Читаем без скачивания Певец во стане русских воинов - Василий Жуковский

Тебя я отдаю на жертву!

Камоэнс

О!

Клянусь моей последнею минутой,

И всей моей блаженно-скорбной жизнью,

И всем святым, что я в душе хранил,

И всеми чистыми ее мечтами

Клянуся, ты назначен быть поэтом.

Не своелюбие, не тщетный призрак

Тебя влекут – тебя зовет сам бог;

К великому стремишься ты смиренно,

И ты дойдешь к нему – ты сердцем чист.

Васко

Дойду?.. О Камоэнс! ты ль это мне

Пророчишь?.. Повтори ж мне, буду ль я

Поэтом?

Камоэнс

Ты поэт! имей к себе

Доверенность, об этом часе помни;

И если некогда захочет взять

Судьба свое и путь твой омрачится —

Подумай, что своим эфирным словом

Ты с Камоэнсовых очей туман

Печали свеял, что в последний час,

Обезнадеженный сомненьем, он

Твоей душой был вдохновлен, и снова

На пламени твоем свой прежний пламень

Зажег – и жизнь прославил, умирая.

О, помни, друг, об этом часе, помни

О той руке, уж смертью охлажденной,

Которая на звание поэта

Теперь тебя благословляет. Жизнь

Зовет па битву! с богом! воссияй

Прекрасным днем, денница молодая!

А Камоэнсово уж солнце село,

И смерть над ним покров свой расстилает…

Васко

Ты не умрешь. На имени твоем

Покоится бессмертье.

Камоэнс

Так, оно

На нем покоится. Его призыв

Я чувствую: я был поэт вполне.

Неправедно роптал я на страданье;

Мне в душу бог вложил его – он прав;

Страданием душа поэта зреет,

Страдание – святая благодать…

И здесь любил я истину святую,

И голос мой был голосом ее;

И не развеется, как прах ничтожный,

Жизнь вдохновенная моя; бессмертны

Мои мечты; их семена живые

Не пропадут на жатве поколений.

Пред господа могу предстать я смело.

Васко

Что, что с тобой?..

В эту минуту совершается видение: над головою Камоэнса является дух в образе молодой девы, увенчанной лаврами, с сияющим крестом на груди. За нею яркий свет.

Камоэнс

Оставь меня, мой сын!

Я чувствую, великий час мой близко…

Мой дух опять живой – исполнен силы;

Меня зовет знакомый сердцу глас;

Передо мной исчезла тьма могилы,

И в небесах моих опять зажглась

Моя звезда, мой путеводец милый!..

О! ты ль? тебя ль час смертный мне отдал,

Моя любовь, мой светлый идеал?

Тебя, на рубеже земли и неба, снова

Преображенную я вижу пред собой;

Что здесь прекрасного, великого, святого

Я вдохновенною угадывал мечтой,

Невыразимое для мысли и для слова,

То все в мой смертный час прияло образ твой

И, с миром к моему приникнув изголовью,

Мне стало верою, надеждой и любовью.

Так, ты поэзия: тебя я узнаю;

У гроба я постиг твое знаменованье.

Благословляю жизнь тревожную мою!

Благословенно будь души моей страданье!

Смерть! смерть, великий дух! я слышу весть

твою;

Меня всего твое проникнуло сиянье!

(Подает руку Васку, который падает на колени.)

Мой сын, мой сын, будь тверд, душою

не дремли!

Поэзия есть бог в святых мечтах земли.

(Умирает.)

Агасфер Странствующий жид

Он нес свой крест тяжелый на Голгофу;

Он, всемогущий, вседержитель, был

Как человек измучен; пот и кровь

По бледному его лицу бежали;

Под бременем своим он часто падал,

Вставал с усилием, переводил

Дыхание, потом, шагов немного

Переступив, под ношей снова падал,

И наконец, с померкшими от мук

Очами, он хотел остановиться

У Агасферовых дверей, дабы,

К ним прислонившись, перевесть на миг

Дыханье. Агасфер стоял тогда

В дверях. Его он оттолкнул от них

Безжалостно. С глубоким состраданьем

К несчастному, столь чуждому любви,

И сетуя о том, что должен был

Над ним изречь как бог свой приговор,

Он поднял скорбный взгляд на Агасфера

И тихо произнес: «Ты будешь жить,

Пока я не приду», – и удалился.

И наконец он пал под ношею совсем

Без силы. Крест тогда был возложен

На плечи Симона из Киринеи.

И скоро он исчез вдали, и вся толпа

Исчезла вслед за ним; все замолчало

На улице ужасно опустелой.

Народ вокруг Голгофы за стенами

Ерусалимскими столпился. Город

Стал тих, как гроб. Один, оцепенелый,

В дверях своих недвижим Агасфер

Стоял. И долго он стоял, не зная,

Что с ним случилося, чьи были те

Слова, которых каждый звук свинцовой

Буквой в мозг его был вдавлен, и там

Сидел неисторжим, не слышен уху,

Но страшно слышен в глубине души.

Вот наконец, вокруг себя обведши,

Как полусонный, очи, он со страхом

Заметил, что на Мории над храмом

Чернели тучи с запада, с востока,

И с севера, и с юга, в одну густую

Слиявшиеся тьму. Туда упер он

Испуганное око; вдруг крест-накрест

Там молнией разрезалася тьма,

Гром грянул, чудный отзыв в глубине

Святилища ответствовал ему,

Как будто там разорвалась завеса.

Ерусалим затрепетал, и весь

Незапно потемнел, лишенный солнца;

И в этой тьме земля дрожала под ногами;

Из глубины ее был голос, было

Теченье в воздухе бесплотных слышно;

Во мраке образы восставших

Из гроба, вдруг явясь, смотрели

Живым в глаза. Толпами от Голгофы

Бежал народ, был слышен шум

Бегущих; но ужасно каждый про себя

Молчал. Тут Агасфер, в смертельном страхе,

Очнувшись, неоглядкой побежал