Читаем без скачивания Второй вариант - Юрий Теплов

— Не видел.

— Ну как же так? Меня же в кино снимали! Когда форсируют Западную Двину, в колонне есть «Урал 43-20» с гаубицей на прицепе. Это я!

Сразу было видно, что Виталий Музы́ка из говорунов. Новиков подумал, что с ним в дороге не соскучишься. Оно и к лучшему, разговор с человеком — тоже работа для журналиста.

Музы́ка успевал говорить и замечать все, что происходило за пределами автомобиля.

— Поганая природа, — говорил. — Дерева почти не растут. Так люди прутики с тряпочками втыкают. Шо вонэ таке?

— Это место захоронения, — ответил Новиков.

— Без кладбища?

— Путники в горах погибали...

Музы́ка вздохнул для приличия, потом замурлыкал что-то себе под нос. И вообще, он то напевал, то рассказывал байки. Причем все в его рассказах происходило запросто и обязательно с юмором. Лишь иногда он сердито бубнил — в те моменты, когда нечетко получалось у него с переключением передач.

Первый рейс совершал рядовой Музы́ка на новеньком КамАЗе. Недавно отправил «на пенсию» свой заслуженный, побывавший во многих переделках «Урал» и еще не привык к новой машине.

— Товарищ корреспондент! — вдруг сказал он. — Вы бы сумочку-то на колени положили. Видите, кусточки? Не нравятся они мне. Дадут очередь и расщепит все мущинское. А сумочка-то у вас вроде как с книжками — защита... Ох, не нравятся кусточки...

Ну Музы́ка! Будто зрил сквозь кусты, будто нюхом почуял опасность!

— Через меня сигайте и за скат! — заорал он. — Сигайте, говорю! А то за вас ротный голову открутит!..

С момента, как встала колонна, время словно бы заклинилось. Красно-дымный факел загородил дорогу. Новиков, лежа с автоматом у заднего ската, ждал, что вот-вот рванет и тогда пойдут полыхать другие цистерны. И водителя горящего «Урала» нигде не было видно. На диспетчерском пункте Новиков как-то не обратил на него внимания, когда тот подошел и попросил у Музы́ки закурить. Запомнил только имя с фамилией: Владимир Крот... И вот теперь его «Урал» с соляркой горел, а сам он почему-то оставался в кабине. А из кустов продолжали стрелять, и их КамАЗ был самой распрекрасной мишенью для гранатометчика. Надо было что-то предпринимать, потому что беспомощность и ожидание беды — самое страшное. А Крота все не было видно.

Новиков метнулся к горящей машине, но Музы́ка вскочил на ноги и толкнул его на землю:

— Куда?! Куда же вы? Подсекут, а я отвечай?..

Он дал длинную очередь по кустам. Расстреляв диск, пополз, прикрывая голову автоматом и повторяя одни и те же слова:

— У-у, зараза душманская!

Полз, и Новиков не понимал, почему тот не может доползти, хотя расстояние всего-то, метров пятнадцать. И только когда Музы́ка повернул назад, сообразил, что красно-дымный факел стронулся и пополз, забирая вправо, туда, где далеко внизу билась между скал чистая голубая речка.

«Урал» боднул придорожный слабенький столбик, накренился, замерев на мгновение, и, будто решаясь, сунулся вперед всей массой. В эту секунду и вывалился Крот из кабины, упал на землю, вытянув шею, провожая взглядом в последний путь своего железного друга...

Дорога была свободна. Вести бой — это дело охранения, а задача колонны — как можно быстрее уйти из-под огня.

Новиков рывком вметнулся в кабину, и тут же чуть ли не на него свалился Музы́ка. Тронул свой КамАЗ с места, не закрывая дверки. Завопил что есть мочи:

— Вовка! Вовка!

Притормозил около Крота, и тот, вроде бы даже не торопясь и не таясь, влез головой вперед в кабину. Уткнулся в колени Новикова. Музы́ка давнул педаль газа, и КамАЗ ринулся вперед, не выбирая наезженной колеи...

Когда километра через два колонна подтянулась и встала, Музы́ка сказал:

— Ну, вот и порядок. А тебя ранило, что ли? — спросил Крота.

Тот сидел бледный и угрюмый. Ответил:

— Машину жалко.

— Та она у тебя вся в заплатках! Сам-то как?

— Все равно жалко. А сам — не знаю. В ушах гудит...

— Пройдет. Зато теперь, может, орден дадут. Везет же людям!

«Ничего себе везет! — подумал Новиков, прощаясь с Кротом, который пересаживался в санитарную машину. И вспомнил разговор перед отъездом в ДРА с генералом Овчинниковым, который сказал, что профессия военного водителя в условиях Афганистана — профессия героическая. Тогда он воспринял его слова с некоторой отвлеченностью, но, оказавшись в автоколонне, сначала в рисовой, а теперь вот в наливной, переосмыслил услышанное. И с какой-то пронзительностью ощутил правоту генерала-политработника.

