Читаем без скачивания Соблазн - Джессика Марч

– Да, – сказал он тихо, – мне жалко нашу Пип. Вот почему я и не подумаю участвовать во всяких там ужасных ритуалах. Наша Пип родилась прошлой ночью прямо вот здесь, Милая Стиви. Я еще не закончил, но нарушу свои правила на этот раз и дам тебе посмотреть. Сохраним нашу Пип… такой, как я буду вспоминать ее. – Самсон отошел в сторону, позволив Стиви взглянуть на работу, которая лежала на чертежном столе. Это был монтаж из фотографий, по которым Самсон провел там и сям цветные линии, что сделало каждый снимок еще более живым, – Пип хохочущая, голова ее откинута назад в веселом упоении; Пип кривляющаяся, она высунула язык; Пип, наряженная для Дня Всех Святых, такая жизнерадостная, что Стиви стало больно смотреть. Она бросилась бегом по лестнице и пулей вылетела из Самсонова дома.

Стиви сидела в заднем ряду набитой народом церкви, нервно перебирая носовой платок и одергивая черное платье, которое казалось слишком коротким для такого печального случая. Она старалась внимательно слушать, когда человек, которого Стиви не знала, произносил хвалебные речи о единственной подруге, которая была у нее за всю жизнь. Однако он, казалось, описывал ту Пип, какую она и не знала. Девушку, в шестнадцать лет закончившую с отличием школу в Брирли, о дебютантском бале которой говорил весь Нью-Йорк. Ловкую всадницу, завоевавшую высокие награды за взятие препятствий и выездку.

Какой же была на самом деле наша Пип? – спросила себя Стиви. И почему она забросила все эти вещи, которые были частью ее жизни?

Я хочу узнать о ней больше, подумала Стиви. Однако говорившему больше нечего было сказать о жизни Пип, и вместо этого он начал говорить о ее смерти, о «ярком, сияющем луче, трагически погасшем раньше срока». Не успел он договорить, как раздался вопль отчаяния, резанувший по сердцу Стиви словно нож. Это была Валентина, одетая в тяжелые черные одежды.

– Моя деточка, – кричала она, – моя деточка ушла навсегда. – Друзья подошли к ней, чтобы утешить, но боль Валентины было невозможно удержать. – О, Боже, – причитала она, – она была такая юная, такая красивая… у нее было все, только живи… Почему ты не взял вместо нее меня?

Почему? – повторила про себя Стиви. Она закрыла на миг глаза и старалась почувствовать присутствие Пип здесь, среди тех, кто любил ее. Но никакого ответа не получила. Она слышала лишь шорох одежд, приглушенное бормотание утешительных слов, когда служители начали медленно выходить.

Она открыла глаза и увидела, как Валентина поднялась со своей скамьи, поддерживаемая под руки двумя друзьями. Она ступала тяжело, как старуха, сломанная и потерявшая всякую надежду. Когда она поравнялась с дверями церкви, Стиви протянула руку.

– Мне так жаль, – прошептала она. – Я… Валентина повернула к ней остекленевшие от боли глаза. Когда пришло узнавание, она отпрянула, бросив на Стиви взгляд, полный ненависти.

– Ты довольна своей работой? Убийца! Моя деточка была ангелом… прелестным ангелочком, пока ты и тебе подобные не уволокли ее от меня. И теперь вы убили ее! Вы убили мою Пип!

Друзья силой вывели Валентину наружу, оставив Стиви съежившейся от яростного напора. Она рухнула на скамью, слова Валентины навсегда отпечатались сознании. Она хотела сказать себе, что мать Пип ошибалась, что она никогда ничего не сделала бы такого, что принесло бы вред подруге, которую так побила. Однако семя вины, которое уже проросло в душе Стиви, именно теперь расцвело после таких обвинений. Ведь она могла что-то предпринять, чтобы спасти Пип… должна была что-то сделать. Почему же тогда она продолжала участвовать в той дурацкой игре? Почему не видела и не чувствовала, что все не так? И почему, о, почему отпустила Пип от себя?

