Читаем без скачивания Небо в алмазах - Владимир Буров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я оставил ей щель, чтобы могла иногда продохнуть.
– Задержка дыхания ведет к развитию потенциала секса.
– Вы думаете, сломает дверь, чтобы наброситься на одного из нас?
– Чтобы съесть?
– Бывают вещи пострашней, чем еда, – резюмировал Ма.
– Что может быть хуже, чем отсутствие еды?
– Потребность съедать ее больше, чем требуется.
– Зачем? Чтобы чувствовать себя приземленнее, и не улететь слишком далеко, как в безвоздушном пространстве.
– Вот-вот, скоро здесь так и будет: люди будут весить настолько мало, что начнут летать.
– Серьезно? – изумился Пит. И добавил: – Знаете, что?
– Что?
– Можно я посплю?
– Очень хорошо, просто-таки прелестно, – возразил Ма на бушующую в нем страсть выбросить этого летчика вообще из самолета, и насладиться неочевидной уверенностью:
– И так долетим, куда надо.
Он сам взял штурвал, и пошел на крутой вираж, силой воли, выправляя планер к Северному Полюсу.
Силы Воли, собственно, никакой не требовалось, а нужно было просто отказаться от своей воли добровольно:
– Как пересесть на другой трамвай. – А если его нет, то, как Пушкин, попросить лошадь, тем более:
– Сейчас моя очередь.
И, похоже, Ма решил, что его Почтовая Станция – это Северный Полюс.
Он даже не заметил, как Щепка вывалилась из багажного отделения, и болталась, как бежево-фиолетовое полотенце на ветру во время сушки на солнышке, но и при:
– Не попутном ветре.
Майер понял, что надо идти галсами,
Щепка подняла ноги вверх, и едва не оторвала дверь багажного отделения, на которой продолжала висеть. Наконец, ей удалось обхватить туловище этого ястреба, пожирающего пространство, как жеребенок молоко матери:
– Забыв об опасности.
– Что? – крикнул Май.
– Не дрягай крыльями!
– Вот ду ю сей?
– Я сейчас залезу и заменю тебя.
– Ноу, сенкью, я сам хочу сделать это перемещение пространства без времени.
Но она всё-таки изловчилась и села в третьем ряду, как зритель, но не без потенциала:
– Проползти на сцену в качестве хотя бы суфлера с родных дубов Шервудского леса Шекспира на русские карликовые кустарники, которые – она думала – растут на Северном Полюсе, и более того:
– Если надо. – Что это значит, она не понимала, но почему-то очень поверила в эти претензии Ма, который так и сказал на прощальном ужине в Верхнем Домике, обращаясь, как все поняли:
– К Че, – я тебя вылечу, когда открою полезные не только оленям карликовые кустарники на Северном Полюсе.
– Я и так здоров, – печально ответил Че, – я не чувствую себя больным.
– Это ненадолго, – обнадежил его Ма.
Но вот после северных кустарников пойдешь по жизни, как мой зам по антитеррористическим операциям.
– Нет.
– Почему?
– Я таких слов не могу выговорить.
– Говорить буду я – ты: только делать!
– Слово и Дело? – подошла Кали. И добавила: – Мне это не мешает, я могу как стакан и воду объединить болтовню и секс в одно целое мероприятие.
– Вы собираетесь читать лекции в деревенских клубах именно таким образом? – усомнился даже Ивановский, предположивший научно-спиритическим путем:
– Смеху не будет.
И никто пока что так и не понял:
– Почему?
А Щепке уже сейчас было не до смеха, она замерзала. Ма надел тулуп – скорее всего – из инопланетной шерсти, и также, как оказалось был одет спящий Пит – ей:
– Ни рожна!
– У меня шкура не дубовая, – крикнула она Майеру.
– Скоро будет теплее, – ответил ведущий планер посланник, скорее всего, Дальнего Марса, а не проблематичного Сириуса или еще более неприступного Ориона.
– Для меня это скоро, скорее всего, не наступит, сэр.
– Называй меня просто Ра.
– У вас так много имен, что, да, я-то их запомню, но другие, боюсь, плюнут, и будут звать вас просто:
– Ма-Ма.
– Зачем второе-то Ма? – спросил он.
– Па-Па всегда будет на войне – к кому еще обращаться.
– Я рожать никого не намерен.
– Ошибаетесь, сэр, только этим вам и придется заниматься, по моим сведениям, полученным из тайных шифров рукописей Шекспи.
– Рожать?
– Да.
– Что значит, да?
– Так, а вы как думали, зачем еще вас заслали сюда первым?
– За этим?!
– Вам не сказали?
– Мне никто ничего не может сказать.
– Почему?
– Ибо потому, что я сам только и делаю, что говорю, говорю и говорю – остальные записывают.
– Простите, сэр, но я вижу Северное Сияние.