Ведь в самом деле, от водителей во многом зависит нормальная жизнь тысяч людей. Продовольствие, горючее, медикаменты нужны всюду. И уходят колонны в рейсы, которые длятся по нескольку суток и даже недель. Нередко их поджидает душманская засада, и тогда от военного водителя требуется и самообладание, и шоферское мастерство, и личная храбрость...

В блокноте Новикова больше всего, пожалуй, было фамилий автомобилистов. Для старшего лейтенанта Вадима Центило на всю жизнь осталось в памяти узкое ущелье. Откуда-то сверху и справа не переставая бил пулемет. А он метался от машины к машине, выводя одну за другой в безопасное место. Это единственное стремление заслонило собой в те минуты и реальную опасность, и мысль о том, что и его может зацепить очередь. Восемь машин вывел он из-под огня. И лишь тогда понял, что ранен, что яркий солнечный день начинает тускнеть в его глазах... Он не помнил, кто его вытащил. Только позднее узнал, что сделал это прапорщик В. Криваковский... И Крот сегодня был на волосок от гибели. Да и Музы́ка тоже. А ведь горючее они везли кабульским жителям. Потому Музы́ка, осматривая машину, бормотал в сердцах: «У-у, зар-раза! Целый бензовоз угробили! Скольким бы людям хватило!..»

Поступила команда начать движение, на которую Музы́ка отреагировал словами:

— Порулили! Теперь до самого Саланга будем вверх вкручиваться.

И колонна стала вкручиваться по серпантину. Впереди был хребет Гиндукуш и самый высокогорный в мире тоннель под названием Саланг. Наверное, если посмотреть сверху, колонна напоминала гармошку: то растягивалась, то сжималась по команде старшего — командира автороты капитана Евгения Тетерева, находившегося с рацией в головном «Урале». Остались внизу цветущие абрикосовые и гранатовые деревья, реже по обочинам попадался тутовник. И совсем, казалось, рядом белел на вершинах вечный снег.

Музы́ка бодро что-то напевал. Вслушавшись, Новиков неожиданно для себя уловил старую и почти забытую мелодию, песню его военного детства: «Ордена недаром нам страна вручила...» Где Музы́ка ее услышал, трудно сказать. Только она как нельзя лучше соответствовала обстановке, настроению... Конечно же, награды выбирают достойных. И старший лейтенант Центило, и прапорщик Криваковский, и начальник колонны капитан Тетерев, и рядовой Крот — все они имели боевые награды.

— А у меня медали нема, — обиженно и грустно сказал Музы́ка. — Отслужу, вернусь, а меня спросят: «Чего ты так плохо служил?» А разве плохо? Больше сорока рейсов сделал...

Близость перевала ощущалась. В скальных нишах замерли дежурные тягачи. Навстречу выскакивали комендантские «уазики», из которых доносился усиленный громкоговорителем голос:

— Держитесь правой стороны.

У одного из диспетчерских пунктов привал, где водители должны «обуть» свои машины: натянуть на колеса цепи, чтобы обезопаситься от гололеда. Тут Новикову и пришлось, к великому огорчению рядового Музы́ки, распрощаться с ним. На подходе была другая колонна, которую вел командир автобата майор Анатолий Павлович Ваньков. С ним Новиков еще позавчера договорился о встрече на Саланге.

САЛАНГ

Саланг — это перевал, по которому когда-то пролегал караванный путь через Гиндукуш. Тягуче и медленно поднимались нагруженные тюками верблюды, и лишь голоса погонщиков нарушали снежное безмолвие. Несколько дней полз караван среди полного безлюдья, преодолевая заносы и осыпи, по скальным тропам.

Автомобильная трасса, которая ведет вверх, проложена несколько западнее старого караванного пути. Строили ее советские специалисты по соглашению, подписанному в 1956 году. Это была исключительно сложная техническая задача, решать которую пришлось в невероятно трудных условиях. Снежный покров достигал четырех-пяти метров, камнепады и мощные лавины временами заставляли все начинать с нуля. Чтобы уберечься от них, пришлось дополнительно построить несколько железобетонных галерей, протяженность которых вместе с пробитым в скальной толще тоннелем около пяти километров... В сентябре 1964 года новый Саланг пропустил первую автомобильную колонну и с тех пор верой и правдой служит людям.

Колонна, в которую перебрался Новиков, была третьей на очереди. Сначала шлагбаум пропустил сухогрузы. Сейчас готов открыть путь колонне, в которой остались неунывающий даже без медали Виталий Музы́ка, отчаянный Владимир Крот, погруженный в заботы молчаливый командир роты Евгений Тетерев и все, с кем Новиков ехал раньше.