Читаем без скачивания Исповедь мага. Роман в четырех частях - Николай Солярий

Но не только хорошая погода мешала мне собирать зрителей. Здесь ещё конкуренция, каждый вечер проходят какие-нибудь концерты, в крайнем случае – кино. Буквально за день передо мной работали циркачи, а три дня назад выступал военный ансамбль песни и пляски. Если на моё шоу собиралось зрителей семьдесят, я был безумно счастлив.

Тем не менее, какие бы затруднения ни возникали, работать в Сосновке мне всегда нравилось: прекрасный зал на пятьсот мест, великолепная акустика, можно работать без микрофона (так в основном я и делал), огромная глубокая сцена, рабочий занавес, а свет софитов просто валит с ног. И ещё, чуткое отношение заведующей культурой. Она меня всегда встречала у ворот проходной, сама открывала мне зал и тут же обговаривала дату моего следующего приезда. На протяжении нескольких лет, примерно каждые две недели, всё лето я работал в Сосновке, которая стала мне уже родным домом. Поскольку больших сборов я не ожидал, да ещё важная персона должна присутствовать и дать оценку моим способностям, настроение было так себе.

Приезд в дом отдыха прошёл как обычно. Я распевался в гримёрной, всегда ставлю голос таким образом, если предстоит работать без микрофона. В дверь постучалась заведующая культурой и попросила у меня ещё билеты, потому как триста уже продала. Этим она меня просто ошеломила:

– Каким образом вы их собрали?

– Да здесь в Речкуновке семинар какой-то проходит, вот все слушатели и решили прийти. Там ещё толпа желающих стоит.

От такой информации я запел арию Мефистофеля: «Люди гибнут за металл…»

Открылся занавес, и, как всегда волнуясь, под звуки фанфар я вышел на сцену. Софиты ослепили, зрителей не видно, только по звуку аплодисментов и было понятно, что в зале аншлаг. Первый номер моей программы – запоминание тридцати четырёхзначных чисел за полторы минуты. Этот номер служил мне визитной карточкой, позволяя заработать хорошие аплодисменты. Бывало, конечно, допускал ошибки, но такое случалось крайне редко. На этот раз всё прошло гладко, без задоринки, и после оваций я, уже вдохновлённый, крепко стоял на ногах и легко вошёл в образ настоящего мага. Все последующие номера пошли уже просто на одном дыхании.

После карточных фокусов по сценарию я демонстри ровал каталепсический мост. Обычно для этого номера приглашались на сцену три зрителя. Из них я выбирал самого крепкого и приводил его в состояние каталепсии – это значит, тело его становилось твёрдым и несгибаемым.

Двое других помогали мне уложить его на спинки двух стульев, стоящих друг против друг на расстоянии человеческого роста. Укладывали его так, чтобы он лежал пятками на спинке одного стула, а затылком – на спинке другого. Затем эти двое помогали мне вновь поставить его на ноги. Я возвращал зрителя в бодрствующее состояние и под аплодисменты провожал всех со сцены.

Подходящих для этого зрителей обычно выбирал на глазок, покрепче и пошустрее. А тут, как на грех, ослеплённый софитами, не видящий никого в зале, я просто пригласил троих желающих мужчин подняться на сцену. Но желающих почему-то не нашлось, и мне пришлось уговаривать зрителей: что не нужно бояться, ничего страшного не произойдёт, и неужели нет настоящих мужчин в зале.

И вот на сцену вышла совсем неподходящая троица: один весом килограмм сто тридцать, а двое других изрядно поддатенькие. Я попросил осветителя немного убавить свет и поняли, в чём дело, выбирать тут не из кого, в зале преимущественно были женщины, ну а представителей сильного пола приходилось один-два на каждый ряд.

Прямо по центру в третьем ряду приветливо мне улыбался… Аббат. Он был без головного убора, волосы редкие, зачёсанные на пробор, ну вот кому его ни покажи – сказали бы: «один к одному Черчилль». Рядом с ним сидела дама в знакомой мне одежде, только поэтому я догадался, что это Адан. Представляю себе, если бы она пришла сюда с лошадиной мордой, вот это был бы концерт!

Их присутствие меня нисколько не смутило, поскольку я уже вошёл в состояние куража. А когда я в кураже, да пусть хоть Ленин с Крупской в зале сидят, у меня всё будет без сучка и задоринки.

Ну что же, куда деваться, буду работать с теми, кто есть. Двоим выпивохам объяснил, для чего они сюда приглашены, а толстому сказал, чтобы он просто стоял и смотрел в зал на женщин. Ошеломив его резким наскоком, ввёл его в транс. Два моих помощника среагировали быстро и проделали всё в соответствии с консультацией: один подхватил его за ноги, другой – за плечи, и они, кряхтя, уложили его на спинки стульев. Каждый встал рядом со своим стулом, придавив его коленом, чтобы не упал. Я же прошёл вперёд и сказал удивлённой публике:

– В таком состоянии он может пролежать трое суток и выдержать на себе вес пятьсот килограммов.