Кое-как она выбралась из полутемной церкви на улицу. Она куда-то брела, не понимая куда, чувствуя себя полумертвой, неспособная ни думать, не желая чувствовать, потому что это несло с собой такую ужасную боль и одиночество.

Она бесцельно ходила по улицам, не замечая холода, от которого покраснело ее лицо и замерзли пальцы. Амфетамин прекращал свое действие, и Стиви с ужасом думала о том моменте, когда ничего больше не будет стоять между ней и страшной реальностью. У нее в квартире оставались пилюли и спиртное, но она не могла заставить себя подняться туда, опасаясь почувствовать еще большее одиночество, чем прежде.

Стиви вспоминала сильные руки Ли, его честные серые глаза, нежные прикосновения. Мог бы он спасти ее сейчас, дать ей любовь и утешение, когда она так сильно в них нуждалась? Или отвернется в гневе и презрении? Она бы этого не пережила, именно теперь.

И тогда она подумала о Поле Максвелле. Он не прогонит ее; он всегда ее желал, и хотя между ними не было любви, он все-таки был лучше, чем одиночество. Если он не мог дать ей душевный покой, то у него было в избытке всяких средств, чтобы она смогла получить забвение.

Фиолетовые сумерки спускались на Ист-Ривер, когда Пол Максвелл вернулся в свой дом на Бикманплейс.

Стиви сидела и наблюдала, как умирал день. Когда она пришла, Пола еще не было, однако консьерж знал ее в лицо и позволил подождать.

– Что это? – сказал Пол, проходя в гостиную, где висело несколько самых больших и ценных картин Самсона. – Ты принесла мне ранний подарок к Рождеству, Стиви?

Когда она не ответила и посмотрела куда-то сквозь него пустыми глазами, он переменил тон:

– Я слышал про Пип, Стиви… Мне жаль ее. Я знаю, как вы дружили.

После его слов она почувствовала к Полу большую симпатию, чем к Самсону, и она не пожалела о своем выборе.

– Мне нужно где-то остаться, – заявила она.

– Надолго?

– Я сказала, – ответила она, – остаться. Слабая улыбка промелькнула по его лицу.

– Ну-ну, – пропел он. – Прямо даже так? – Он немного подумал, взвешивая возможности, пока Стиви затаила дыхание. Потом вызвал слугу. – Мисс Найт останется у нас на некоторое время, Гаши. Приготовь комнату рядом с моей и позаботься, чтобы у нее было все, что ей нужно… – Он повернулся к Стиви. – А ты что-нибудь принесла с собой?

Она помотала головой.

– Неважно… я пошлю за всем завтра. Что ты хочешь на ужин? Гаши может приготовить тебе что-нибудь, если ты устала…

– Я не голодна, Пол. Я не могу есть. Но мне… мне нужно…

Он кивнул.

– Да, я вижу. Пойдем со мной.

В течение следующих недель Пол стал защитником и кормильцем Стиви. Он давал ей все, что она хотела, – еду, одежду, кров, и, что самое важное, наркотики, которые освобождали ее от мыслей и ответственности.

В импозантном особняке на Бикман-плейс никто не требовал от Стиви, чтобы она что-то делала, – ни мыть посуду или убирать за собой, ни даже есть вкусные блюда, которые ставились перед ней. Ей позволялось спать день и ночь, валяться на шелковых простынях и забываться от горя благодаря обилию припасов, имевшихся у Пола. Взамен он лишь время от времени пользовался ее телом, либо в постели, либо на вечеринках и оргиях, на которых он так любил бывать, – в Сохо или Вилледж. В тех местах, где еще сохранялась память о Стиви как о знаменитости, Полу нравилось демонстрировать ее как свою персональную любовницу.