Читаем без скачивания Одиссей Полихроніадесъ - Константин Леонтьев

Незнакомецъ этотъ былъ роста высокаго, плечисть, полонъ, красивъ; у него были очень большія и густыя бакенбарды, черныя и съ небольшою сѣдиной. Онъ безпрестанно былъ занятъ ими, взглядывалъ на нихъ искоса, подкручивалъ ихъ, расправлялъ въ стороны, составляя изъ нихъ, вмѣстѣ съ настоящими усами, другіе усы, очень длинные. Одѣтъ онъ былъ чисто и не бѣдно: пальто на немъ было изъ очень хорошаго и толстаго трико; на груди золотыя запонки, на рукѣ большой перстень съ розовымъ круглымъ яхонтомъ. Лицо его было веселое и доброе; на видъ ему казалось лѣтъ развѣ пятьдесятъ (въ самомъ дѣлѣ ему было около шестидесяти). Онъ былъ похожъ больше на богатаго шкипера съ острововъ, добраго и воинственнаго, чѣмъ на осторожнаго купца нашихъ странъ. Но онъ былъ купецъ и очень богатый. Родомъ онъ былъ кажется съ одного изъ острововъ Архипелага, но жилъ и торговалъ давно уже въ Болгаріи шелковыми коконами и пшеницей. Онъ велъ дѣла и въ Марсели, и въ Англіи, и въ Одессѣ. Сюда онъ пріѣхалъ не надолго, не знаю, по какой нуждѣ. Имя его было Пе́тро Хаджи-Хамамджи. Турки же его звали Дели-Пе́тро (безумный, отчаянный Пе́тро) и даже такъ титуловали его въ казенныхъ документахъ, въ судахъ и пригласительныхъ привѣтствіяхъ.

Входя въ квартиру Несториди, я еще изъ прихожей услыхалъ громкій хохотъ и узналъ даже голосъ моего суроваго наставника, который такъ рѣдко смѣялся. Хаджи-Хамамджи что-то говорилъ.

Несториди мнѣ обрадовался; я прочелъ это во взглядѣ его. Мы обнялись; я спросилъ о здоровьѣ моихъ родныхъ и его семьи, и онъ сказалъ мнѣ, что слухъ о томъ, какъ я былъ побитъ турками, дошелъ туда давно, что мать моя была очень испугана и совсѣмъ собралась ѣхать сюда, несмотря на проливной дождь… «но я отговорилъ ее», сказалъ Несториди. Бабушка Евге́нко очень радовалась, что я такой юный и сподобился пострадать за вѣру. «Имѣетъ вѣнецъ на небеси у Бога за это!» — говорила она всѣмъ.

Мнѣ было очень пріятно все это слышать. Несториди пригласилъ меня сѣсть, а Хаджи-Хамамджи спросилъ у него, подставляя руку къ уху (такъ какъ онъ былъ немного глухъ): «Кто этотъ прекрасный юноша?» Несториди отвѣчалъ ему, что я сынъ одного изъ загорскихъ старшинъ, и прибавилъ: «Мальчикъ не дурной. Отецъ же его — одинъ изъ добрѣйшихъ и благороднѣйшихъ у насъ людей».

Хаджи-Хамамджи любезно кивнулъ мнѣ головой: «Оченъ хорошо. Радуюсь!» И потомъ спросилъ у Исаакидеса и хозяина.

— Будемъ мы продолжать?

— Конечно, конечно! — отвѣтили тѣ, и на лицахъ ихъ тотчасъ же явилась улыбка въ ожиданіи одномъ, что́ скажетъ имъ Дели-Пе́тро.

Дели-Пе́тро откашлянулся, расправилъ бакенбарды и, ставъ величественно посреди комнаты, продолжалъ рѣчь, которую видно я на мигъ прервалъ моимъ приходомъ.

