Читаем без скачивания Ветры странствий. Публицистические очерки - Евгений Панов

Чем живут-кормятся 48-тысячные Кимры сегодня? Лесозаготовками и деревообработкой, пищевым, текстильным, швейным производством, полиграфией и издательским делом. В советской «пристройке» к городу Савелове на другом берегу Волги в свое время были созданы предприятия по выпуску электрического, электронного и оптического оборудования. Сохранилось и сапожное ремесло, но доля обувного производства в экономике города вряд ли сейчас превышает четверть общего объема. И все же исконная отрасль пока еще жива (хотя, скорее всего, в присоединившейся к ВТО России ей не уцелеть). Пока кимрские сапоги-ботинки-туфли еще можно купить в единственном «фирменном» магазинчике в центре города, но, по моим собственным впечатлениям, за три года ассортимент заметно сузился, а цена неоправданно подскочила. Стремление угнаться за европейской модой не принесло успеха, ибо (проверенные на себе и на близких) достоинства кимрской обуви в другом: в честной коже, добротной работе, удобной, на русскую ногу, колодке и скромной цене. Еще недавно в Кимры во время смены сезонов спешили привередливые москвички: весной – за босоножками, осенью – за сапогами. Сегодня могут и не поехать…

Магазины и справа, и слева, и напротив «фирменного» торгуют исключительно импортной обувью. Им, по всему видно, благоволят городские власти. В заграничных туфлях не в пример больше мишуры и блеска, они, наверно, ближе к образцам высокой моды, но будь у кимрских мастеров хотя бы треть тех ресурсов, что есть у зарубежных конкурентов, они бы точно заткнули европейцев за пояс. Ремесленный дух города, слава Богу, еще окончательно не выветрился. То, что нарабатывалось, совершенствовалось и сохранялось веками, не исчезает за двадцать лет бедствий. Да и купеческий дух, частенько, как известно, дополняющий, оформляющий и оттеняющий ремесленный, тоже не исчез, за неимением лучших вариантов материализовавшись в уличной торговле.

Переулки на подступах к городскому рынку в Кимрах – большая барахолка, очередной филиала «Черкизона», которых по стране несчитано. Как и следовало ожидать, здесь преобладают знакомые всем коробейники из Ближнего Зарубежья со знакомыми всем товарами. Иногда среди нерусских лиц с отрадой узнаешь ивановцев, торгующих своими простынями до рубашками, или чебоксарцев, приехавших со своими трусами да носками. Но это капля в море «трудовых мигрантов». Местные – только возле рынка. Они специализируются почти исключительно на природном продукте – ягодах, овощах, грибах, цветах. В павильоне крытого рынка опрятные, приветливые северянки продают творог, сметану, яйца, курятину, свинину отменного качества и по сходной цене. Только вот продавцов на рынке и рядом гораздо больше, чем покупателей. Ну, кто из кимрчан пойдет сюда за смородиной или морковкой? У большинства они свои. А приезжих здесь мало. Не туристическое место. В маршруты по «Золотому кольцу России» не входит, монастырей нет, церквей мало, а те, что есть, не имеют исторической либо художественной ценности. Так что сверкающий ювелирный магазин и косящие «под Европу» бутики в Кимрах выглядят чужеродно и глупо.

Попасть на трассу Сергиев Посад – Калязин, а потом и на шоссе Калязин – Углич можно через Спас-Угол, а до него – через Талдом, куда из Кимр ведет вполне приличная по нашим меркам дорога. Спас-Угол – пограничная застава, рубеж, межевой столб, разделяющий миры. Это село в географическом плане и впрямь угол, в котором сходятся окраинные земли трех областей – Московской, Тверской, Ярославской.

Вообще говоря, дорог из Москвы в Углич несколько. Та, что проходит через Спас-Угол, наверняка самая символичная. Надо же так случиться, что этот глухой «угол» – родовое имение М. Е. Салтыкова-Щедрина. И над ним, как и положено, витает беспощадный дух Михаила Евграфовича. Под его музей приспособлен безжизненный труп облупленной церкви. На моей памяти – а я проезжал через село дважды и один раз приезжал специально, с искренним намерением приобщиться – музей всегда был закрыт. Бюстик писателя, выкрашенный пошлой «серебрянкой», возвышается на постаменте посреди чахлой клумбы, в свою очередь расположенной в середине пустой площади. На ее противоположной стороне прочно врос в землю модернистский железобетонный каземат магазина. Точно так мог бы выглядеть центр щедринского города Глупова, разве что с одним отличием – в Спас-Угле не видно было ни одного местного «глуповца».

