Читаем без скачивания Мэбэт - Александр Григоренко

Мэбэт уже знал, что старый Пяк, отлежавшись в чуме и оправившись от страха, счел себя победителем и разнес по родам историю позорного сватовства Хадко.

— Напрасно, вы корите меня так жестоко. В одном вы неправы, почтенные. Мне не доставляет удовольствия унижать людей и оскорблять гордость родов — хотя бы потому, что ни один из людей не дал мне понять, что он по-настоящему уязвлен и унижен.

Мэбэт говорил так, как привык — он говорил правду. Обычай допускал красть невест, но тот же обычай, чтобы избежать войны, требовал от мужчины помириться с родителями украденной девушки — прийти в становище с дарами, просить прощения и родительского благословения. Обычно, если между родами или семьями не было давней и жестокой вражды, да и запоздавший калым приходился по вкусу, укравший получал жену. Сбыть повзрослевшую дочь по цене ниже ожидаемой, считалось куда меньшей прорухой, чем держать ее при себе, кормить, одевать и в конце концов дождаться, когда она превратится в старую деву и станет никому не нужна.

Если в течение года похититель не приходил мириться, то семья невесты могла счесть себя окончательно оскорбленной и получала признанное всеми право на законную месть. Случалось, что и мстили — особенно, если девушка была красива, происходила из богатого семейства, и ее отец всерьез рассчитывал прирастить свои богатства удачным замужеством дочери. У бедных все было куда проще, но и за ними признавалось право очистить запятнанное достоинство.

Выждать год у Вайнотов не хватило терпения — да и не видели они в том смысла. Легче дождаться оживления мертвеца, чем Мэбэта или его сына с примирительными дарами и просьбами о прощении. Поэтому решили Вайноты раньше положенного срока прислать оленя войны.

Мэбэт, не единожды причастный к краже невест, никогда не подвергался мести. Узнав имя похитителя, оскорбленные слабели гневом, и в конце концов забывали обо всем. Никто не хотел испытывать судьбу, связываясь с любимцем божьим. Конечно, стыд не сразу покидал людей, про себя и меж собой они оправдывались тем, что все случилось так, как случилось, и в конце концов это к лучшему — особенно, если семья бедна и слаба мужчинами, то будь невеста прекраснее богини, вряд ли можно надеяться на большое богатство, вырученное через ее удачное замужество. Взять жену только из-за ее красоты и тем более по любви могли позволить себе те, кто слишком богат или слишком силен, а таковые в последнее время встречались редко. Одному только Мэбэту божья любовь заменяла все богатства и давала все права.

Украденная Женщина Пурги была прекрасна, а род Вайнота богат и силен мужчинами. Мэбэт знал это, и не слишком удивлялся тому, что похищение Хадне не закончилось привычным трусливым миром, как все предыдущие похищения невест.

После некоторого молчания заговорил старик с заплетенной бородой. Он уже не давал волю своему гневу.

— Мы знаем, Мэбэт, что ты все еще ловишь стрелы на лету, хотя и сед. Наверное, ты будешь рад дожить то той поры, когда твоя голова совсем побелеет и станет как наши головы. Но подумай! Ведь и летнее солнце заходит, и зеленый лес становится черным на всю долгую зиму…

Вздрогнула Ядне — старик проговаривал ее вчерашние мысли, будто кто-то из бесплотных принес ему их, не растеряв ни слова.

— Сила не ушла от тебя, Мэбэт, и удача всегда бежала рядом с тобой, как верный пес, не покидая тебя ни во времена блага, ни в пору беды — продолжал старик. — Ты не знаешь предела своей силе и удаче, однако, согласись со мной, в том не твоя заслуга. Бесплотные не послали тебе такого испытания, которое показало бы тебе самому предел твоей силы. Видимо, на то была их воля и не нам, людям, спорить с ней. Но я, смертный человек, и буду рассуждать как смертный. Ты можешь поймать одну стрелу, или две стрелы, даже три. Однако, сможешь ли ты отмахнуться от десятка стрел, сможешь ли отогнать от себя сотню стрел? Подумай, Мэбэт…

— Подумай, — подхватил второй старик. — Мы прислали тебе оленя войны, а значит, не собираемся играть с тобой и оставлять дело нерешенным. Вайнотов много и, если потребуется, мы пойдем на тебя все и не устыдимся. Мы оскорблены и сейчас не праздник, чтобы тешиться единоборством. У тебя есть семья, жена и сын, еще неопытный в делах. Не подвергай опасности их участь и саму жизнь.

