Читаем без скачивания Феодальное общество - Марк Блок

Возникновение подобного разделения свидетельствует о том, что из общественного сознания никогда не уходила идея о том, что быть свободным значит иметь право на государственную справедливость, раб подлежал только наказанию хозяина. Юристы будут дипломатично говорить, что виллан несвободен, но только по отношению к своему сеньору, потому что в отношении третьих лиц любой человек может обратиться в королевский суд, но по существу, они сформулировали общественное мнение, и мнение это было конкретным и определенным. С XIII века в Англии, точно так же как и во Франции, полными синонимами становятся слова «виллан» и «серв». Их полное уподобление серьезно, потому что не ограничивается рамками языка. Оно выражает коллективное представление о явлении. Отныне вилланаж воспринимается как наследственное состояние. И, хотя среди вилланов по-прежнему низшими считаются совсем немногочисленные по сравнению с французскими сервами потомки bondmen'ов и они стоят несколько в стороне, постепенно, не без помощи всемогущего суда сеньора на всех вилланов без исключения распространяются повинности и ограничения, которые раньше относились только к «личным слугам» — так формируется новый социальный класс, воспринимаемый как приближенный по своему положению к рабскому.

Определить виллана как человека, отношения которого со своим сеньором может разбирать только сам сеньор, а также — поскольку менялась судьба не только людей, но и судьба земельных участков, и все чаще юридический статус земли не совпадал с юридическим статусом человека, — определить надел, благодаря которому человек становился вилланом, как тот, из-за которого его владелец терял право обращаться в королевский суд, значит охарактеризовать класс людей или класс недвижимости, но нужно нащупать еще и границы этого класса. Нужно понять, каким был тот поворотный пункт, из-за которого земля или человек попадали в состояние социальной недееспособности, из которой проистекало все остальное, поскольку, естественно, никто не помышлял поместить в столь презираемую категорию всех людей, имеющих сеньора, или наделить ею все земли, предполагающие ленную зависимость. Как-никак ленную зависимость предполагали и рыцарские феоды. А среди крестьян, имеющих наделы в сеньории, было достаточно много весьма уважаемых держателей с достаточно высоким положением, чья свобода была подтверждена издавна и основательно, и irx невозможно было мгновенно смешать с массой несвободных. И юристы нашли наконец критерий, он тоже достался им по наследству или был укоренившимся в обществе предрассудком. Раб отдавал весь свой труд хозяину. Следовательно, обязанность отдавать сеньору большую часть своего времени воспринималась как серьезное посягательство на свободу. Особенно если работы, которые нужно было исполнять, были ручными, они всегда низко ценились и их по всей Европе одинаково называли «рабским трудом». Значит, держание виллана обязывало его исполнять тяжелые сельскохозяйственные работы в пользу сеньора тяжелые и иной раз совершенно необязательные, а также оказывать ему различные, не пользующиеся почетом услуги; словом, люди, которые в XIII веке имели именно такие наделы, и стали основой класса вилланов. Вместе с тем ущемление прав распределялось весьма прихотливо: существовали края, свободные от подобных ущемлений. Но главное было найдено — был найден критерий.

Конкретная проблема, которую решали законники Плантагенетов, отыскивая режим сосуществования рано развившейся королевской юстиции с мощной земельной аристократией, была особенностью английского общества. Второй особенностью было разделение на социальные группы, которое позволило ее решить, подготовив далеко идущие серьезные последствия, выходящие далеко за рамки феодального периода. Зато понятия, позволившие ввести новое понимание рабства, были общим достоянием Европы. Французский юрист из окружения Людовика Святого доказывал необходимость судить виллана, пусть даже свободного, только сеньориальным судом; и мы знаем, как долго решалось уравнение «свобода равна праву на суд» в Германии. Знаем мы и о том, что необходимость исполнять тяжелые работы стала считаться признаком рабского состояния, и хотя эта оценка ничего общего не имела с правом как таковым, она была в конце концов принята судами и возбуждала страшное сопротивление крестьян, например, в Иль-де-Франсе в начале XIII века{201}. Медленное, неявное, но неотвратимое развитие французского государства способствовало тому, что граница между королевским судом и судом сеньора не превратилась в непреодолимую преграду. Что же касается понятия постыдных работ, то если этот критерий и имел место во Франции, то только для класса аристократов, в остальных случаях продолжали действовать старые определения рабства, поскольку необходимости в новой классификации не возникло. Случай Англии с большой отчетливостью свидетельствует о том, что в лоне единой цивилизации, в целом достаточно однородной, под влиянием идей, культивируемых некой средой, в одном месте может сформироваться совершенно оригинальная юридическая система, зато в другом месте под влиянием другой среды она так и останется в зачаточном состоянии. Именно благодаря этому опыт Англии кроме всего прочего имеет еще и методическое значение.

