Читаем без скачивания Жизнь, как морской прилив - Кэтрин Куксон

Эмили посмотрела на свое отражение и увидела, что выглядит счастливой. А почему бы и нет? Разве она не столкнулась с чудом и не была самой удачливой девушкой на земле?

Глава 4

Начались разговоры. И не только разговоры, но и действия, особенно со стороны тех членов общины, которые из сострадания молились около постели Нэнси Мак-Гиллби.

Они приходили по одному, причем женщины проявляли любопытство преимущественно днем, и расспрашивали Эмили о ее обязанностях и о том, как она проводила свое свободное время. Некоторые задавали вопросы, в какое время она ложится спать, другие - запирает ли она дверь.

Хотя Эмили говорила Сепу о визитах, она никогда не рассказывала всего, о чем шла речь. Обычно он был умеренным в своих высказываниях, но однажды вечером, в середине ужина, он положил нож и вилку, опустил подбородок на грудь и, рассмеявшись, сказал:

— Если бы не твой образ мыслей, они смогли бы сбить тебя с пути истинного. Клянусь Богом! Они могли бы. — Потом, посмотрев на нее, он добавил: — Я собираюсь положить этому конец. В четверг вечером состоится собрание общины, и я буду присутствовать на нем. Да, я буду присутствовать!

И Мак-Гиллби пошел на это собрание. После полдника - а она постаралась, чтобы это был хороший полдник: приготовила треску, запеченную в масле и молоке, кусок бекона, яичный пирог и новые кексы к чаю - он оделся в воскресный костюм, надел свою жесткую шляпу.

Все время, пока он отсутствовал, девушку не покидало чувство сильного беспокойства. Члены общины имели власть, они могли лишить людей работы. Эмили слышала о таких случаях. Не то чтобы они могли лишить мистера Мак-Гиллби работы, но они могли оказать такое давление, что он будет вынужден уйти с нее. Он сказал, что собирается положить конец разговорам, но мог ли он это сделать? Эмили представила себе мистера Гудира, мистера Хейли, мистера Робсона и мистера Данна; все они казались суровыми и сильными, но все же вполовину не такими сильными, как их жены.

Смешно, конечно, подумала девушка, но на поверку оказывалось, что все решали женщины; по крайней мере, они готовили пули, которыми мужчины стреляли, а мужчины, будучи мужчинами, должны были стрелять. Половина из мужчин и не сделали бы таких злобных дел, если бы не их женщины.

Эмили не понимала, каким путем она пришла к такому знанию людей, только, как она говорила себе, она могла чувствовать многое. И она чувствовала, что ее хозяину сегодня вечером здорово достанется.

Девушка не ждала его возвращения раньше девяти часов, именно в это время мистер Мак-Гиллби обычно возвращался с собраний общины, но она была крайне удивлена, когда тот вошел в дом всего через полчаса после ухода. И когда он снял шляпу и повесил ее на дверь, раздался громкий звук, похожий на хлопанье в ладоши. Он вошел на кухню, стягивая поближе друг к другу лацканы пиджака.

Этот жест ясно говорил: «Да, я сделал это!» Затем, встав спиной к огню, Мак-Гиллби сказал:

— Я сделал это! Я положил конец их галопу. Я сказал им, как обстоят дела.

— Вы сделали это?

— Да, я сделал. Вы занимайтесь своим делом, сказал я, а я справлюсь со своими проблемами без молитв и навязчивого внимания. Более того, сказал я, я не обязан отчитываться ни перед кем за свои действия; я должен отвечать только перед своей совестью, а она чиста.

Эмили внимательно смотрела на него, ее глаза сияли. Он указал рукой на дверь в гостиную и сказал:

— С этого вечера я начинаю жить так, как я хочу. Я должен был курить украдкой, когда была жива Нэнси, и я курил украдкой, боясь, что кто-нибудь из них зайдет. Теперь этого больше не будет. Поэтому, девочка, я буду курить здесь на кухне. И... — Его голос опустился почти до шепота, когда, приблизив голову к ее голове, он добавил: — И я собираюсь сделать кое-что еще. Знаешь, что это?

— Нет, мистер Мак-Гиллби.

— Я собираюсь пить в доме пиво, когда мне этого захочется!

Рот Эмили стал похож на удлиненную букву «о», а затем закрылся, и она прикусила губу, чтобы не засмеяться, а он, подражая ей, тоже закусил губу; затем они оба громко расхохотались. Они стояли по разные стороны стола, опираясь на него всей силой в своем веселье. Но, подобно медленно закрываемому крану, веселье улеглось, и они затихли, глядя друг на друга мокрыми от смеха глазами, а Эмили пробормотала:

— Ох, мне не следовало так смеяться.

— Почему? Почему бы и нет? Вот что, сядь, девочка, я хочу с тобой поговорить. Я давно собирался поговорить с тобой, сказать тебе о многом, но я думал, что еще не время. Во всяком случае, — он медленно покачал головой, — я хочу сказать, что отныне и впредь я перестану изображать из себя ханжу.

Эмили села у другого конца стола и ждала, внимательно глядя на Мак-Гиллби, а он сидел и смотрел прямо перед собой, как будто видел себя возвращающимся в прошлое. Потом он тихо сказал:

— Мне всего тридцать пять лет, Эмили, я все еще молод. Я был женат на Нэнси всего два месяца, когда ты впервые пришла работать в наш дом по вечерам пятниц и воскресеньям. Она была на девять лет старше меня, и я позволял себе думать, что женился на ней, потому что она отвратила меня от пьянства.

Он повернулся и посмотрел на Эмили.

— В молодости я очень сильно пил и, естественно, дымил как труба. Как бы то ни было, я встретил ее в один дождливый и ветреный вечер, когда ее зонтик вывернулся наизнанку и почти понес ее через открытое пространство доков. Я только что вышел из «Виноградин», и она практически упала мне на руки. Вряд ли что-то можно было сделать с зонтом, но я удержал ее и спросил, куда она направлялась. Я очень хорошо помню, как она цеплялась за мою руку, заглядывала мне в лицо и принюхивалась. Я, наверное, вонял, как винная бочка, и, более того, мы с ребятами в тот день разгружали судно с железной рудой, а от нее исходит своеобразный запах, как бы запах пота. Однако, несмотря на это, она разрешила мне проводить ее вот в этот самый дом; а потом пригласила меня войти. Теперь-то я понимаю, что она решила сделать это в ту минуту, когда я схватил ее, чтобы она не взлетела.

Мак-Гиллби облизал губы, разгладил указательным пальцем усы, а затем продолжил:

— Она налила мне чашку чаю и узнала, что я холостяк, а я узнал, что она приглядывала за своими родителями и что они умерли один за другим в течение последних трех лет, оставив ей дом, официально оформленный, завещанный и оплаченный, а также не очень большой еженедельный доход. Но на жизнь ей хватало. Она не работала, у нее было слабое сердце, но ничего особенно серьезного, как она сказала. Вот так все и началось. Менее чем через два года Нэнси стала миссис Мак-Гиллби, и менее чем через три месяца после нашей женитьбы она слегла, правда, сначала иногда поднималась, как ты должна помнить, но я полагаю, что чаще, чем это было нужно. Нэнси была женщиной, которой не надо было выходить замуж... Понимаешь, что я имею в виду?