Зал ликовал, а потом внезапно стих. Я обернулся к своим участникам и сам чуть не впал в каталепсию. Мой загипнотизированный в том же горизонтальном положении висел в воздухе, возвышаясь над стульями примерно на метр. И вдруг, словно поток воздуха сдёрнул его с места, он плавно полетел вдоль сцены, затем вокруг неё, снова завис над стульями и мягко опустился на прежнее место.

Двое пьяненьких помощников от увиденного протрезвели и выпученными глазами смотрели на только что летавшего детину, который теперь лежал на спинках стульев как замороженный. По моему сигналу они подхватили его и поставили на ноги. После моих слов: «Глаза открываются, тело расслабилось» – могучий детина обмяк, пришёл в себя и с глупым видом громко спросил: «А чё было?»

Зрительный зал был в восторге. Я раскланивался направо и налево, низкий поклон отвесил персонально Аббату и его спутнице.

Для следующего номера я пригласил семерых зрителей. На сцену поднялись шесть дам и один мужчина лет сорока. Рассадив всех на стулья, поставленные полукругом, как всегда под соответствующую музыку, предложил закрыть глаза и прочёл им магическим голосом соответствующий гипноритм. Долго стараться не пришлось, все мои перпациенты вошли в транс. Мужчина на вопрос: «Как вас зовут?» – представился, как и всегда: «Олег Газманов». Я включил приготовленную заранее фонограмму песни «Эскадрон», и когда прозвучали слова «мои мысли – мои скакуны», мужчина поднялся с места и начал скакать по сцене, точь-в-точь как Газманов, крутя в руке отключенный микрофон. Но вот случившееся с дамами, сидящими тут же на стульях, стало для меня полнейшей неожиданностью. Они вскочили с мест и, совершенно профессионально высоко поднимая ноги, стали танцевать канкан. Зрители аплодировали и хохотали до истерики. Я ж стоял у занавеса и дирижировал, демонстрируя зрителям, что всё идёт по сценарию. Когда «Газманов» и весь кордебалет вернулись в зал, настала очередь финального номера с зеркальцем.

Подняв правую руку с зеркальцем, я объявил громко и нараспев: «Девушки и дамы, желающие увидеть в зеркале суженого, прошу на сцену». Как ни странно, никто не изъявил желания. Все сидели, переглядывались и шушукались. Стало понятно: никому не хотелось стать посмешищем, как предыдущим участницам. Но вот подняла руку дама средних лет в синем платье и спросила:

– Можно увидеть родственника?

– Пожалуйста, любой ваш каприз будет исполнен, – и жестом позвал её на сцену. Поднося зеркало к её глазам, я продолжил:

– Сейчас это обычное зеркало станет для вас волшебным. Итак, перед вами…

Она, посмотрев в зеркало, ойкнула:

– Сестра, она такая бледненькая, и губы синюшные. У неё тяжёлое заболевание.

Чтобы не омрачать своё выступление, я воспользовался приемом, к которому никогда не прибегал. Продолжая держать перед ней зеркальце, произнёс:

– Не забывайте, что это зеркало волшебное, и сейчас произойдёт чудесное исцеление. Вы видите, как её глазки заблестели, на щеках появился здоровый румянец, она улыбается, и теперь с каждым днём, с каждым часом ей будет становиться всё лучше и лучше. Самочувствие будет улучшаться до тех пор, пока не настанет полное выздоровление, – и убрал зеркало в карман.

Дама, смахнув слезу умиления, готова была броситься мне на шею.

Поблагодарив всех за тёплый приём и то участие, которое они принимали в концерте, пожелав всем прекрасного загара и отдыха, раскланиваясь под бурные аплодисменты, я прощался с публикой, не желавшей покидать зал.

В этот вечер от своего выступления я был в таком восторге, что ощущал себя на седьмом небе, хотя понимал, что в последних трёх номерах моей заслуги нет. Вот только кто помог – чтение ТАББА НАДА или эта чёртова парочка? От зрителей даже в гримёрке не было отбоя, одной даме подписал автограф на манжете её костюма, другой подставил щёку, позволив себя поцеловать.

Но в грим-уборную заходили не только поклонники: кого-то интересовали предсказания, другие, которых было большинство, просили излечить от болезней. Тут я сориентировался, сразу решив, что «эффект плацебо» сработать должен наверняка. Когда пожилая женщина показала мне ячмень на глазу, я сымитировал плевок в глаз и показал ей кукиш. Подобное я уже видел, когда-то и мне в детстве подобным образом старенькая соседка сводила ячмень, но ко всему этому она еще что-то нашёптывала, и помню, мне тогда помогло. Тучная дама пожаловалась на больную печень, я сделал несколько пассов рукой в области правого бока и тут же получил от больной благодарность: «Спасибо, сразу легче стало». Артериальное давление выравнивал секунд за тридцать, всё теми же пассами. От платы за лечение я отказывался, и не потому, что я такой бессребреник, а потому что сегодняшний концерт меня осчастливил, а это дороже денег, и чувство удовлетворения меня просто распирало. Но бутылку сухого вина и шоколадку отвергать не стал, пообещав выпить за их здоровье. Зрительница в синем платье, та, что выходила на сцену смотреть в зеркало, дождалась меня у входа и, восторгаясь моими способностями, оставила мне номер телефона, предложив выступить на их предприятии с подобным концертом или хотя бы с оздоровительным сеансом.