Читаем без скачивания Ветры странствий. Публицистические очерки - Евгений Панов

Следовательно, духовные в своей основе практики буддизма способны трансформироваться в социальные технологии. И их основоположником следует признать не кого-то, а самого Будду Шакьямуни. Да и вообще резонансные технологии издревле использовались для решения социальных проблем. Например, для подавления эпидемий с помощью колокольного звона, то есть, путем подбора объекта, излучающего на той же частоте.

Но ведь в резонанс подобным образом можно вводить частотные «пакеты» не только религиозного, но любого содержания, в том числе социального. Правда, для этого социальные цели, задачи, пожелания необходимо выразить в виде «мантр», представить коротко, емко, афористично, образно (как, скажем, это умеют делать китайцы), превратить в «социальные заклинания» (не в уничижительном смысле, а чисто формально), в «мантроподобные» энергетические структуры, с которыми сможет работать «социальная магия». Потребность в ней просто колоссальна, а опыта такой работы в России нет. Поэтому предстоит учиться у буддистов, преодолевая лень и порожденные ей тупость и невежество – те грехи, тяжесть которых мы постоянно ощущаем собственными плечами.

А если стержнем частотного «пакета» сделать информацию о чуде, то действенность социальной магии возрастет! Ведь чудо, обратимся к образу Дамбы Аюшеева, действительно испускает радиацию определенного свойства, оно, словно ядерный реактор, бомбардирует вас градом заряженных частиц, которые, несмотря ни на что, достигают цели. Эти излучения несут в себе информацию о самом чуде. Ее можно сделать, как говорится в радиотехнике, несущей частотой, а на других частотах «пакета» разместить любую другую информацию. Например, информацию нравственного характера, просветительскую, политическую, религиозную, научную, социальную. Воздействие этой информации, упакованной в одну волну с чудом, будет многократно усиливаться благодаря гигантскому – «чудовищному» – потенциалу чуда. А о том, что его потенциал действительно велик, на своем языке не раз предупреждали буддистские философы. Какое учение вы слышите, когда видите нетленное тело учителя? – спрашивают учеников наставники. На нашем светском языке вопрос прозвучит так: в каких мыслях, идеях вы укрепляетесь, когда видите чудо? Чтобы вы укреплялись в нужных мыслях и идеях, их надо предложить в сопровождении информации о чуде. Речь идет, по сути, о технологиях формирования сознания, но это совершенно обычное и необходимое дело и обычная социальная практика.

Пусть не покажется странным, но эти технологии, кажется, использует сам… Будда Итигэлов. Тому есть документальное свидетельство – анкеты с ответами паломников. На протяжении нескольких лет Институт Васильевой проводит опросы среди съезжающихся поклониться Великому Ламе. В анкетах значатся три простых вопроса. Людей спрашивают, что они ожидают увидеть и ощутить и что реально видят и чувствуют, на какие положительные изменения в жизни после встречи с чудом надеялись, и какие перемены действительно произошли. Ответы, по словам сотрудников Института, показывают, что идет медленный, но неуклонный процесс расширения сознания паломников, а значит и всего народа, ведь паломники – его представители. Если в первый год поклонения Итигэлову люди надеялись, что свидание с Ламой принесет желанные перемены им и их близким, до прочих им дела не было, и просили в основном об исцелении или материальном благополучии, то в последующие годы стали нарастать коллективистские, общезначимые, общественные мотивы.

Поверхностный контент-анализ ответов, проведенный журналистом А. Тарасовым, показывает, что при встрече паломники испытывали спокойствие, легкость, умиротворение, удивление, восторг, восхищение, надежду, одухотворенность, трепет, благодарность, облегчение души, экстаз, что, вобщем-то, вполне понятно и естественно. А вот учащающиеся «продвинутые» ответы: «появилось ощущение общности», «чувства особенные, еще непонятные», «хочется, чтобы всем живым существам было хорошо и покойно». На вопрос «что изменилось у вас после встречи с Хамбо ламой?» отвечают так: «Изменился взгляд на будущее», «Думаю», «Изменился кругозор и взгляды на многие поступки в моей жизни, нет суеты», «Все изменилось к лучшему, все сбывается».

Пусть не покажется удивительным, но примеры расширения сознания после встречи с Великим Ламой можно видеть на всех этажах российского общества. Поразительно, но не буддисты и не паломники, а депутаты Государственной Думы, обсуждая феномен Итигэлова, заявили, что Россия именно ему обязана и сохранностью своих восточных рубежей, и стабилизацией экономики (дело было до кризиса). Приезжавший в Иволгинский дацан вице-премьер Сергей Иванов сказал, что «Итигэлов продолжает служить России». А вице-адмирал Валерий Дорогин, депутат Думы, назвал его «составляющей национальной безопасности».

