Читаем без скачивания Всем сестрам по серьгам - Инна Туголукова

— Занятная теория, — усмехнулся Андрей. — А как же те, кто долго учился, многого достиг в своей профессии и волею судеб оказался на улице? Им тоже улицы подметать прикажете?

— А это уж личное дело каждого — улицы подметать или обратно на свою горку карабкаться, — в сердцах отмахнулась Фаина. — Слушаешь ты, а не слышишь. Разве я об этом с тобой говорила?

Санитарка подхватила свое ведро и направилась к двери, обиженная непониманием. Но в этот момент в палату вошла Алена.

— Доброе утро, — рассеянно улыбнулась она Фаине, и лицо ее, обращенное к пациенту, тут же приняло холодное выражение.

Это было так ей несвойственно, что заинтригованная Фаина мгновенно притормозила, поставила ведро и, достав из кармана чистую тряпочку, принялась тщательно протирать батарею.

— Сейчас я вам сделаю укол, — сухо произнесла Алена. — В десять часов у вас массаж, а в одиннадцать тридцать пойдете на ЛФК.

— А по-русски вас изъясняться не научили? «ЛФК», — передразнил Шестаков.

— Это всего лишь лечебная физкультура, — сдержалась Алена.

— Вот так и говорите! — оставил он за собой последнее слово.

Алена поджала губы и вспыхнула румянцем.

— Спиной ко мне повернитесь, — сказала она, выпуская из шприца высокий фонтанчик, и в голосе ее прозвучало некое злорадство.

Андрей дернулся было на бок, и задремавшая боль, мгновенно очнувшись, пронзила спину когтистой лапой.

— Лежите, лежите! — испугалась Алена, увидев его исказившееся лицо. — Я вас сейчас в ногу уколю…

— А сразу в ногу уколоть нельзя было? — разозлился Андрей. — Или очень захотелось на жопу мою посмотреть?

— Я могла бы вам ответить, что укол в ягодицу менее болезненный и более эффективный. Но перед лицом такой несокрушимой проницательности остается только смущенно промолчать…

— Извините, — буркнул он.

— Извиняю, — легко согласилась Алена, — поскольку вы больной, а болезнь, она, как известно, и скотину не красит.

И пока Шестаков переваривал информацию, соображая, принять ли ее за оскорбление или отнести на счет народной мудрости, Алена гордо удалилась. Решив, что это все-таки оскорбление, да еще и публичное, Андрей запоздало разгневался и даже хлопнул ладонью по одеялу:

— Вот сучка!

— А ты, друг ситный, эту девочку не обижай, — заступилась Фаина. — Эта девочка дорогого стоит. Таких, как она, раз-два — и обчелся.

— Да бросьте вы чепуху молоть! — досадливо отмахнулся Андрей. — Нашли тоже уникум.

— Хоть брось, хоть подними, — не отступала Фаина. — У нее сердце золотое. И я тебе эту девочку в обиду не дам.

— Послушайте, любезная! — потерял терпение Шестаков. — Направьте свой боевой задор по другому руслу. Я эту вашу дорогостоящую подопечную не знаю и знать не хочу! И уж тем более не собираюсь мотать из-за нее свои нервы. Боже меня от этого упаси…

5

Как уж там получилось, неизвестно (как это вообще получается, хотелось бы знать?), но только все отделение уже ведало, что Ленка Силантьева влюбилась в «крутого» из отдельной палаты. И то ли оттого, что Алену любили, нещадно пользуясь ее добротой, безотказностью и искренним стремлением помочь иногда и в ущерб себе, то ли от неистребимого человеческого желания сунуть нос в чужие дела и устроить их на свой лад, а может, от неодолимого интереса к великому таинству любви, но только «травма» бурлила и волновалась, пребывая в веселом подъеме и даже некоторой ажиотации.

Это был спектакль для двух героев, где вдохновенный зритель не просто играл в массовке, а являлся к тому же режиссером, сценаристом и рабочим сцены. И Алена, захваченная водоворотом всеобщего участия, уже и сама поверила, будто что-то действительно происходит не только с ней, но и с ним, с Андреем, придавая каждому слову, взгляду, движению особый смысл, значение и намек.

Ее неудержимо тянуло в отдельную палату, и она использовала любой предлог, реальный и выдуманный, чтобы там появиться, оправдываясь тем, что ведь Викентий Палыч сам просил присматривать за VIP-пациентом, как за близким родственником.

Дома, поздними вечерами, угомонив непоседливую Мими, которая спала в ее комнате (маленький Сашенька обитал у Вали), Алена ложилась на свою узкую кровать и думала, думала, думала об Андрее. Она представляла себя в кольце его рук, ощущая щекой не подушку, а теплую жесткость мужского плеча, слышала горячий, прерывистый шепот, и вздрагивала, и замирала, рисуя себе смелые, виденные на экране и ни разу в жизни не испытанные прикосновения.

Не то чтобы она слыла «синим чулком», свалилась с луны или не далее как вчера спустилась с дерева, вовсе нет. Была и у нее своя любовная история, и не одна, а целых две. Первая случилась еще в школе, а вторая в медучилище. И целовалась она со своими избранниками не хуже других, и даже позволяла им некоторые вольности, весьма, впрочем, незначительные и кратковременные, поскольку, едва дело выходило за рамки легкого флирта, ее чувства не просто остывали, а мгновенно превращались в свою полную противоположность, то бишь ненависть, граничащую с отвращением. Когда подобная метаморфоза приключилась с ней вторично, Алена расстроилась, усмотрев здесь некую закономерность, и испугалась, что так теперь будет всегда, а значит, путь к долгой и счастливой семейной жизни заказан ей самой природой.

Сейчас же, повстречав Шестакова и заново влюбившись в него, уже не виртуального, а живого, хотя и не совсем здорового, Алена вдохновилась надеждой, что уж теперь-то все сложится, как надо — правильно и без эксцессов, потому что как же еще может сложиться с таким необыкновенным, красивым, с таким настоящим мужчиной? Это вам не торопливые, неловкие и неумелые юнцы, потеющие от волнения и нарочито грубые от страха.

Андрей — это совсем другое. Конечно, нельзя сказать, чтобы он был с ней уж слишком галантен. Но может, она сама виновата? Не улыбнется, не посочувствует, ведет себя как фельдфебель в юбке. А с другой стороны, как тут посочувствуешь, если он держит всех на расстоянии вытянутой руки? Хотя девчонки говорят, что как раз на нее-то он смотрит особенным взглядом и явно выделяет из прочего персонала. Да ей и самой кажется, что в последнее время что-то изменилось. Она, конечно, не сможет сказать, что именно, если, допустим, ее об этом спросят, но есть ощущение…

И потом, он взрослый самостоятельный мужчина и — о чудо! — совершенно свободный — ни жены, ни детей, ни даже женщины, которая бы его любила! Потому что, существуй она в природе, такая женщина, она была бы рядом именно сейчас, когда ему так необходима поддержка, сочувствие, помощь, чашка домашнего бульона, кусочек курочки! Ну что такому мужику больничная бурда? Конечно, Викентий его подкармливает, но это же совсем другое…