Читаем без скачивания "Вексель Судьбы" (книга первая) - Юрий Шушкевич

Отправление парома было задержано часов на пять из-за замеченных в море подводных лодок -- полагаю, что советских. Среди пассажиров первого класса, собравшихся в ресторане, это известие вызвало состояние, близкое к панике. Дипломаты-нейтралы бодрились и заливали своё смятение вином и коньяком, женщины сбивались в группы и неприлично громко, если не истерично, о чём-то судачили, а человек десять попросту решили сойти на берег, намереваясь дожидаться парома, ходящего под шведским флагом. Что же касается меня, то к удивлению окружающих и себя самого я был совершенно спокоен -- поскольку не сомневался, что пока я нахожусь на борту судна, перевозящего в моём лице груз чрезвычайной важности, ни одна из советских торпед его не поразит.

Коротая время в судовом ресторане, я не мог не обратить внимание на услышаное из радиодинамика ларгетто четвёртого баховского концерта. Эта вещь не просто поразительно напоминала о нашем последнем ужине с Тропецким, но и звучала в эфире в исполнении музыкантов, которые в тот печальный вечер репетировали на наших глазах в филармоническом кафе. Разумеется, совпадения подобной точности и глубины не способны происходить просто так и свидетельствовать они могли только об одном -- что отныне моя судьба пребывает в руках не вполне уже моих.

18/IX -1941

Второй день я нахожусь в Стокгольме, где после двух лет, проведённых в воюющей Германии или на занятых ей территориях, впервые способен насладиться настоящей свободой и покоем мирной жизни. Наверное, если бы это происходило весной, в окружении столь по-русски цветущих черёмух и сиреней, я бы окончательно лишился рассудка, однако и осенний Стокгольм с его крепким свежим ветром и насыщенно-синим цветом прибрежной воды достаточно погружает душу в состояние созерцания и тоски по прежней свободе, оставленной где-то в рассветном полумраке юности.

Я прекрасно понимал обстоятельства произошедшей в Берлине задержки с моей визой и потому не сомневался, что в Стокгольме за мной обязательно будут следить. Коль скоро так, то как и подобает богатому берлинскому антиквару, я остановился в Град-Отеле, где принято селить лауреатов Альфреда Нобеля. Я регулярно красовался там в ресторане и предпринял несколько пеших прогулок с посещением местных достопримечательностей, букинистических лавок и барахолки.

Невозможность приблизиться к советскому посольству нисколько не огорчала меня -- напротив, я должен был отправляться в Россию максимально скрытно, под чужим именем и потому в равной мере опасался соглядатаев с обеих сторон. Мне было известно, что в городе под видом добропорядочного коммерсанта из Испании проживает советский нелегал по имени Рафаэль, с которым я познакомился и подружился на московских курсах "профинтерна" в тридцать пятом, так что моей главной задачей отныне являлась встреча именно с ним.

Конечно, запросто могло оказаться, что Рафаэль живёт и работает под немецким контролём. В этом случае моя инициатива с выходом на него завершилась бы плачевно -- здешние агенты Рейха быстро бы вернули меня в фатерлянд на всё той же "Пруссии", только теперь не в роскошной палубной каюте, а в трюме. Однако страх подобного развития событий действовал на меня в высшей степени благоприятно, отрезая пути к отступлению и подгоняя исключительно вперёд.

21/IX -1941

Я прибыл в Стокгольм определённо неудачно, накануне выходных, когда Рафаэль, как добропорядочный горожанин, имел все основания уехать куда-нибудь за город отдыхать. Я регулярно делал из гостиницы и ресторана звонки по записанным у меня четырём его номерам, разбавляя их для видимости пустыми телефонными разговорами с местными торговцами древностями и ювелирами.

К моему счастью, поздним вечером в воскресенье он поднял трубку. Выслушав мою немного сумбурную речь и просьбу о помощи в поисках и приобретении полотен Одельмана и Ларссона, он немного подумал и предложил встретиться в понедельник за обедом в ресторане Фреден на Остерлангатан.

22/IX -1941

Поскольку зал ресторана в обеденный час был забит публикой до отказа, выбор Рафаэлем именно этого места привёл меня к грустному заключению о том, что он не вполне мне доверяет и не желает встречаться наедине. Мало ли с какими намерениями или чьим-нибудь приказом я прибыл к нему!

За разговором скоро выяснилось, что осторожность Рафаэля не беспочвенна: подобно мне, он "порвал с Советами" и теперь не без оснований опасается за свою безопасность. Более того, он был чрезвычайно удивлён, что я смог разыскать его по телефонному номеру квартиры, на которой проживает его любовница и где сам он бывает чрезвычайно редко. Он был убеждён, что этот номер он никогда никому не сообщал. В моей же записной книжке телефон любовницы Рафаэля оказался из-за чистой случайности: пару лет назад он неосторожно попытался с этого номера дозвониться до меня в моё отсутствие, трубку подняла горничная, которая, сообщив шведской телефонистке о том, что меня нет дома, не поленилась спросить, откуда и с какого номера меня разыскивают. Так "секретный" телефон Рафаэля оказался зафиксированным в моём блокноте, о чём он даже не подозревал.

История Рафаэля оказалась до мелочей схожей с моей. В конце тридцать девятого года он стал получать из Москвы странные, а вскоре и совершенно убийственные поручения, от выполнения которых он предпочёл уклониться. Затем пришло неожиданное известие о том, что его "работой довольны", что он представлен к награждению и вызывается в Москву -- куда, разумеется, он также не поехал. Более того, в отличие от меня, накрепко прикреплённого к своему Gewerke, к моменту нашей встречи Рафаэль почти созрел, чтобы радикально поменять жизнь и покинуть Стокгольм. Так что мне ещё крупно повезло, что мы сумели здесь пересечься.

Схожесть судеб сближала нас и позволяла быть откровенными, однако она же ставила под угрозу мою основную цель -- использовать каналы Рафаэля для негласного возвращения в Советский Союз. Я уже начал понемногу смиряться с необходимостью искать другие пути, например, каким-либо тайным образом проникнуть в советское посольство, как неожиданно я услышал от Рафаэля предложение изготовить для себя ирландский паспорт.

Выяснилось, что некоторое время назад, готовя себя к отъезду из Швеции, Рафаэль обзавёлся паспортами Панамы и Ирландии, причём обошлось ему это удовольствие приблизительно по тысяче рейхсмарок за каждый. Всё ещё не зная, для чего ирландский паспорт способен мне пригодиться, я ответил принципиальным согласием и услышал в ответ от Рафаэля несколько любопытных вещей.

Прежде всего он поведал много интересного из области международных дел, причём многие моменты стали для меня, регулярно слушающего помимо берлинского радио также радио Москвы, Би-Би-Си и "Свободную Францию", подлинным откровением. Он дал обоснованный до мелочей прогноз развития ситуации на Восточном фронте и выразил полную уверенность, что советскую столицу немцы не возьмут. Затем он высказал предположение, что мой выезд из Берлина должен был быть делом непростым. Я подтвердил его догадку и поинтересовался, в связи с чем он так подумал.