Глава III.

К НОВЫМ ФОРМАМ СЕНЬОРИАЛЬНОГО РЕЖИМА

1. Стабилизация повинностей

С XII века начался процесс глубинных изменений, повлиявший на отношения слуг и сеньора и в конце концов коренным образом их изменивший. В нашем исследовании мы ограничимся тем, что покажем, каким образом эти отношения перестали быть феодальными.

С тех пор как описи и распоряжения эпохи Каролингов стали непонятными, неприменимыми и о них забыли, жизнь даже самых больших и лучше всего управляемых сеньорий регламентировалась в основном устно. Хотя вместе с тем ничего не мешало составлять по уже существующим моделям описи имущества и прав, которые соответствовали бы текущему моменту. Так продолжали поступать некоторые монастыри и церкви в тех провинциях, где традиции Каролингской империи были еще живы, например, в Лотарингии. Привычка составлять инвентарии окончательно не утрачивалась никогда. Другое дело, что внимание стало уделяться несколько другому типу документа; основное внимание уже не сосредотачивалось на тщательной описи земельных наделов в целях определения человеческих отношений, документы стали отвечать нуждам другого времени, когда сеньория кроме всего прочего стала сама по себе центром управления. В это время сеньор сам, своей волей определял обязательства, связанные с тем или иным участком земли. Эти маленькие местные конституции, которые господин жаловал своим подданным, безусловно, сначала обсуждались с самими подданными. Взаимное согласие было необходимо в первую очередь потому, что текст документа чаще всего не ограничивался фиксацией традиционного уклада, именно уклад подвергался изменениям. Такие изменения мы находим в хартии, благодаря которой примерно в 967 году аббатство Сен-Арну в Меце облегчает повинности жителей Морвиль-сюр-Нье; зато монахи из Беза в Бургундии в 1100 году, напротив, включают в договор достаточно суровые требования взамен на позволение жителям сгоревшей деревни отстроиться{202}. Но до начала XII века подобные документы чрезвычайно редки.

В XII веке множество причин способствуют увеличению количества подобных документов. Высшие классы внезапно обнаруживают вкус к юридической четкости, что ведет к победе письма над устными распоряжениями. Прогресс образования порождает почтение к письменным бумагам и у простого населения. В большинстве своем оно продолжает оставаться неграмотным, но тот факт, что столько сельских общин не только требовало документов, но и сохраняло их, свидетельствует о том, что рядом всегда были грамотные — клерки, торговцы, юристы, — готовые и прочитать их, и истолковать.

Изменения в социальной жизни требовали облегчения повинностей, а значит, и фиксации этих облегчений. Почти по всей Европе шел процесс поднятия нови. Желающие привлечь на целинные земли крестьян должны были пообещать им выгодные условия; наименьшее, на что крестьяне рассчитывали, было избавление их от произвола в будущем. Хозяева старых деревень, опасаясь, что их крестьяне, соблазнившись землями с более легкими повинностями, тоже сдвинутся с места, были вынуждены, в свою очередь, заключать с ними договора. Не случайно и не удивительно, что два уложения, послужившие образцами множеству других подобных документов: хартия Бомон-ан-Аргон и хартия Лориса, что неподалеку от Орлеанского леса, пожалованные одна недавно возникшему поселению, а другая — старой деревне, расположенным и та, и другая на опушке, кажутся вырубленными топором дровосека и очень похожи между собой. Столь же красноречив и тот факт, что в Лотарингии слово «новоселки» стало в конце концов обозначать любое поселение, пусть даже с тысячным населением, которое получило хартию. С социальными группами в городах происходили изменения того же рода. Города были тоже подчинены сеньориям, и к концу XI века многим из них удалось отвоевать серьезные преимущества, записанные на пергаменте. Рассказы об их успехах немало воодушевляли крестьян, и воздействие, какое оказывали городские привилегии на сельские общины, заставляло задуматься сеньоров. Экономических связей становилось все больше, поэтому не только сеньоры, но и крестьяне стали стремиться к перераспределению повинностей: некоторое количество денег стало оседать и в крестьянских сундуках, предоставляя им совершенно новые возможности. Став менее бедными, они стали менее бессильными и менее покорными, они могли или купить то, что им не давали, или отвоевать в тяжкой борьбе, потому что до этого уступки сеньора были бесплатными и зависели от его доброй воли. Таким образом, повсюду появлялись маленькие деревенские конституции, и число их росло и росло. Во Франции их называли «хартия обычаев» или «хартия вольностей». Иногда вольности объединяли с обычаями. Первое слово не подразумевало уничтожения рабского положения, оно свидетельствовало о разного рода послаблениях традиционных повинностей.