Читаем без скачивания Чёрный петух - Кальман Миксат

Казалось, миновала целая вечность, пока пришла Жужа.

Она сказала, что нашла доктора, но он не может еще прийти, потому что вице-губернаторша порезала палец, зачинивая карандаш, — разумеется, сначала нужно зайти к ней, а оттуда уж он прямиком сюда.

Прошел час, прошло два часа, а доктора все не было. Господин Купойи то и дело вспыхивал и ругался, как солдат (Винце готов был побиться об заклад, что его барин снова начинал становиться человеком).

— Тысяча чертей! Может, вице-губернаторша, зачинивая карандаш, распорола себе и живот?! Но за это время можно было бы и его зашить.

— А нам пора бы ведь и домой, — проговорил Винце.

— То есть как это «домой»? Не можем же мы бросить ее здесь? Неужели ты смог бы это сделать, безбожник?

— Ну, ладно, ладно, не смог бы. Но, по крайней мере, сударь, пройдите в столовую и поешьте что-нибудь. Немного доброго супа, цыпленочка. Сами-то вы, наверное, ведь еще больше больны, чем эта девочка.

Старик с жаром возражал:

— Нет, нет, не могу. Я должен быть около нее, обвевать ее. Видишь, она нет-нет да открывает глаза и ищет меня блуждающим взглядом, когда меня нет рядом, и заметно успокаивается, увидев меня. И, смотри, смотри, как она ищет своей дрожащей ручкой мою…

— И все же перекусить нужно.

— Я не возражал бы, если бы ты принес нам двоим чего-нибудь перекусить. Я и денег дам. А потом, ты же знаешь: я потому уже не могу отлучиться, что жду доктора.

Но доктор все не приходил и заявился только под вечер — пришлось уже зажечь свечи. Это был худой, сухощавый человек, ростом несколько пониже доктора Брогли, но зато с большой головой. А голова туг — самое главное. Он осмотрел больную, нащупал пульс и, вытащив свой хронометр, стал тихо считать удары. В страшной напряженной тишине слышно было только тиканье часов доктора. Но, пожалуй, еще громче билось сердце старого Купойи. Покончив с этим, доктор простукал и прослушал грудь у больной, померил ей температуру, посмотрел на красные пятна на теле, затем сел к столу и выписал рецепт.

— Пусть принимает этот порошок через каждый час, — сказал он замогильным голосом.

— Винце, сбегай быстренько в аптеку.

Доктор назначил также компрессы со льдом (менять через каждые пять минут) и сказал, что ночью еще раз посмотрит больную. Затем он задал Купойи несколько вопросов, но тот не смог на них ответить ничего вразумительного, упомянул только черного петуха с колокольчиком.

— Шум в ушах, — коротко заметил доктор.

Купойи проводил его до двери.

— Что у девочки? — спросил он за дверью глухим голосом.

— Имеет место бесспорное наличие признаков, говорящих за тиф, с некоторыми, правда, отклонениями.

— Какое ваше мнение, господин доктор?

— Гм… Согласно законам науки, данная больная может умереть, но может и выздороветь.

— А что более вероятно? — пытался выяснить перепуганный старик.

Доктор стал высокомерно поучать его:

— В науке нет «вероятностей» и гаданий на кофейной гуще. Наука возвышенна и позитивна.

Старого же Купойи привела в крайнее уныние возвышенность науки; подавленный, он вернулся в комнату к больной. Вскоре Жужа принесла лед, а Винце лекарство. Теперь, по крайней мере, было чем заняться.

Весь вечер он не сомкнул глаз (он, привыкший с тех пор, как заболел, ложиться спать в одно время с курицами!); Купойи сам давал девочке лекарство и менял компрессы со льдом. Но состояние больной ни чуточку не улучшалось. Скорее, даже ухудшалось. Веки набухли, глаза стали стекленеть, а миловидное личико девочки словно потеряло свои формы; да и цвет лица изменился. Сначала преобладал алый цвет, а сейчас стала появляться какая-то синюшность. Пока еще на лице присутствовали оба эти цвета, но словно боролись за то, кому господствовать завтра.

Ее воспаленное воображение металось еще сильнее; только раз показалось, будто сознание на мгновение вернулось к ней, и она позвала Купойи:

— Ты здесь, добрый старик?

— Здесь.

— Так не оставляй же меня. — И она загадочно подняла палец, словно желая строго погрозить. — Понимаешь? Уж, пожалуйста, не оставляй меня!

— Да что ты, мое сердечко. Никогда! Как ты могла подумать такое? Я останусь с тобой. Это так же точно, как то, что меня зовут Йожефом Купойи! — клялся расчувствовавшийся старик, и так как головка больной была наклонена в его сторону, то и слеза, скатившаяся с ее глаз, упала на его белую голову. И седые волосы жадно впитали ее в себя.

Около полуночи снова пришел доктор (он был где-то на именинах, слегка выпил, и его клонило в сон). Госпожа Ваи со свечой в руке проводила его по темному коридору — и сама зашла с ним в комнату взглянуть на больную.

Доктор даже не снял шляпы, не отложил в сторону трости и осмотрел пациентку весьма поверхностно; особенно ему не понравился ее пульс.

— Слишком слабый пульс. Надо бы дать ей чуть-чуть коньяка. Все-таки коньяк — это коньяк. А там посмотрим, что будет утром.

— Она не доживет до утра, — вмешалась в разговор госпожа Ваи.

— Кто это сказал? — возмутился доктор. — Согласно науке, кризис должен наступить только через несколько дней.

— А я говорю, что она не доживет до утра, — упрямо утверждала Ваине. — А то, глядишь, и сейчас отдаст богу душу. Можно говорить о минутах, ну, о получасе… Разве вы не видите, что она — уже в пути, что кто-то невидимый уже держит ее за руку? Может, мать, а может, кто-нибудь из умерших сестер и братьев. И она сама, смотрите, как она держит, как красиво… Вы только посмотрите!

И действительно, волнующее было зрелище: девочка выпростала свою худенькую ручку из-под подушек и держала ее в воздухе, в одном положении, будто кто-то невидимый взял ее за руку, их руки сплелись, и она судорожно сжимала протянутую ей руку. (Раньше же от слабости она и руку поднять была не в силах.)

— Э-э, глупости! — пренебрежительно ответил доктор. — Наука не признает невидимых рук.

Но поскольку по глазам госпожи Ваи видно было, что она сейчас же отпарирует, господин эскулап поспешил ретироваться. Купойи и на этот раз проводил его в коридор и там сунул ему в руку десятифоринтовую ассигнацию (чтобы Винце не видел).

Когда он вернулся в комнату, его встретила зловещая давящая тишина. И словно каким-то стальным зажимом сжало у него сердце. Он даже не мог бы объяснить отчего. Все вроде бы было так, как две минуты назад.

На столе, рядом с пузырьком с лекарством, медленно горела, потрескивая, свеча. На стенке, как и прежде, — три тени. Но, боже, почему они словно застыли, слившись в одну? Госпожа Ваи, Винце и Жужа молча, с выражением ужаса на лице, стояли около кровати. Винце, увидев хозяина, тут же замахал ему.