Читаем без скачивания Великая тайна Великой Отечественной. Ключи к разгадке - Александр Осокин

Кстати, упомянутая книга дает подробнейшую информацию о правилах поступления в Артиллерийскую академию им. Дзержинского в тот период. Из этой информации следует, что при поступлении (или, скорее, зачислении) Якова Джугашвили в академию, ему были сделаны серьезные послабления. В частности, был нарушен главный принцип приема в эту академию, который заключался в следующем:

На командный факультет принимался командный состав от командира батареи и выше, закончивший артиллерийское училище, прослуживший в армии не менее 2–3 лет и имеющий общее среднее образование, а на все остальные факультеты – командный и технический состав в должности не ниже помощника командира батареи и удовлетворяющий тем же требованиям, что и для командного факультета.

Но можно и предположить, что в отношении Якова Джугашвили никакие условия приема не были нарушены, просто некоторые факты его биографии и трудовой деятельности не обнародованы до сих пор. Например то, что он проработал указанные в условиях приема сроки в центральном аппарате одного из управлений Наркомата обороны, на военном производстве, в военном представительстве на заводе или даже за рубежом.

Об особом внимании Сталина к Артиллерийской академии им. Дзержинского в этот период свидетельствует и фрагмент его выступления 5 мая 1941 г. на встрече в Кремле, который я цитирую из книги В. Карпова «Генералиссимус»:

Наши военно-учебные заведения отстают от роста Красной Армии. Здесь выступал докладчик товарищ Смирнов[123] и говорил о выпускниках, об обучении их на новом военном опыте. Я с ним не согласен. Наши военные школы еще отстают от армии. Обучаются они еще на старой технике. Вот мне говорили – в артиллерийской академии обучают на трехдюймовой пушке. Так, товарищи артиллеристы? (Обращается к артиллеристам). У меня есть знакомый (Сталин имел в виду своего сына Якова. – В. К.), который учился в Артиллерийской академии. Я просматривал его конспекты и обнаружил, что тратится большое количество времени на изучение пушки, снятой с вооружения в 1916 году. Он считает, что такая практика недопустима.

В этом месте задетый за «живое» начальник академии генерал-лейтенант Сивков бросил реплику:

– Изучают и современную артиллерию.

– Прошу меня не перебивать, – строго отрезал Сталин. – Я знаю, о чем говорю! Я сам читал конспекты вашей академии[124]<…>

Речь Сталина длилась сорок минут. Вся торжественная часть заняла один час. К 19.00 были накрыты столы в Георгиевском, Владимирском, Малом и Новом залах, а также в Грановитой палате. На приеме присутствовало две тысячи человек. Было произнесено много тостов, в том числе и за здоровье Сталина. Сам он предлагал тосты за руководящие кадры и преподавателей академии; за «артиллерию – бога современной войны»; за танкистов – «ездящая, защищенная броней артиллерия».

Но кульминацией, квинтэссенцией всего выступления Сталина в этот день было третье его высказывание. Случилось вот что. Начальник Артиллерийской академии генерал Сивков, переживая за свою неудачную реплику во время выступления Сталина, решил подправить положение и предложил выпить «за мир, за сталинскую политику мира, за творца этой политики, за нашего великого вождя и учителя Иосифа Виссарионовича Сталина!»

Сталин очень разгневался – не на елейность тоста, а из-за того, что эти слова снижали смысл всей предыдущей речи перед выпускниками. Сталин сердито сказал:

– Этот генерал ничего не понял. Он ничего не понял! Разрешите внести поправку. Мирная политика обеспечивала мир нашей стране. Мирная политика дело хорошее. Мы до поры до времени проводили линию на оборону – до тех пор, пока не перевооружили нашу армию, не снабдили армию современными средствами борьбы. А теперь… надо перейти от обороны к наступлению… Нам необходимо перестроить наше воспитание, нашу пропаганду, агитацию, нашу печать в наступательном духе. Красная Армия есть современная армия, а современная армия – армия наступательная.[125]

Еще один участник этой встречи, Энвер Муратов, в своих воспоминаниях утверждает, что свою отповедь Сивкову Сталин закончил провозглашением тоста: «Я предлагаю выпить за войну, за наступление в войне, за нашу победу в этой войне!»,[126] что было абсолютно логично в той ситуации: Сивков предложил тост за мир, а Сталин – за войну.

