Читаем без скачивания Наследница. Графиня Гизела - Евгения Марлитт

Гувернантка с пылающими от гнева щеками следовала за ней, с нескрываемой неприязнью вспоминая тот момент, когда она из жалости накинула на плечи Ютты чужую голубую ротонду, чтобы теперешняя хозяйка Белого замка могла прилично выглядеть при въезде в него впервые.

Глава 12

На другой день шторы на окнах хозяйских покоев замка были закрыты — у баронессы от жары и утомления поездкой был приступ мигрени. Она никого не принимала; в ближайших к ее покоям коридорах царила мертвая тишина. Об этом позаботился сам министр, который, как рассказывали, по-прежнему обожал свою красавицу супругу.

Зато в противоположном конце замка, во флигеле, состоящем из комнат, предназначенных для гостей, с раннего утра была бурная деятельность. Прибыли мастера из А. в сопровождении нескольких возов с новой мебелью. Не менявшиеся со времен принца Генриха шелковые гардины и обои кое-где полиняли, выгорели, их тоже заменяли новыми, еще более дорогими.

Его превосходительство лично тщательно и заботливо присматривал за этим, время от времени появляясь в отделываемых покоях, — речь шла о посещении замка самим князем в качестве гостя.

В недавней поездке князю случайно попал в руки один номер газеты, где в очень резких выражениях говорилось о его министре. Государь был глубоко возмущен этим «пасквилем и диффамацией», и, чтобы перед всем светом явить благоволение к незаслуженно оскорбленному любимцу, он оповестил всех о своем его посещении.

Это была такая честь, которой не могла похвастать ни одна из дворянских фамилий страны; потому требовалось принять князя с блеском, который был бы вполне достоин этого исключительного благоволения. Это, понятно, не представляло никакой трудности для его превосходительства, ибо ему стоило лишь запустить руку в свою французскую мошну…

А между тем прислуга в недоумении покачивала головой: по приезде барон был в прекрасном настроении, но одна ночь изменила его, и опытный наблюдатель мог заметить новое выражение на этом строгом, сдержанном лице. И выражение это являло тайную озабоченность.

С молодой графиней и госпожой фон Гербек он встречался только за обедом. Прежде при своих посещениях Грейнсфельда и Аренсберга всегда внимательный и предупредительный к падчерице, теперь он лишь рассеянно перебрасывался с ней незначительными словами, и госпожа фон Гербек из своего горького опыта заключила, что речь его превосходительства приобрела едкость после последней поездки в Париж…

Белый замок сверкал среди своих фонтанов и аллей. На этот раз все шторы были подняты, не исключая и окна баронессы. Мигрень миновала, и был отдан приказ приготовить завтрак в лесу. Безоблачное утреннее небо, яркое солнце и легкий прохладный ветерок располагали к прогулке.

Супруг был занят устройством комнат, предназначенных для его светлости, хотя обещал прийти к завтраку. Госпожа фон Гербек еще сидела за туалетом, а без нее молодая графиня, вследствие данного недавно слова, не могла выйти из замка.

Баронесса в одиночестве медленно бродила по аллеям сада. На ней было модное утреннее, тщательно подобранное платье, белое с розовыми полосками, которое было бы уместнее в Булонском лесу, чем здесь, под этими развесистыми немецкими дубами и буками. Светлая соломенная шляпка, надвинутая на лоб, резко выделялась на черных как вороново крыло волосах, которые не свободно ниспадали на грудь, как прежде, а были на затылке спрятаны под тем безобразнейшим украшением, которое называется «шиньоном». Но, несмотря на эту нелепую прическу, баронесса все-таки была обольстительно-красивой женщиной. Ее легкие ножки грациозно ступали по росистой траве.

Место в лесу, где должен был состояться завтрак, находилось недалеко от озера.

Принц Генрих очень любил бывать здесь, сидеть на этих каменных скамейках за каменными столами. Здесь же, на высоком постаменте из белого песчаника, стоял и бронзовый бюст сиятельного бывшего владельца леса и озера в натуральную величину. Невдалеке проходила граница цвейфлингенского леса. При тихой погоде сюда доносились крики галок, обитающих на башнях охотничьего дома.

Выйдя из сада, баронесса направилась к лесу и ускорила шаг. На ее красивом лице не было того спокойного наслаждения, которое ощущается во время утренней прогулки в лесу. Оно было напряженным и в то же время любопытным.

Она миновала берег, где в день ее приезда молодая графиня причалила лодку, и пошла по лесной тропинке. Между деревьями мелькала белая скатерть, которую лакеи расстилали для завтрака, но баронесса, боязливо оглядываясь на прислугу, не замечена ли она ею, шла дальше по дороге, которая вела в прежние цвейфлингенские владения. До места, где она разделялась на две, баронесса и прежде доходила во время своих прогулок, но никогда далее — эти узкие тропинки заканчивались у Лесного дома. Но сегодня Рубикон был перейден. Тропинка расширилась, деревья отступили, и сквозь ветки кустарников показались белые стены старого охотничьего дома. Баронесса стояла за кустом и смотрела на фасад, который был перед ней как на ладони.

В городе А. старый дом и его новый владелец были притчей во языцех. О богатстве иноземца ходили легенды. Господин фон Оливейра, а немцы не могут не прибавлять свои титулы к именам выдающихся людей, купил Лесной дом за баснословные деньги. Нынешнюю зиму он собирался провести в А., где должен был быть представлен князю. Всякий, кому удавалось увидеть набоба хотя бы издали, утверждали, что у него рыцарская внешность, а аристократическими манерами он может сравниться разве что с покойным майором фон Цвейфлингеном, когда-то самым красивым кавалером в княжестве. По тем же рассказам, Лесной дом он превратил в волшебный замок. Однако баронесса этого не заметила, хотя старинное здание приобрело много оригинальных черт.

Маленькая лужайка перед фасадом теперь была расширена, посыпана гравием, а посреди нее зеленела клумба. Вместо колодца с каменным желобком сверкал полированным гранитом огромный бассейн с бьющим фонтаном. Каменные юноши все так же стояли у входа; грачи по-прежнему гнездились на крыше, но подслеповатые круглые окошки заменили на широкие зеркальные. Видимо, новый хозяин любил воздух и свет, так они были широко распахнуты. Через окна можно было видеть большой зал. Пол был устлан тигровыми и медвежьими шкурами, массивная дубовая мебель была расставлена по углам, группа, состоящая из стола и стульев, занимала центр зала. Не было ни подушек, ни занавесок — ни единого следа тех безделушек, которыми любит окружать себя светская молодежь. Напротив, эти шкуры и оружие, занимавшие всю южную стену, свидетельствовали о том, что человек этот любил померяться силой с врагом.