…Но если это так, то, радея о благоденствии Отечества, пора бы вспомнить и о главном предостережении Итигэлова потомкам – о том, что «богатства, безумно собранные и накопленные, превратятся в особый яд».

На ближних берегах

Москва – Кимры – Углич – Мышкин – Переславль.

Далее – везде.

Чтобы посмотреть на себя со стороны, надо ездить за границу. Так полагал я тридцать лет назад. Сейчас я думаю иначе: чтобы посмотреть на себя со стороны, надо путешествовать по собственной стране. Это гораздо труднее в эмоциональном плане, подчас это просто опустошительно и невыносимо, но лишь прикоснувшись к провинциальной жизни, начинаешь ясно понимать, где ты живешь, на какой цивилизационной ступени находишься и чего в действительности стоишь.

Ехать далеко совсем не обязательно. Иные миры начинаются недалеко от столицы, на ближних волжских берегах. Давным-давно возникли здесь Кимры и Рыбинск, Калязин и Ярославль, Мышкин и Углич… Этот последний стоит на Русской земле с 937 года, сообщает нам «Повесть временных лет», тогда как сама земля считается русской с 852-го. Кимры гораздо моложе. Упоминания о них встречаются с 1546-го.

Так уж сложилось, что в Кимры со стороны Дубны въезжаешь мимо кладбища. Только соберешься взгрустнуть о быстротечности жизни, как видишь рекламный щит с надписью «Химчистка «Белый ангел». Прямо у кладбищенской ограды.

Как прикажете сие понимать? Как творчество полуграмотных «бизнесменов»? Ну не на кладбище же, в самом-то деле, устроено это заведение и не усопших же грешников, прости, Господи, через него пропускают?.. Ясно, анекдот, провинциальный анекдот, в России их хватает. Но, анекдот, надо признать, жутковатый…

Жуть, правда, иного рода, подступает и тогда, когда знакомишься с объявлениями в газете «Компаньон и Ко», имеющей хождение в Верхне-Волжском регионе, конкретно в Кимрах, Кашине, Калязине, Угличе, Конакове, Дубне, а также в Талдоме и Дмитрове (хотя два этих города и не стоят на Волге). В «Компаньоне» есть страничка вакансий, а на ней, в числе прочих, раздел, информирующий о специальностях, которые требуются капиталистическому народному хозяйству Кимр. В июле 2012 года оно остро нуждалось в медицинской сестре. И эта нужда, по-видимому, была нестерпимой, потому что остродефицитному работнику предлагался оклад в три тысячи. Рублей. При, заметьте, практически московских ценах в магазинах города. И, учтите, накануне присоединения России к Всемирной торговой организации (ВТО).

Безработицей в регионе, судя по количеству вакансий, и не пахло. Судя по их перечню, тоже. Логично было предположить, что наукоград Дубна со своим знаменитым Объединенным институтом ядерных исследований и вообще куда более высоким уровнем и качеством жизни по сравнению, допустим, с Кашиным будет стоять особняком. Но нет, пропасти не наблюдалось. И там и там требовались воспитатели детских садов. В Дубне был проявлен спрос на инженеров, в Кашине – тоже. Кашин, к тому же, нуждался во врачах разных специальностей – в здравоохранении здесь уже оформились зачатки рынка профессионалов. В Дмитрове выделялся спрос на водителей, в Конакове – поваров и техников. Учителю в Конакове, городе с техническим, энергетическим профилем предлагалась зарплата в 6125 рублей, программисту – 11273 рубля, продавцу – 12 000 рублей, официанту – 15 тысяч. Врач в Талдоме мог рассчитывать на 20 тысяч, фельдшер – на 9 тысяч, медсестра – почти на 12 тысяч.

Рекордная зарплата – 50 тысяч рублей – в этом списке ожидала главного бухгалтера какой-то талдомской фирмы. Самая несчастная, три тысячи, как уже сказано, предназначалась медсестре в Кимрах. Ненамного выше ценился здесь квалифицированный труд программиста (8120 рублей) и переводчика (7500 рублей). Сборщика обуви звали работать за 4 630 рублей. Такие деньги не стыдятся обещать людям только в хронически депрессивных, безнадежных регионах. Кто и с чьего согласия устанавливал здешние «потолки» зарплат, не знаю. Но то, что это угрожающий симптом, несомненно. Он означает, что депрессия начинает пожирать страну и людей на ближних подступах к столице – ведь до Москвы от Кимр всего-то полторы сотни верст. К тому же, Кимры – отнюдь не безвестная деревня, они сами – столица, столица российских обувщиков, признанный город мастеров. Увы, уже бывший или почти бывший…