Читаем без скачивания Наследница. Графиня Гизела - Евгения Марлитт

На террасе стоял накрытый к чаю стол, и посуда была из чистого серебра — опытный глаз знатной дамы тотчас это отметил. Все говорило о том, что хозяин только что позавтракал. Попугай на тонкой длинной цепочке клевал лежащий на столе белый хлеб. После каждой крошки он кричал изо всех сил, видимо, хлеб пришелся ему по вкусу. Прислушавшись, она различила слава: «Месть сладка!» Попугай с неудовольствием поглядывал на маленькую обезьянку, сидевшую на плече каменного трубача.

Молодая женщина не испытывала ни малейшего сожаления, окидывая взглядом отделанные деревом стены, на которых столетиями висели портреты ее предков. В свое время она поспешно дала согласие на продажу родового гнезда; вырученных средств хватило лишь на пару модных туалетов.

Вдруг лицо баронессы омрачилось, злость и презрение искривили тонкие губы: каким образом попал сюда этот отвратительный человек? Неужели Лесной дом и это ненавистное существо навечно связаны друг с другом?

Человек, своим появлением причинивший такое волнение знатной даме, был не кто иной, как Зиверт, в этот момент вышедший из галереи. Баронесса также видела его в первый раз после столь долгого времени.

Это был все тот же мрачный солдат с резкими, грубыми чертами лица, который всегда так сурово смотрел на Ютту фон Цвейфлинген. Старик, казалось, нисколько не постарел, напротив, вся фигура его дышала силой и здоровьем, на щеках играл румянец.

Старый солдат похлопал попугая ложкой по спине, отчего тот закричал еще громче и взлетел на свое кольцо. Затем старик собрал посуду, раскрытые книги бережно переложил на другое место на столе, придвинул к ним ящик с сигарами и с подносом, полным серебра, пошел обратно в галерею.

Всего этого достаточно было для того, чтобы пробудить целый поток ненавистных воспоминаний в душе подсматривающей баронессы.

Было время, когда этот человек заставлял ее брать в руку грязный горшок, в ту руку, на которую впоследствии надел обручальное кольцо могущественнейший человек в стране… Мысль, что ее белые руки совершили преступление, взволновала эту женщину куда больше, чем воспоминание о тех позорных пятнах сажи. Она знала, что старый солдат в конце месяца всегда из своего собственного кармана тратил деньги на содержание матери и ее, — баронесса Флери, супруга министра, стало быть, когда-то ела хлеб нищего… А вон там, в башне, старая, слепая, упрямая женщина умерла с проклятием на устах человеку, имя которого носит теперь ее дочь; а на той террасе в теплую летнюю ночь стоял некогда Теобальд Эргардт, высокий, красивый, с задумчивым лицом, а к его груди припала молодая девушка, прислушиваясь к биению его сердца. Из-за леса выплывала полная луна, и девушка клялась, клялась ему в любви…

Баронесса содрогнулась от ужаса. Прочь! Прочь отсюда! Какая дьявольская сила привела ее сюда?

На ее побледневшем лице не было и следа раскаяния, нет, напротив, озлобление, непримиримую ненависть выражали эти черные глаза, еще раз остановившись на этом проклятом доме, который был свидетелем «унижения, ребячества и безумия» последней из Цвейфлингенов.

Но она осталась на месте — из галереи вышел мужчина.

В ту встречу у озера лицо незнакомца прикрывалось полями широкополой шляпы, а сегодня баронесса смогла рассмотреть чужестранца.

Безупречные черты чистого лица с римским профилем, борода не скрывает классической округлости подбородка… Смуглый оттенок кожи был обязан, очевидно, тропическому солнцу, а отнюдь не южному происхождению, ибо лоб, который защищала шляпа, был белым, как алебастр. Этот лоб придавал молодому лицу, а мужчине было лет тридцать, выражение мрачной строгости; две поперечные складки между развитыми надбровными дугами носили отпечаток глубокого недоверия, почти враждебного протеста против всего человечества.

Каким-то странно мягким движением, не соответствующим его богатырскому сложению, португалец протянул руки к обезьянке, которая прыгнула к нему, с нежностью обняв лапками за шею. Подсматривающей женщине вдруг захотелось оттолкнуть от него маленькое животное… Имела ли эта странная мысль свойства электрической искры? Ведь именно в эту минуту португалец не слишком нежно стряхнул с себя обезьянку и, спустившись на первую ступеньку лестницы, стал напряженно вглядываться в кусты, за которыми стояла баронесса. Впрочем, она сразу же смогла убедиться, что взгляд его относится не к ней.

Прекрасный ньюфаундленд, спасший жизнь девочки нейнфельдского пастора, пробежал мимо того места, где пряталась женщина. Он пронесся через площадку перед домом, исчез за ним и появился затем снова.

— Геро, ко мне! — крикнул его хозяин.

Собака как бы не слышала зова, описывая круги вокруг дома.

Человек этот, должно быть, был раздражителен и вспыльчив, ибо его смуглые щеки побледнели от гнева. Он одним прыжком спустился еще на несколько ступеней и вновь громко позвал животное, которое опять скрылось за домом, оставив повторный, уже угрожающий зов без внимания, как и первый.

В мгновение ока португалец был уже на террасе, исчез в дверях и появился снова с револьвером в руках.

Упрямое животное, как бы чувствуя, что ему грозит опасность, помчалось в лес по дороге к озеру, его господин — за ним.

Баронесса в ужасе тоже побежала со всех ног по той тропинке, по которой пришла. Зонтик она отшвырнула в сторону и обеими руками зажала уши, чтобы не слышать выстрела разгневанного португальца.

Когда она, едва дыша от усталости, достигла лужайки, где был накрыт завтрак, собака была уже тут и, с высунутым языком, кружилась, как недавно по двору перед домом. Никто из стоявших вокруг стола лакеев не осмеливался прогнать огромное животное.

Почти в одно время с баронессой, но с другой стороны, из леса появился португалец. В эту же самую минуту на дороге, ведущей от озера, показалась Гизела в сопровождении госпожи фон Гербек. Ее превосходительство бросилась к обеим дамам.

— Он просто сумасшедший! Он хочет застрелить собаку, потому что та его не слушается! — прокричала она срывающимся голосом, указав рукой на мужчину, который с тяжело вздымающейся грудью и бледным лицом стоял тут же и, несмотря на глубокое волнение, спокойным движением уже поднимал руку с револьвером.

— О, сжальтесь, эта собака спасла жизнь ребенку! — воскликнула Гизела, пытаясь встать между бегавшей кругами собакой и рассерженным господином.

Вдруг она почувствовала, что чья-то рука отбросила ее в сторону, и в это же самое мгновенье раздался выстрел. Великолепное животное безжизненно рухнуло почти у самых ног графини.