Читаем без скачивания Королевский дракон - Кейт Эллиот

Алан смутился. То, что бритва еще ни разу не касалась его подбородка, на котором упорно не желала появляться положенная мужчине растительность, было причиной его мучительных переживаний. А впрочем, зачем об этом говорить Виллиброду.

— Когда-то меня пообещали монастырю. А теперь я солдат графа Лавастина.

Клирик удивился:

— Но ведь неслыханно, чтобы человек церкви служил в войске графа мира сего. Сказано, что Владычица заботится об алтаре, а Господь владеет мечом!

Возвращение Антонии прервало беседу. Ее окружали слуги, несшие кувшин с водой, большую медную миску и чистое льняное полотенце, чтобы епископ могла освежить лицо и руки. Пока она этим занималась, другие слуги чистили ее одежды. Наконец женщина-служанка расчесала ей волосы и накинула на голову белое покрывало. Поверх покрывала два клирика возложили митру — знак епископского достоинства. Высокая, заостренная сзади и спереди митра была сделана из толстой белой ткани и украшена золотым шитьем. Сзади до пола на шнурках свисали две золотые кисти.

Клирик подал Антонии посох, и она одарила свиту ласковой улыбкой, благодаря за службу. Наконец ее взгляд остановился на Алане. Он понурил голову, не желая встречаться с ней взглядом, и поэтому упустил из виду выражение ее лица. Слышал только голос.

— Был еще один, которого я просила привести сюда много дней назад. Еще не прибыл?

— Нет, ваше преосвященство.

— Надеюсь, к вечере он будет здесь, — говорила она мягко, но Алан теперь понимал, что крылось за этим. Как бы ни добра была она внешне и как бы ни был мягок ее голос, женщина эта не допускала ослушания. Клирики один за другим вышли, остальные двинулись следом. Вскоре в другом конце лагеря запели псалмы, посвященные восхождению вечерней звезды.

Клирик Виллиброд, оставшийся в шатре, позволил Алану опуститься на колени и помолиться. Когда он заканчивал, у входа в шатер появились солдаты, втолкнувшие брата Агиуса. На его рясе виднелись следы дорожной грязи, сам он прихрамывал и имел очень помятый вид. Алан от удивления подскочил, оборвав молитву на середине слова.

Агиус освободился от стражников, спокойно размял кисти рук, опустился на колени и принялся читать положенную молитву. Алан, устыдившись, сделал то же самое.

Наконец, когда они пропели аллилуйю, юноша шепотом спросил:

— Я думал, вы остались в Лавасе. Вы же не собирались идти с графом…

— Не собирался. — Агиус встал с колен, посмотрел на стражников и вымыл руки, поливая из того же кувшина, которым только что пользовалась Антония. Алан смутился, одновременно испуганный и восхищенный демонстративно-наглым поведением Агиуса. Священник вытер лицо тем же белоснежным льняным полотенцем.

— Никогда не хотел встревать в мирские споры, что соблазняют тех, кто прельщен мирским блеском и удовольствиями.

— Как же вы здесь?

— Против своей воли.

Даже такой деревенский паренек, как Алан, понимал, что кресло, в которое уселся Агиус, было предназначено для епископа. Вызывающее поведение шокировало Виллиброда:

— Простите, достопочтенный брат, но это епископское место. Негоже простому священнику…

Агиус молча посмотрел на него. В дверном проеме замелькали факелы. Возвращалась епископ Антония.

— Куда же это годится, достопочтенный брат, — заговорила Антония мягким голосом, когда удивленные восклицания сопровождавших ее клириков несколько поутихли, — чтобы скромный служитель церкви занимал место, принадлежащее той, кого рукоположила сама госпожа-иерарх?

— Владычица знает мое сердце и видит, чего оно жаждет. Ее прощения и милости хочу я быть достоин. Не твоих. — Агиус был в гневе.

— В твоем сердце поселилось зло. Это ли ты хочешь представить пред взором Владычицы?

— Она знает, что в моем сердце. — Вскочив с места, Агиус больше походил теперь на герцога, разговаривающего с вассалом, а не на священника, стоящего перед епископом. — Она знает, не ты.

В толпе слуг и клириков поднялся ропот. Антония жестом приказала им утихнуть.

— Кто же теперь говорит с нами, брат Агиус? Смиренный служитель церкви? — В голосе зазвучали стальные нотки. — Или блудный сын?

Агиус вздрогнул, но не сдавался.

— Я понесу епитимью за гордыню. А что вы хотите от меня, ваше преосвященство? Зачем привели меня сюда? Я не служу больше миру.

— Ты живешь в нем. Нельзя бежать от мира, брат наш Агиус, как бы ни старались иные неразумные сделать это. Даже ты так и не научился подчинять свою волю указаниям Господа и Владычицы. Часть твоего сердца все еще живет в миру. В том миру, где ты привык поступать только по-своему.

— Только Владычице судить меня, — упорно повторил он. — Чего хотите вы?

Если в какой-то момент лицо Антонии и было жестким, то теперь добрая улыбка осветила ее розоватое лицо с ласковыми голубыми глазами.

— Побеседовать с твоей племянницей, конечно.

— Моей племянницей! — Агиус чуть не потерял дар речи.

— Она воспитывалась епископом Отуна. — Безмятежное выражение ее лица не поколебал его гнев. — Неужто ты не знал?

— Разумеется, знал!

— Она там оказалась благодаря твоей протекции, не так ли?

Агиус смотрел на нее молча, отказываясь отвечать.

— Ты побудешь у нас. Недолго.

— В качестве заложника?

Она махнула рукой. Приближенные и слуги вышли из шатра, остались только Агиус и Алан с собаками, она посмотрела на собак с подозрением, но решила, что ни их, ни Алана бояться не стоит.

— Ты станешь моим оружием.

— Я не буду оружием, которым бьются в мирских целях, епископ Антония. Принимая сан, я…

Она ласково улыбнулась:

— Посмотрим.

И также ласково кивнув Алану, Антония величаво вышла. Агиус кинулся за ней, но путь ему преградили стражники. Алану показалось, что Агиус попытается их растолкать, но тот опустился на колени и начал молиться, иногда только морщась от боли в ноге, не залеченной, с тех пор как два месяца назад ее прокусил Тоска. Слова молитвы едва слышались:

— Прости, Владычица, слабого сына своего. Сделай достойным своей милости. Суди меня нестрого, Госпожа. Даруй прощение грешнику. Дай светлый разум, дабы стяжать доброты и низвергнуть гордыню.

Казалось, он никогда не окончит. Клирики в лагере служили последнюю вечернюю службу. Алан присоединился к молившемуся Агиусу.

Антония не возвратилась, даже когда служба окончилась — вероятнее всего, пошла на пир. Вместо нее появился клирик Виллиброд с хлебом, сыром и вином для пленников. Отдав им пищу, он принялся за свои ожерелья. Агиус ни к чему не прикоснулся, хотя Алан и заставил его выпить несколько глотков вина.