Три года назад на скамейках возле сельпо бурно дискутировали молодые люди, замусоривая площадь отходами жизнедеятельности – пивными бутылками и банками из-под «отверточных коктейлей»; три года назад к церкви-музею подкатывали машины желающих приобщиться и вскоре разочарованно отъезжали; три года назад в селе не то что кипела, но все-таки заметно манифестировала себя жизнь. В июле 2012 года в родовом гнезде Салтыковых было безлюдно, тихо и чисто, что указывало на отсутствие посиделок на площади, а так как повод попить пивка у глуповской молодежи есть всегда, то и на отсутствие этой самой молодежи…

От Спас-Угла до трассы Сергиев Посад – Калязин ехать километров сорок, и это какие-то ирреальные километры. Во всех деревушках, во всех поселеньицах, стоящих вдоль пути, мы не встретили ни одного человека. Три дома или десять, старые серые избы или добротные дома из бруса – нигде ни хозяйки, ни коровы, ни собаки, ни кошки, ни курицы… Сто с небольшим километров до Москвы. Разгар лета. Где трудолюбивые несгибаемые дачники? Где бабушки с внуками? Где огороды, где сады? Вместо них – зарастающие цепким борщевником поля, сокращающиеся из года в год – депрессия прожорлива и стремительна. Лишь изредка видишь стожки на немногих спасенных от сорняка участках. Значит, скотина есть. В принципе. Но где она? Неизвестно…

На трассе Сергиев Посад – Калязин только одно село с церковью, преобладают же деревеньки из трех, из пяти домов – ветхих, почерневших, без видимых признаков жизни. На протяжении шестидесяти километров от Калязина до Углича – леса и леса, поселений практически нет. А вот реклама – есть. Ползучая и цепкая, как депрессия. Она дотягивается до вас со щитов, уродующих стволы деревьев, и соблазняет, соблазняет, соблазняет – и простенькой «дачей у воды», и роскошными дворцами в каких-то утопических оазисах-«нефтеградах», которые, надо понимать, будут строиться на нефтяные деньги для тех счастливчиков, кому они перепадают.

В Углич мы въехали в половине девятого утра. Шоссе плавно перешло в Ростовскую улицу, ведущую прямо к центру города. Она была свободна… как-то уж слишком свободна. Я снова взглянул на часы – половина девятого. Время утреннего пика с пробками. А тут – нет пробок, машин мало. Как же добираются до работы горожане? Ведь здесь, если верить статистике. 34,5 тысячи человек населения, и ему есть, где трудиться. Например, на сыроваренном заводе, продукция которого давно и хорошо известна. На столь же известном часовом, «Чайке». А обслуживание туристов? А ресторанный и гостиничный бизнес? А музеи? А порт на Волге? А торговля? А городской и экскурсионный транспорт?..

Но катящаяся вниз, к реке улица была ненормально пуста, и это, признаюсь, нервировало. Осталась позади белая ограда какого-то монастыря, промелькнул один храм, второй… Может быть, там, впереди, перекрыта дорога и надо ехать другим путем?.. Но нет, я выехал на широкую площадь. Кажется, это и был центр. Не веря сам себе, без долгих поисков припарковался у ограды сквера, носящего гордое название «Парк Победы»… Утро, даром, что на макушке лета, было пасмурным и прохладным, с Волги дул сырой ветерок. Гудел экскурсионный теплоход, заглушая звуки баяна. На этом инструменте у входа в «сувенирный ряд», непосредственно примыкающий к скверу, играл мужик в пиджаке и картузе как у Жириновского. Рядом две пожилые женщины продавали малосольные огурчики… Туристов с теплоходов, уже выдвигающихся в город, сей русский деликатес не интересовал. Не трогал их и вальс «Амурские волны» – баянист старался напрасно. Ежась от утренней сырости, застегнув молнии курток до самых носов, туристы вяло бродили среди сувенирных прилавков, безучастно скользя взглядом по набору «а ля рюс». Точно такую бересту, точно такое литье, точно такой текстиль, точно такую керамику, точно такую бижутерию, точно такие лубки и точно такие иконы они видели в других городах «Золотого кольца России». Они просто дожидались гида, чтобы идти на экскурсию в Угличский Кремль.

От Кремля как крепости почти ничего не осталось кроме остатков рва и валов. А была она, согласно писцовым книгам 1674 года, рубленой, в две стены, из тесаного соснового леса, покрытые тесом. В период расцвета – накануне нашествия поляков – по сведениям летописцев, Углич был одним из важнейших городов России и занимал пространство до 25 верст в окружности, имел три собора,150 приходов и церквей, 12 монастырей (что делало его важнейшим центром русского православия), до 17 тысяч тяглых дворов и около 40 тысяч населения – больше, чем сейчас. Город был разделен на три части: земляной, или собственно город, стрелецкие слободы и крепость, или княжеский город. Этот последний разорили поляки во время Смуты.