Сталин говорил о предстоящей войне, но не мог даже намекнуть – с кем будет эта война. Все участники встречи, вспоминавшие впоследствии, что он назвал противником Германию, уже рассматривали те события сквозь призму Великой Отечественной. А между тем посол Шуленбург – опытный политик – вскоре после этой речи докладывал в Берлин, что она была чуть ли не прогерманской, во всяком случае, показывающей что в СССР Сталин – лидер прогерманской политики. Я уверен, что последние слова тоста Сталина – самое яркое подтверждение первой половины моей гипотезы начала войны: Красную Армию готовили не к обороне. Ее готовили и не к удару по немецким войскам, сосредоточенным у советской границы, а к переброске через Польшу и к Германию к Северному морю. И вообще, слова о наступательном духе Красной Армии означают, что наша армия имела, по крайней мере, трехкратное превосходство над армией противника. Вот и говори после этого о «превосходящих силах» немцев как об одной из главных причин военных неудач начала Великой Отечественной!

Именно поэтому остается до сих пор тайной выступление вождя 5 мая 1941 г. Именно поэтому так, а не иначе сложилась судьба очень многих командиров, с восторгом слушавших Сталина в кремлевском зале, в том числе его сына Якова и начальника академии, в которой он учился, генерал-лейтенанта артиллерии Сивкова, осмелившегося дважды перечить Сталину в тот день.

В отношении Сивкова реакция последовала немедленно, и в истории Артиллерийской академии им. Дзержинского записано, что уже «15 мая – начальником академии назначен ее воспитанник, старший преподаватель генерал-майор артиллерии Говоров Леонид Александрович».[127] Никаких объяснений причин снятия с должности генерала Сивкова и сведений о дальнейшей службе там нет.

Мне удалось найти в РГАСПИ в фонде Политбюро несколько строк, круто изменивших судьбу выдающегося артиллериста и талантливого организатора Аркадия Кузьмича Сивкова, возглавлявшего Артиллерийскую академию им. Дзержинского с 1938 по 1941 г. (что почти день в день совпадает с периодом обучения в ней Якова Джугашвили):

Весьма срочно. Решение Политбюро от 14. V. 41 г. (протокол № 32, п. 13)

1. Снять т. Сивкова А. К.[128] с работы начальника Артиллерийской ордена Ленина академии Красной Армии им. Дзержинского, оставив его в распоряжении наркома обороны, а утвердить т. Говорова Л. А.

Мы видим, что никаких объяснений причин или целесообразности такой серьезной кадровой перестановки в этом решении не дано, более того, нет даже просто констатирующей части или преамбулы. Поэтому непонятно, по какой срочной и важной причине оно принималось на самом высшем уровне.

Войну генерал Сивков встретил в должности генерал-инспектора артиллерии РККА, с сентября 1942 г. он – начальник Оперативного управления Центрального штаба партизанского движения, затем командующий артиллерией Северо-Кавказского фронта. Погиб в декабре 1943 г. в Крыму «от разрыва снаряда на своем НП».

Цепь событий: плен Якова – обмен посольств – бомбардировки Москвы

Все изложенные выше факты логически встраиваются в цепочку событий, прямо и косвенно связанных с пленением Якова Джугашвили:

– неизвестно когда, где и как Яков оказывается в плену;

– 2—16 июля 1941 г. его впервые допрашивают в штабе группы армий «Центр»;

– 16 июля выходит секретное Постановление Государственного Комитета Обороны СССР № ГОКО-169сс, в котором говорится, что «отдельные командиры и рядовые бойцы проявляют неустойчивость, паникерство, позорную трусость, бросают оружие и, забывая свой долг перед Родиной, грубо нарушают присягу, превращаются в стадо баранов, в панике бегущих перед обнаглевшим противником». В постановлении называются имена некоторых «позорно отступивших» советских военачальников: Павлова, Климовских, Коробкова и др.;

– 16 июля на основе решения Политбюро ЦК ВКП(б) и Указа Президиума Верховного Совета СССР в полках, дивизиях, корпусах, военно-учебных заведениях и учреждениях Красной Армии вводится институт военных комиссаров, а в ротах, батареях, эскадрильях – институт политруков;

– 18 июля Якова Джугашвили допрашивают в штабе авиации IV армии;

– 19 июля с ним «беседуют» и он пишет заявление о том, что он сын Сталина, и письмо-записку отцу (потом немцы отпечатают ее в листовках и сообщат, что она доставлена Сталину «дипломатическим путем»);