

Текст был коротким: «Приезжай меня хоронить. Митрич».

Хабаров закрыл лицо ладонями и какое-то время сидел так, не шевелясь. Алина обняла его за плечи.

– Саш, это тот старик, из таежной избушки?

Он кивнул и пошел в спальню, плотно прикрыв за собою дверь. Помедлив в нерешительности, Алина пошла следом.

Хабаров лежал на кровати, прикрыв глаза тыльной стороной ладони, точно защищаясь от яркого электрического света.

– Ты полетишь?

– У него никого нет, кроме меня… – он усмехнулся. – Да, остается одно: опять нажраться до поросячьего визга.

Поджав губы, Алина с укором смотрела на него.

– Не смотри на меня так. Лучше накричи.

– Как ты, света белого не видя, мог сесть за руль? Это безответственно! Мне страшно, как подумаю, что было бы, если…

Он прикрыл ее губы указательным пальцем.

– А вы думали, мы такие пушистые, аж шерсть клоками валится… Вас никто здесь насильно не держит!

Она оттолкнула его руку.

– Поговорим, когда ты проспишься.

Она резко поднялась и вышла из спальни.

– Господи, что я делаю?! – Хабаров рывком встал, пошел следом. – Алина, подожди! Прости меня!

Она обернулась, ее глаза горели. Она сделала усилие, чтобы говорить спокойно.

– Что с тобой, Саша? Ты можешь мне объяснить?

– А что со мной?

– Мне пора на работу. Я уже опаздываю. Поспи еще хотя бы часа три. Ты неважно выглядишь.

Она холодно поцеловала его в щеку и, подхватив шубу, ушла.

Дворники продолжали отмечать Новый год.

По заснеженной нечищенной дорожке Алина шла к остановке маршрутных такси. В длинной шубе, в сапогах на высоких каблуках по узкой плохо освещенной дорожке идти было неудобно. Несколько раз она оступалась, проваливаясь почти по колено в снег. Бушевавшая всю ночь метель не успокоилась и утром. Вездесущий снег бесцеремонно лез в лицо, в волосы, и это было невыносимым.

На продуваемой всеми ветрами остановке было пусто и холодно. Очевидно, только что отошедшая маршрутка забрала всех пассажиров и теперь нужно было стоять и неизвестно сколько ждать. Ее настроение едва вытягивало на хлипкую троечку. Холод и снег, мокрое от снега лицо не добавили положительных эмоций.

«Никто вас здесь насильно не держит…» – она всхлипнула, и слезы смешались с таявшим на лице снегом.

Из окна Хабаров смотрел, как ее маленькая темная фигурка медленно пересекала заваленный сугробами двор. Постепенно пелена метели размывала и скрадывала ее очертания, пока не скрыла совсем. Потеряв ее из виду, Хабаров ощутил непонятное беспокойство, которое в нем росло и росло, пока не превратилось в осознанное ощущение вины.

«Я – озабоченная собственной персоной скотина! – обругал он себя. – Как она доберется по такой метели, одинокая, обиженная, такая хрупкая?»

– Девочка моя…

Он быстро оделся, взял ключи от машины, захлопнул дверь и проворно, как только мог, побежал вниз по лестнице к стоявшему у подъезда джипу.

Стоя на остановке, Алина старательно вытирала мокрое от слез и снега лицо носовым платком.

– Алина Кимовна! – вдруг услышала она за спиной.

Егор Серебряков вышел из патрульной машины и, счастливо улыбаясь, предложил:

– Давайте подвезу. Праздники. Маршрутки редко ходят.

– Спасибо, Егор! А я стою, стою… Никто меня везти не хочет. Снег идет…

– Видите, как я вовремя. Пойдемте!

Серебряков засуетился, деликатно помог ей стряхнуть с шубы снег, распахнул дверцу.

– Вам точно по пути?

– Конечно! – соврал Серебряков, скрыв, что уже вторые сутки дежурит у остановки в ожидании увидеть ее.

Черный джип бесцеремонно припарковался прямо напротив остановки и, нагло сдав назад, уперся в бампер «девятки» ДПС.

– Что за борзость? – Серебряков не мог сдержать изумления. – Я сейчас!

Стремительным шагом он направился к водителю джипа.

– Ну, козья морда, я те ща отымею!

Боковое стекло было чуть опущено, из образовавшегося проема белесыми струйками тянулся сигаретный дым.

– Инспектор ДПС Серебряков. Ваши документы.

Хабаров предупредительно опустил стекло.

– Я что-то нарушил? – вежливо осведомился он.

– Вы нарушили пункт 12.4 Правил дорожного движения, согласно которому остановка запрещается ближе пятнадцати метров от мест остановки маршрутных транспортных средств. Вы же – прямо на остановке!

– Разве?! – Хабаров с нарочитым вниманием посмотрел вокруг. – Извините. Я не заметил.

– Документы, пожалуйста!

– Может быть, простите на первый раз? – Хабаров был сама любезность.

– Документы!

– Я тоже трудно прощаю. Особенно когда вижу, как похотливый слизняк липнет к моей женщине! – он врезал Серебрякову кулаком по лицу.

От удара инспектор упал навзничь. Хабаров выскочил из машины, наступил на правую руку инспектора, которой тот пытался выхватить пистолет, другой ногой ему же на горло.

– Чего застыла? Иди в машину! – жестко приказал он Алине.

Но та не двинулась. Глазами, полными ужаса, она наблюдала эту сцену.

Хабаров выхватил из кобуры инспектора пистолет, ткнул дулом в глаз Серебрякову.

– Сядь в машину, я сказал! – в бешенстве крикнул он Алине и прибавил мата.

Она испуганно отшатнулась, побежала к машине Хабарова.

– Я тебя убью, если еще раз увижу возле нее! Кивни, если понял!

Хабаров сел за руль, резко рванул с места и погнал вперед, выбросив пистолет на дорогу.

С запрещенной скоростью 150 км/ч он гнал по молозагруженному в эти праздничные дни МКАДу.

– Что ты молчишь? Я тебя спрашиваю: что ты молчишь?!

Он едва сдерживал себя.

– Ты довольна?! Ты этого хотела?! – он в бешенстве врезал ладонями по рулевому колесу. – Я спросил, ты этого хотела?!

Алина не ответила. Хабаров резко затормозил посреди шоссе, включил «аварийку». Правой рукой он схватил Алину сзади за шею, притянул к себе. Глядя ей в глаза холодным немигающим взглядом, он занес левую руку с растопыренными, как когти хищной птицы, пальцами, над ее лицом, будто намереваясь вцепиться в него. Рука заметно дрожала, готовая вот-вот сорваться. От его взгляда холодело все внутри.

– Мне больно, – тихо, но твердо сказала Алина.

Его лицо дрогнуло, нервная усмешка исказила его.

– И мне…

Он расслабил руку и осторожно опустил ей на лицо.

Сомов нервно ходил по кабинету.

– Нет, я, конечно, все понимаю. Досталось тебе, Александр Иванович. Сходи в отпуск на недельку, с нашим психологом побеседуй. Но дать тебе отпуск за этот год сейчас я не могу! Никак не могу. Честное слово! Есть же утвержденный график!