Читаем без скачивания Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 2] - Роман Добрый

¾ Простите, Феона Степановна... Здравствуйте, — раздался неприятный, скрипучий голос.

Путилин впился глазами в произнесшую эти слова. Перед ним стояла некрасивая, угловатая девушка, со впалой грудью, с угреватым лицом. Волосы неопределенного, какого-то пегого цвета, были гладко прилизаны на пробор. Скромненькая ситцевая кофточка, темная...

Но разительный контраст со всей той убогой, некрасивой внешностью составляли ее глаза: большие, черные, в которых светились ум, хитрость, огоньки какой-то непоколебимо твердой воли.

¾ Мое почтение, Аглая... Аглая... А вот как по батюшке? — ласково улыбаясь, проговорил Путилин.

¾ И-и, батюшка, ни к чему вам это знать: чести ей много будет. Глаша она — и все тут!

Путилин увидел, как из-под опущенных ресниц вырвался неуловимо быстрый взгляд, полный злобы, ненависти.

«Ого! Девица умеет, кажется, кусаться», — пронеслось у него в голове.

А девица поспешно села за столик и принялась за вышивание.

¾ Да-с, ну и чудеса творятся у вас, достоуважаемая Феона Степановна, в Белокаменной! — вступил он в разговор с «самой», быстро охватывая глазами эту комнату с киотами образов, перед которыми горело чуть не двадцать лампад.

¾ А что такое? — заколыхалась купчиха.

¾ Да как же: икону-то высокочтимую ограбили. Шутка сказать, эдакое злодеяние.

¾ Ах, уж и правда! И кто это изверг такой отыскался? А знаете ли вы, что мы как раз в тот самый вечер Царицу Небесную принимали?

¾ Да неужто?

¾ А ей-Богу? Правда, Глаша?

¾ Правда, — послышался глухой, еле внятный ответ.

¾ Прикладывались? — круто повернулся к некрасивой девушке Путилин.

Послышался звук упавших на пол ножниц.

¾ Да-с...

¾ А позвольте полюбопытствовать, что это вы рукодельничаете?

И с этими словами Путилин подошел и низко склонился к работе Глаши.

¾ Хорошо-с! Искусная вы мастерица, барышня! Ишь как ровно вышиваете. А вот некоторые небрежно к сему относятся...

¾ Бывает-с.

¾ Видел я вот на чудотворной иконе Иверской полотенце одно. Шелковое, цветным шелком расшитое... Поглядел на него, аж диву дался: начато хорошо, а окончено плохо. Крестики эти самые равно как танцуют, хе-хе-хе, вкривь, да вкось идут... Видно, торопилась рукодельница дар иконе принести. Что это, барышня, ручки у вас дрожат? А? Ишь, как прыгают, хе-хе-хе.

¾ Заторопилась! — недовольно окрикнула «сама».

¾ Рука... устала, — еле слышно слетело с бескровных губ девушки. — А вы... вы нечто видели это полотенце? — вдруг сразу сорвалось у нее.

¾ Какое? — удивился Путилин.

¾ Да... вот... вы говорили... плохо вышито полотенце...

¾ А ежели бы не видел, так как бы про то знал? — тихо рассмеялся Путилин. — А оно что же вас так заинтересовало?

Путилин увидел на себе взгляд девушки, полный ужаса, страха.

¾ Я... я так спросила, — пролепетала она.

¾ Глаша, а ты бы позвала Васю киот от образа исправить. Вы не обессудите, гостюшка, коли при вас явится молодец? Такое дело вышло: плинтус от божницы отвалился... Приклеить надо.

¾ Что вы, матушка, Феона Степановна, пожалуйста, пожалуйста...

И когда Глаша скрылась, Путилин быстро спросил купчиху.

¾ А кто таков этот Вася?

¾ Молодец у нас. Ловкий паренек, на все руки. И столярит, и слесарничает... Золотые руки, да только ветрогон сам.

¾ А чем же? В чем именно?

¾ Головы девчонкам кружит... Жалились уж на него многие... А я этого не люблю... известно дело, молод. Жениться бы пора ему... Прогнать жалко, пропадет парень... Дошлый[14], красивый.

 И когда в этой комнате, пропахшей ханжеством, росным ладаном и хворью водянистой купчихи, появилась фигура Васи, Путилин должен был сознаться, что он действительно, и дошлый, а главное, изумительно красивый парень. Невысокого роста, стройный, с могучей грудью, с красивой посадкой головы на широких плечах. Темные вьющиеся волосы. Иссиня черные глаза, плутовские, «вороватые», такие глаза, по которым с ума сходят девушки и женщины. Хищный оскал грубо чувственного, красного рта со сверкающими белизной зубами. Небольшие усы и вьющаяся бородка обрамляла это дерзкое, вызывающе красивое лицо.

¾ Здравствуйте, Феона Степановна! — низко поклонился он каким-то фамильярно-плутоватым поклоном.

¾ Ну, ты... ветрогон... лясы все точишь, — как-то всхлипнула старая купчиха. — Гостя что же не приветствуешь?

Странное дело: в ее голосе вместо желаемой строгости послышались как бы ласковость, приторно-противная нежность опасного периода заката бабьей второй молодости.

«Ого, однако, этому молодчику живется здесь, очевидно, тепло... » — усмехнулся про себя Путилин.

Вася вежливо низко поклонился Путилину, скользнув по его фигуре подозрительным взглядом своих «воровских» глаз.

¾ Киот-с поправить-с, Феона Степановна? Можно-с! Сей минутой... Это мы можем, это мы живо устроим-с.

И, вынув из принесенного мешка целый ряд инструментов, он ловко и решительно приступил к работе.

Путилин не спускал глаз ни с него, ни с угреватой, некрасивой Глаши. Несколько раз он подмечал взгляды девушки, устремленные на красавца-парня, взгляды, в котором светились восторг и немое рабье обожание, преклонение.

¾ Ну ты, матушка, зенки-то не пяль, а работу делай! — сердито окрикнула Глашу «сирая» купеческая жена.

Путилин подошел к Васе.

¾ Однако, паренек, работаешь ты ловко! Ишь, в руках у тебя так все и кипит.

¾ Ничего-с, ваше степенство, по малости справляемся, — усмехнулся тот.

¾ Ловко! Прямо первому мастеру за тобой не угнаться. Где это ты так, паренек, навострился?

¾ Помаленечку, слету, ваше степенство, набил руку.

¾ Доходчив же ты! А ко мне на окончательную выучку поступить не хочешь?

¾ А куда это к вам? — в упор посмотрел на Путилина красавец-парень.

¾ Дело у меня большое есть, слесарное... Стекла давить... Золото перепиливать, щипцами открывать...

¾ Нет, батюшка, вы его от нас не переманивайте: он в дому нам нужен, — недовольно проговорила сама.

¾ Чудное ваше дело, ваше степенство! — сверкнул глазами Вася. — Не слыхивал я о таком слесарном ремесле...

Тихая весенняя ночь спустилась над заповедным замоскворецким царством и над домом миллионера-суконника. Но не всем эта благодатная ночь принесла с собою желанные отдых, покой.

В небольшой горенке, убранной более чем скромно и незатейливо, кроткий свет лампады бросал отблеск на некрасивую, угловатую фигуру девушки.

Она, словно пойманная и запертая в клетку птица, рвалась и металась по этой комнате-конуре.