Читаем без скачивания "Вексель Судьбы" (книга первая) - Юрий Шушкевич

Да, мы все и я, конечно же, со всеми заодно не заметили перемены эпох и всё ещё продолжаем жить, полагая, что наша жизнь зависит исключительно от нас. Правда, миллионы мобилизованных на мировую войну более так не считают, но ведь даже и они надеются, что если им удастся уцелеть, то жизнь после войны вернётся к старым законам. Глупцы! Чья бы сила ни одержала верх, прежней жизни с её маяками личного успеха, честной состязательностью, с азартом преодоления риска и весёлым упованием на удачу да Божью благодать уже не будет никогда!

Считаю, что роковую роль в произошедшей с человечеством метаморфозе сыграла доступность сотворения денег. До последнего времени деньги были чрезвычайным и редким даром, и их ценность всегда точно соответствовала потраченным ради них человеческим усилиям. Те же, кто придумал создавать деньги из воздуха, совершили против человеческой природы величайшее из преступлений, пред которым меркнет даже недобрая слава искусителя в Эдемском саду. Странно и необычно сознавать, что отныне и я сам вхожу в число хранителей тайны, которая открыла ко всему этому путь. Страшно вообразить, что за дьявольская субстанция или чёрное знание могли лежать в сундуках тамплиеров, которые на протяжении шести веков столь тщательно сберегались русскими правителями подальше от глаз своего наивного богохранимого народа и которые теперь, ведомые роковой прихотью судьбы, доламывают и испепеляют беззащитный старый мир.

Мне кажется, что в этих сундуках должно было находиться нечто такое, что научило посвящённых и избранных управлять главнейшими человеческими страстями -- страстью к насилию и страстью к наслаждению. Я вполне понимаю, насколько эти страсти необоримы и способны в умелых руках перевернуть землю. Но они же несут в себе и непримиримое противоречие, исключающее их длительную взаимность, -- стало быть, в сундуках должно было содержаться ещё нечто третье, способное эти две страсти объединить. Интересно знать -- что именно?

Однако вот что на деле очевидно и ясно -- так это цена, которую платит мир за новые деньги. Если кто раньше решался начеканить пустых монет и расплатиться ими, то платой являлось обесценение и обеднение -- однако они не были столь страшны, поскольку имели естественный предел. Новые же деньги почти не подвержены обесценению, но только в силу какого свойства? Не оттого ли, что их излишек с известной периодичностью должен поглощаться войнами и катаклизмами, и нынешняя война -- не чрезвычайный акт человеческой драмы, а заурядная самонастройка мирового механизма? Да, много, очень много жизней пожирает новое золото, и у людей когда-нибудь может не остаться сил и душ, чтобы этот молох остановить и насытить.

И всё-таки я не прав, полагая себя винтиком сей чудовищной машины. Я перехитрил её, и теперь везу ключи от её безжалостного мотора в руки тех, кто, как мне кажется, готов ей противостоять и способен построить и запустить взамен неё что-то принципиально другое. Пусть не сейчас -- ради такого не грех и подождать. Что это будет -- не знаю, но тем не менее чувствую, что эта невообразимая новь имеет все шансы состояться. Верю в то, что если моя бывшая Родина, преодолев нынешнюю отсталость и заблуждения, когда-либо откроет миру другую истину, то в интересах этого открытия она по-праву сможет воспользоваться законно перешедшим к ней ресурсом богатства и силы. Также верю и в то, что те, кто смогут им воспользоваться, будут достаточно разумны, чтобы не повторять ошибок моего века, и когда работа будет ими выполнена, они найдут в себе силы, чтобы обезвредить и уничтожить денежный мотор как один из первоисточников мирового зла.

С этими мыслями я поднялся в свою каюту уже глубокой ночью, где согрелся бокалом виски и тотчас же заснул спокойным и чистым сном младенца.

2/X -1941

За следующий полный день наш корабль, не встречая помех, пересёк Северное море. Глубокой ночью мы видели огни Оркнейского архипелага, утром нам встретился английский эсминец, после из тумана стали проступать очертания шотландских берегов, а к исходу дня вместо фиктивной Ирландии мы бросили якорь в порту Глазго.

Совсем юный британский пограничник, постоянно извиняясь, сообщил мне, что по законам военного времени он не вправе выпустить меня в город без разрешения военной контрразведки. Ему было невдомёк, что мой путь по-любому лежал именно к её представителям.

Меня доставили в неприметный старинный особняк в центре Глазго, где мне, как шведскому коммерсанту прибывшему из зоны военных действий, надлежало ещё раз подтвердить свою личность и рассказать абсолютно всё о предстоящих планах на британской земле. Из-за позднего часа мне пришлось дожидаться прихода дежурного майора в холодной и дурно пахнущей коморке гауптвахты.

К изумлению майора, едва успевшего приступить к изучению моих шведских документов, я объявил, что они являются камуфляжем, и выложил перед ним на стол служебный паспорт СССР. Этот подлинный советский служебный заграничный паспорт, в который была искусно вклеена моя фотокарточка, наряду со многими другими замечательными вещами заботливо сберегался в обширной шпионской коллекции Рафаэля.

Я сообщил майору, что являюсь советским агентом и нуждаюсь в помощи для скорейшего возвращения в свою страну.

Разумеется, майор контрразведки заштатного гарнизона не имел полномочий для решения задач подобной сложности. Однако благодаря моему демаршу и его впечатлительности наступившую ночь я провёл в относительно сносных условиях офицерской казармы, предварительно получив возможность хорошо поужинать в столовой и насладиться свежим элем -- чтобы купить виски, нужно было выходить в город, чего мне не могли позволить.

7/X -1941

Из-за уникальности моего случая и вопиющей нерасторопности англичан я проторчал в комендатуре Глазго все выходные и понедельник. В город меня по-прежнему не выпускали и единственным утешением стала любезная готовность одного капрала за небольшую комиссию покупать для меня виски, табак и свежие газеты.

За вынужденным бездельем в ожидании своей участи я также имел возможность слушать по радиоприёмнику советские и немецкие станции. Из их сообщений с поправкой на очевидные пропагандистские преувеличения становилось ясным, что ситуация на русских фронтах ухудшается день ото дня. Финны заняли Петрозаводск, вермахт от Смоленска и Рославля неудержимо наступает на Брянск и Вязьму, поглощая в "котлах" дезорганизованные части Красной Армии. По моим прикидкам, идти до Москвы немцам оставалось чуть более ста пятидесяти километров, и хотя благодаря открывшемуся внутри меня мне внутреннему знанию я понимал, что взять советскую столицу вермахту будет не под силу, плохие новости с фронтов вызывали во мне раздражение и нервозность.