Мэбэт догадывался, к чему ведут старики, хотя и не придавал их словам особого значения. По правилам переговорщики обязаны напомнить о возможности примирения и, если договориться о мире не удавалось, тогда война вступала в свое право. Любимец божий знал: сейчас они предложат вернуть им Хадне, либо отправиться к ее родителям с дарами и просьбой о прощении. К тому же вряд ли стариков устроит, если все это сделает Хадко — кающийся юнец не удовлетворит уязвленную честь Вайнотов и сама месть станет неполной и, наконец, постыдной. Кающийся Мэбэт — другое дело.

В конце концов, переговоры утомили любимца божьего. Поклонившись старикам, он повернулся, пошел в дальний чум и скоро появился вместе с Хадне. Она не слышала, о чем говорили Мэбэт и ее родичи, но по шуму — скрипу нарт, лаю собак и обрывкам фраз — догадывалась, что происходит. Заботами Ядне первое оцепенение покинуло ее, она начала есть и немого говорить. И Хадко — будущий нежданный муж — показался ей не столь страшным. Но Мэбэта она боялась.

Это был немой, обездвиживающий страх. Он пришел после того, как любимец божий впервые дотронулся до нее.

Женщину Пурги Мэбэт похитил с волшебной легкостью.

Ранним утром, совсем недалеко от становища, там, где лес отступил от речного берега, увидела Хадне чудо. Три розовые куропатки выпрыгивали из сугробов и, взлетая на малую высоту, падали и снова пропадали в белом. Заворожено смотрела Хадне на чудесных птиц, встреча с которыми предвещала счастье и, чтобы увидеть его поближе, Женщина Пурги побежала туда, где совершался этот невиданный танец.

Куропатка упала почти у ее ног и тут же снег, разглаженный ветром, взметнулся за спиной и неумолимая сила обрушилась на плечи и мохнатой рукавицей зажала рот. Хадне не заметила, как оказалась в нартах под шкурами: она не видела и не слышала ничего. Та сила не причинила ей боли, она была как обморок.

Всю дорогу девушка лежала в темноте, не смея пошевелиться, так что не было нужды связывать ее. Хадне чувствовала олений бег, слышала крики людей. Но все это неслось мимо нее, происходило с каким-то другим существом, по нелепости оказавшемся в ее теле.

Мэбэт, похитив невесту для сына, радовал сам себя — ведь такого он еще никогда не делал. Он хотел еще раз полюбоваться на божью любовь к нему и бесплотные (несомненно — они были замешаны в этом предприятии) исполнили его желание даже лучше и красивее, чем надеялся сам божий любимец.

Отправляясь к Вайнотам он загадал увидеть розовую куропатку, свою удачу, и, когда остановился ненадолго, чтобы дать передохнуть оленям, увидел не одну, а сразу трех птиц. Мэбэт поставил три петли, не особо стараясь, припорошил их снегом и скоро держал в руках три теплых, слегка дрожащих тельца. Птицы показали удивительную покорность и не пытались вырваться. Недалеко от становища Мэбэт опять остановил нарты, по одной длинной петле надел на лапки каждой птицы и незаметно положил их в снег. Сам любимец божий зарылся в сугроб, как птица, и лежал, дыша через высушенный полый стебель растения порыс, пока ветер не сделал снег над ним ровным и блестящим. Концы петель он держал в руках и птицы покорно ждали сигнала.

Небо только начинало проясняться. Просыпались, выходили из чумов люди, и когда слух Мэбэта различил молодой девичий голос, он стал попеременно дергать за концы петель — розовые птицы то взлетали, то падали…

Поблизости в лесу ждали хозяина два белолобых оленя: они выходили на звук, который знал только один человек — Мэбэт.

Люди видели возникшую как из-под земли упряжку, потом заметили исчезновение Хадне — дочери наипочтеннейшего и старейшего — и бросились догонять. В той погоне Вайноты не пролили ни капли крови, хотя Мэбэт не промахнулся ни разу. Его лук метал тупокнечные стрелы, они били по головам и преследователи падали оглушенные. После этой погони у них страшно болели головы, будто от чудесных грибов Одноглазой Ведьмы…

А теперь любимец божий и его невестка стояли рядом, на виду у всех — и Хадко, и Ядне, и посланцев Вайнота. Мэбэту не было необходимости держать Хадне, он не прикасался к ней. Даже вид родичей в нартах под красным флагом войны нисколько не подействовал на нее. Так они стояли какое-то время и, когда молчание стало тяжелым, как весенний снег, не выдержал один из стариков:

— Хадне, доченька, скоро ты будешь дома, у своего отца, мы вернем тебя, Хадне…

Слова старика остались без ответа. Хадне не двигалась.

— Вы видите — она не хочет обратно. Уходите и вы.

Все, кроме Мэбэта, вздрогнули от голоса, потому что это был голос Хадко, дотоле не проронившего ни слова.