– Это невозможно.
– Почему?
– И знаете, почему: я забыл взять с собой Авиа-Тора, этого, как его, кого всегда помню?
– Гови Хю?
– Зачем ты два раза повторяешь?
– Я?
– Ну, не я же сказал про него только что два раза.
– Хорошо. Теперь что, будем за ним возвращаться?
– Поздно.
– Может этот спящий Пит успел узнать у Авиа что-то про это Сияние?
– Для того, чтобы узнать некоторые вещи – самому надо быть Ловцом Снов.
– Он и есть Ловец Снов, ибо сам их посылает, – ответила Щепка. – Не утруждайтесь, сэр, я поймаю.
– Он еще молод связываться с тобой, – сказал Ма.
– Но вы не сможете. И знаете почему? Мы – трое, – она положила лапу на замкнувшегося в себе – как говорят на Орионе – Пита, и кивнув в темное мрачное небо по предположительному направлению Говарда – любим друг друга. В будущем.
– Вы так умеете? – удивился Ма.
Далее, как пройти Северное Сияние?
– Существует пароль, – сказала Щепка, – Небо в Алмазах.
– Ты не можешь этого знать, – ответил Ма.
– Почему?
– Ты не можешь знать больше меня.
– Да?
– Да. И знаешь почему?
– Почему?
– Априори известно: я с неба, а ты всю оставшуюся жизнь трахала здесь всё, что блестит на вид.
– Откуда такие сведения, мистер?
– У тебя на лице всё написано.
– А именно?
– Жажда радости.
– Вы против?
– Против ли я?
– Зачем вы переспрашиваете, контакты электрические замкнуло в генераторе идей и мыслей?
– Хорошо, я приму ваш ответ, как правильный, что Небо в Алмазах означает, что?
– Что?
– Вы не знаете?
– Знаю, но сейчас немного подзабыла, мне коньяка рюмку Амбассадор – всё вспомню.
– Я не пью.
– Неужели ничего не взяли для согрева?
– Взял.
– Что?
– Запасную канистру керосина для самолета.
– Но вы ошиблись, мистер, это планер, самолет давно упал бы в море.
– Нет, это вы, милейшая и добрейшая из всех фей Шекспира еще не знаете, что самолет – сам летает, а те самолеты, про которые ты говоришь – это просто керогазы.
– Ничего не понимаю.
– Что именно вам, пухлейшая, непонятно?
– Если мы на планере – зачем вы взяли керосин?
– Сам буду пить.
– Я вам не верю.
– Хорошо, отдам Медиуму, он это дело любит.
– Их бин не понимайт? По-вашему, Медиум питается керосином, как самолет? Если это так, то ваш Медиум, скорее всего, будущий тракторист, перепутавший Калину Красную с Березой Белой в чистом поле напополам со своим трактором.
– Хотите проверим?
– Нет, я и так знаю – Медиум, если и не откажется, то только от запаха – пить не будет. И знаете почему? Ему это делать не обязательно, всё равно, что для хомо вульгарис жрать картошку с салом.
– Не будет?
– Только понюхает и ему уже достаточно. Более того: на всю оставшуюся жизнь.
– По-вашему получается: все Медиумы диабетики.
– Вы считаете, не один Медиум не может пожаловаться:
– Их бин больной?
– Скорее всего, вы правы, мой Меди как раз сейчас не выходит на связь.
– Конечно, болен!
– Дать ему керосину?
– Конечно, если не боитесь, что помрет совсем.
Они помолчали, и Майер решил разбудить Пита.
– Вот ду ю сей, мистер? – сразу же спросил Владимир, хотя иногда уже забывал – особенно в полете – что так его звали на земле.
– Прошу прощенья, что не разбудил тебя раньше, май диэ чайлд, но мы не видим Неба в Алмазах. А впереди маячит Северное Сияние.
– Я должен подумать, – ответил Владимир.
– Это будет твой решающий мяч, дорогой, – промямлила Щепка, испугавшись, что Пит ничего не знает более экстраординарного, чем они.
– Послушайте, Пит, – сказал Май, – здесь думать бесполезно: если ты не знаешь – то не знаешь никогда.
– Да?
– Да. Поэтому.
– Да? – повторил Владимир, всё ещё не приземлившись после какого-то сна.
– Вы должны вспомнить свой сон, – сказал Ма. – И не повторяйте, как попугай, что не помните, иначе он уйдет и уйдет навсегда.
Слова:
– Я не помню, – опять чуть не захлестнули его.
– Ну!
– А! – наконец очнулся Владимир, – я не вижу его.
– Хорошенькое дело, – сказал Ма.
– Не надо было лезть поперед батьки в пекло, – совсем проснулся Владимир.
– Хорошо, хорошо, лезьте на мое место.
– Я уже на нем. Ибо – если вы забыли – ваше место за моей спиной.