— Итакъ, я сказалъ, — началъ онъ, дѣлая томные глаза и все играя бакенбардами, — я сказалъ, что русскіе бываютъ нѣсколькихъ и даже очень многихъ сортовъ. Прежде всего великіе русскіе; потомъ малые русскіе, иначе называемые у насъ на Дунаѣ и́ Хохо́лидесъ. Есть еще русскіе-германцы; люди не плохіе, подобные Дибичу Забалканскому, и наконецъ есть еще… особые русскіе, издалека откуда-то, изъ Уральскихъ горъ, Уральскій Росскій. Таковъ былъ, напримѣръ, у насъ не господинъ Петровъ, который тамъ недавно, а его предмѣстникъ, господинъ Бунинъ… Я даже спрашиваю себя, зачѣмъ это Бу-нинъ… нинъ?.. Настоящій русскій долженъ быть овъ и евъ… Прежде всего овъ. Этотъ господинъ Бу-нинъ не имѣлъ въ себѣ того, нѣкоего тонкаго и вмѣстѣ съ тѣмъ властительнаго вида, который имѣютъ всѣ благородные великоруссы, даже и тѣ изъ нихъ, которые не богаты. Таковъ былъ, напримѣръ, предмѣстникъ господина Бунина, генеральный консулъ м-сье Львовъ. При немъ господина Бунина никто не слыхалъ у насъ; онъ жилъ въ глухомъ и безвыходномъ переулкѣ, и, какъ Львовъ заговоритъ съ нимъ, онъ вотъ такъ (Хаджи-Хамамджи вытянулся и руки по швамъ). А какъ уѣхалъ Львовъ, и назначили его. Что́ за диво! думаю я, Бунинъ тамъ… Бунинъ здѣсь… Бунинъ наполняетъ шумомъ весь городъ… Бунинъ въ высокой косматой шапкѣ… У Бунина по положенію четыре кавасса турка, въ турецкихъ расшитыхъ одеждахъ съ ножами… да! А сверхъ положенія десять охотниковъ изъ грековъ, въ русской одеждѣ и въ военныхъ фуражкахъ. Бунинъ идетъ къ пашѣ — пять человѣкъ направо впереди, пять человѣкъ налѣво… А Бунинъ самъ въ большой шапкѣ. Monsieur Бунинъ здѣсь, говорю я, monsieur Бунинъ тамъ! Сегодня онъ съ беями другъ и пируетъ съ ними; завтра онъ видитъ, что бей слишкомъ обидѣлъ болгарина-поселянина; онъ беретъ самого бея, связываетъ его, сажаетъ на телѣгу и съ своимъ кавассомъ шлетъ въ Порту связаннаго… И турки молчатъ! Сегодня Бунинъ болгарскую школу учреждаетъ; завтра Бунинъ ѣдетъ самъ встрѣчать новаго греческаго консула, котораго назначили нарочно для борьбы противу него, противу панславизма въ тѣхъ краяхъ, и самъ приготовляетъ ему квартиру. Сегодня Бунинъ съ пашою другъ. Онъ охотится съ нимъ вмѣстѣ; ѣстъ и пьетъ вмѣстѣ… «Паша мой! паша мой!» Завтра онъ мчится въ уѣздный городъ самъ верхомъ съ двумя кавассами и греками-охотниками; входитъ внезапно въ засѣданіе меджлиса. Мудиръ встаетъ. «Разъ—два!» Двѣ пощечины мудиру, и Бунинъ на коня и домой. И съ генералъ-губернаторомъ опять: «Паша мой! паша мой!» «Что́ такое? Что́ за вещь?» Вещь та, что мудиръ прибилъ одного болгарина, русскаго подданнаго; а паша слишкомъ долго не бралъ никакихъ мѣръ для наказанія мудира. Понимаете? «Мы съ пашой все друзья! Зачѣмъ мнѣ на него сердиться? Онъ безсиленъ для порядка, для строгаго исполненія трактатовъ, обезпечивающихъ жизнь, собственность, честь и подсудность иностранныхъ подданныхъ — такъ я самъ буду своихъ защищать..!» А? Что́ скажете вы — не Уральскія это горы?.. (Такъ, кончивъ разсказъ свой, спросилъ Хаджи-Хамамджи съ удовольствіемъ, какъ бы сочувствуя этому уральскому духу Бунина.)

Исаакидесъ былъ тоже очень доволенъ этимъ и сказалъ:

— Такихъ людей здѣсь надо!

