Читаем без скачивания Царь Алексей Михайлович - Александр Боханов

Надвигающую угрозу русскому благочестию православные пастыри разглядели на самой ранней стадии ее явления. В своем «Завещании» Патриарх Иоаким (1674–1690) заповедовал: «Всякое государство свои нравы и обычаи имеет, в одеждах и поступках свое держит, чужого не принимают, чужих вер людям никаких достоинств не дают, молитвенных храмов им строить не позволяют»[442]. Голос Архипастыря Петром Алексеевичем услышан не был.

Власть постепенно, но все более заметно начала умалять Святоотеческую Веру, а затем и прямо отступать от нее. По замечанию философа-богослова Г.В. Флоровского (1893–1979), «новизна Петровской реформы не в западничестве, но в секуляризации. Именно в этом реформа Петра была не только поворотом, но и переворотом». Монарх самочинно насадил «психологию переворота», инициировав подлинный русский культурный раскол. Отныне государственная власть начинает самоутверждаться в своей самодостаточности, а человеческая личность оценивается уже не с позиции нравственно-религиозных качеств, а с точки зрения ее пригодности для «политико-технических задач и целей»[443].

Нет никаких оснований приписывать Петру I изначальный злокозненный русофобский замысел. Он, конечно же, руководствовался в своей деятельности идее «блага» страны, понимая его лишь с позиции властного прагматического расчета. Он хотел неограниченной власти не во имя власти, а «во имя России». Искренность этого порыва Преобразователя восхищала очень многих. Как писал историк А.С. Лаппо-Данилевский (1863–1919), «после низложения Никона раздвоение власти не могло продолжаться: оно грозило государственному единству и было окончательно упразднено Петром Великим»[444]. Данный популярный «оправдательный аргумент» удивителен, если учесть, что никакой «диархии» к моменту воцарения Петра Алексеевича в реальности уже не существовало. Поэтому говорить об «угрозе единству» можно, лишь руководствуясь безоглядным чувством пиететного преклонения перед образом Первого Императора.

Иногда можно встретить утверждения, что Петр I «унизил Церковь». Думается, что такая формулировка — бессмыслица. По поводу содержания понятия «Церковь» замечательно высказался в начале XX века архимандрит Сергий (Тихомиров, 1871–1945). «Если мы станем на точку зрения апостольскую, нам будет предноситься образ Церкви как великого Тела Христова: Глава Тела — Христос. Члены — все верующие в Него, без различия званий, состояний, наций. Глава не мыслится без тела, тело не мыслится без главы. Взаимоотношение между Главою и Телом постоянное, живое, не прекращающееся»[445].

«Церковь» в своем исходном, высшем, абсолютном значении никакой смертный, даже наделенный безбрежной властью, «унизить» не в состоянии. Он может изменить и даже упразднить земное установление, «общину людей», историческое социальное явление, но «отнять» Церковь, «лишить» Веры он не в силах. Однако оскорбить чувства верующих, умалить святыни своим святотатством повелитель может, в особенности, если отмечен знаком сакрального избранничества, как то и произошло с Царем-Императором Петром Алексеевичем.

Характерно, что Петр в своей законотворческой деятельности предал забвению «Уложение» отца Алексея Михайловича, хотя формально оно и не упразднялось. Мало того. 18 марта 1700 года даже появился Указ, в котором говорилось, что «новоуказные статьи» должны служить как бы продолжением «Уложения 1649 года[446]». Однако «новоуказныхстатей» появлялось так много, они имели столь широкий предметный охват, что «Уложение» было по факту отменено. За последние двадцать лет правления Петра I (1705–1725) в законотворческом процессе не только нет ссылок на «Уложение»; оно вообще больше не упоминается.

Отказ от наследия Алексея Михайловича проявился в принципиальном изменении отношения верховной власти к Церкви. Давно известно: самый страшный ущерб достоинству Церкви всегда наносили не атеисты-богохульники, даже самые воинственные, а — недостойные пастыри. В случае же с неблагочестивым Царем этот урон неизмеримо весомее, особенно учитывая тот факт, что Русь, невзирая на все несовершенства и отступления, в целом являла образец Государства-Церкви. Петр I решительно и безоглядно постарался разорвать эту органическую историческую связь. Русь становилась светской Империей, в которой Православие сделалось лишь главной концессией. Теперь не Церковь пребывала в Империи, и не Империя была в Церкви; отныне, по протестантскому образцу, Церковь становилась как бы ведомством, обязанным обслуживать «государственный интерес».

Государство начало преподноситься как самодовлеющая и самоценная историческая субстанция, а «дело Государя» заменялось «государственным делом». Причем любое уклонение от защиты интересов его признавалось преступлением, достойным смерти. Петровский указ от 24 апреля 1713 года устанавливал жесточайшее наказание «вредителям государственного интереса»: «Сказать во всем Государстве (дабы неведением никто не отговаривался), что все преступники и повредители интересов государственных с вымыслу, кроме простоты какой, таких без всякие пощады казнить смертию, деревни и животы брать, а ежели кто пощадит, тот сам казнен будет»[447].

Особым указом от 23 октября 1713 года подданные поощрялись доносить лично «Его Царскому Величеству» о «преступниках и повредителях интересов Государства», за что им полагалось щедрое вознаграждение в виде движимого и недвижимого имущества «повредителей»[448].

Что такое «интерес государственный», в законе не разъяснялось. Из контекста же всего петровского законодательного творчества следовало, что это — «воля Государя», которая напрямую не корреллировалась с сакральным заданием, адресованным христианскому правителю. Теперь государственный закон в первую очередь не охранял больше достоинство Церкви и ее пастырей, как то было при Алексее Михайловиче. Отныне только отвлеченный «интерес государственный» становился самоценной приоритетной заботой Законодателя.

Конечно, Петра Алексеевича нельзя назвать примитивным «атеистом на Троне», как его иногда именуют. Он был слишком умным и, так сказать, масштабным; для этого он был «слишком русским». Во всяком случае, он прекрасно понимал то первейшее значение, которое имело Православие в жизни его подданных. Он не отвергал Бога. Мало того, силой своего беспощадного закона он оберегал Имя Божие, Имя Пресвятой Богородицы от возможных оскорблений и поношений. За подобные деяния, по петровскому указу, полагалась смертная казнь: «отсечение главы». В его «Воинских артикулах», увидевших свет в 1716 году, об этом говорится со всей определенностью.