Но Несториди замѣтилъ на это такъ:

— Что́ тутъ дѣлать Уральскимъ горамъ, добрый вы мой Хаджи-Хамамджи! У насъ Бреше изъ Парижа такой же…

Хаджи-Хамамджи, выслушалъ его, приклонивъ къ нему ухо, и вдругъ, топнувъ ногой, воскликнулъ:

— Не говорите мнѣ о французахъ! Извольте! Скажите мнѣ, Бреше пьетъ раки съ беями турецкими, такъ, что до завтрака онъ болѣе византійскій политикъ, а послѣ завтрака болѣе скиѳъ?

— Нѣтъ, не пьетъ; онъ почти и не видитъ у себя турокъ, — сказалъ Несториди.

— Извольте! — воскликнулъ Хаджи-Хамамджи. — А monsieur Бунинъ пьетъ. Бунинъ пьетъ! Бреше сидитъ у порога простой и бѣдной греческой хижины за городомъ, входитъ въ семейныя дѣла греческаго землевладѣльца или лодочника, миритъ его съ женой?.. Отвѣчайте, я васъ прошу!

— Ну, нѣтъ, конечно… — отвѣчали Исаакидесъ и Несториди.

— Извольте! А monsieur Бунинъ сидитъ у бѣднаго греческаго и у бѣднаго болгарскаго порога и говоритъ мужу: Ты, братъ (видите — братъ, братъ!), тоже скотиной быть не долженъ и жену напрасно не обижай; а то я тебя наставлю на путь мой и пойдешь ты по истинѣ моей… Извольте! Бреше строитъ самъ православный храмъ въ селѣ подгородномъ? Снявъ сюртукъ, везетъ самъ тачку? Роетъ землю лопатой для этого храма?.. Я за васъ отвѣчу — нѣтъ! У Бреше домъ полонъ друзей изъ болгаръ и грековъ?.. Я вамъ отвѣчу — нѣтъ! Къ Бреше просятся ли въ кавассы разоренные сыновья богатыхъ беевъ, которыхъ именъ однихъ когда-то трепетали мы всѣ?.. просятся въ кавассы обѣднѣвшія дѣти тѣхъ самыхъ янычаръ, на которыхъ султанъ Махмудъ до того былъ гнѣвенъ, что на каменномъ большомъ мосту рѣки Марицы, при въѣздѣ въ Адріанополь, обламывалъ граненыя главы столбовъ, украшавшихъ мостъ, когда онъ проѣзжалъ по мосту этому? Да! чтобы даже эти граненыя главки не напоминали ему чалмы и колпаки янычарскихъ могилъ… а къ Бунину просятся!

Хаджи-Хамамджи кончилъ и сѣлъ отдохнуть на минуту; всѣ молчали въ раздумьѣ.

Несториди, который сначала рѣчи смѣялся, сталъ печальнѣе подъ конецъ ея и размышлялъ что-то, облокотившись на руку. Наконецъ онъ началъ такъ:

— Пусть такъ! Я понимаю великую разницу между дерзостью и энергіей Бреше и дерзостью и энергіей того, что́ вы зовете духомъ Уральскихъ горъ. Я согласенъ, что эта скиѳская патріархальная грубость имѣетъ въ себѣ нѣчто болѣе привлекательное, чѣмъ французская холодная злоба. Эти черты, которыя вы находите у Бунина, мы нерѣдко видимъ здѣсь и у турокъ, и должны сознаться, что…

Исаакидесъ перебилъ его съ негодованіемъ:

— Господинъ Несториди, что́ вы богохульствуете… Вы православнаго агента сравниваете съ этою сарацинскою мерзостью!..

Несториди мрачно взглянулъ на него изъ-подъ густыхъ бровей своихъ, попросилъ его подождать и продолжалъ:

— Разница, однако, та, что турки слабы, уступчивы и не бдительны. А Бунины только притворяются скиѳами, въ самомъ же дѣлѣ они Меттернихи въ образѣ скиѳскомъ… Хорошо ли это для пашей греческой будущности? Вотъ о чемъ я думаю и вотъ единственная точка зрѣнія, съ которой мы, греки, должны смотрѣть на всѣхъ и на все во вселенной.