Читаем без скачивания Крылья империи - Владислав Кузнецов

Если бы ирокезы напали внезапно, виргинцы были бы вырезаны мгновенно. Но индейцы решили месть просмаковать. И сообщили обреченному отряду, что вокруг собралось двадцать тысяч воинов. И, что какими способами пытать побежденных, вожди еще не решили. А когда решат, вот тогда и нападут. Солдаты были так напуганы, что даже забыли убить парламентера. И тот, сплюнув, ушел восвояси.

Сильное существо может себе позволить быть добрым. Просто потому, что имеет выбор. У слабого выбор меньше. А если слабый выбивается в сильные… Что ж, он уже привык к жестокому выбору. Увы, каждое существо приходит в этот мир маленьким и слабым. И кто-то обязательно должен на первых порах прикрыть его собой. Чтобы зажатый миром в угол детеныш не превратился со временем в огромного пацюка. Сквозь незаметную дрожь в медведистых лапах готового всем доказать, что он уже силен.

Североамериканские колонии заселялись неудачниками. Культ успеха, упоение своей силой. Постоянное желание убедиться в собственной силе. И искренняя паника после получения малейшего щелчка. А вдруг сила ушла? Унижения, нищета, голод? О нет! «Никогда снова» — слова, достойные герба нации эмигрантов.

Именно эти слова гнали их вперед, не давая успокоиться. Заработан миллион? Но разве этого хватит на длинный черный день? Мелькавшие перед самым носом громадные птицы с драгоценным пером — сколько на них было потрачено пуль. И все впустую. Кровь виргинцы видели. И даже два-три пера подобрали. Но ни единой тушки!

— Похоже, они выносят своих, — похохатывали охотники, чтобы не называть себя мазилами.

Разумеется, они были правы. Только подобная мысль им и в голову не пришла. А значит, не догадались они и о том, что их заманивают. А если бы и догадались, предположили бы впереди обычную засаду. А не разоренный ирокезский город.

Было видно, что индейцев застали врасплох. И поступили с ними вполне в англосаксонском духе. То есть перебили всех от мала до велика без лишних затей. При этом было очевидно применение европейской техники. Такой, как бомбы с дистанционными трубками. Казалось, несколько мортирных батарей — кто их приволок в эти леса? — дали дружный залп по заранее пристрелянным целям. Дома, неприятно напоминающие европейские — бревенчатые, обмазанные землей и утепленные мохом хатки — были разворочены взрывами изнутри, и если в них некогда и было какое-то туземное своеобразие, то во вздернутых бревнах и разбросанной щепе со следами пороховой копоти его не осталось. Так же могли бы выглядеть взорванная ферма, охотничий домик, хижина старателя. И ни одной воронки рядом. Каждая бомба попала точно на крышу. Кое-где развалины были немного растащены. Судя по всему, победители что-то искали. Кого-то. Уцелевших. Которых тут же и добили.

Что поразило Вашингтона — на телах почти не было пулевых ран. Все больше резаные да колотые. Нанесенные индейскими копьями и томагавками. Это ему очень не понравилось. Выходило, что европейцы, да еще редкие мастера стрельбы навесом, после удачного огневого налета пошли в рукопашную атаку. Это было нормально. Но при этом они пользовались только трофейным оружием.

Несколько домов на отшибе разрушено не было. Там нападавшим и было оказано хоть какое-то сопротивление. Полковник поспешил туда. Рядом с мертвыми воинами на окровавленной траве рассыпались белые и красные перья.

— Чертово перо, — пробормотал Вашингтон.

Когда же он увидел пустые клетки — догадался. Кто-то его опередил. И на радостях даже бочки с уже собранным пером оставил. Это стоило сотни фунтов. Значит, в клетках были те самые большие райские птицы.

— Надо отсюда уходить, сэр.

Чтобы в английской армии нижний чин обратился к офицеру без разрешения? Немыслимо. Но в виргинской милиции были другие нравы. Седоусый сержант был ветераном поди-ка всех колониальных и индейских войн. Послушать его стоило. Даже если, разговаривая с офицеров, он не вынимал трубки из зубов.

— Кем бы ни были парни, сделавшие это, они отсюда смылись. И вот что я вам скажу, сэр — это везучие парни. А мы, наоборот, сэр. Именно поэтому нам надо скорее отсюда уходить. И так половина шансов за то, что догонять теперь будут нас.

Полковник кивнул с некоторым раздражением. Он тоже так думал, и только собирался отдать приказ — а вот теперь пришлось изображать командирское раздумье.

Его солдаты между тем не отказали себе в обычной процедуре — посмотрели, не осталось ли чего. Оказалось, победитель не взял себе никакой добычи. Потому они разбрелись, выискивая ценности. И когда соблюдший достойную паузу, Вашингтон велел строиться и уходить, повиновались нехотя. Когда же полковник навел в своем войске некоторый порядок, пришел индеец с сообщением.

Никогда снова. Виргинцы полковника Вашингтона не были исключением. И он знал этот простенький ключик к сердцам земляков. «Если мы и этого не сумеем, мы слабаки». И вместо толпы растерянных людей, сжимающих в судорожно дрожащих руках никчемные мушкеты, снова появляется храбрый и боеспособный отряд. «Другие это делали, парни». Вы не читали Ксенофонта. Вы не слыхали о Фермопилах. А Лукулл? Его окружило сорок тысяч армян… А армяне это вам не индейцы, это люди! А что вытворил Кортес? Вот это были храбрые ребята, хоть и испанцы! Какие-то латиносы двумя неполными сотнями разбили сто тысяч воинов. Нам вообще нечего делать! Нас триста. Мы настоящие англичане и настоящие протестанты. А дикарей вокруг всего несколько тысяч. Сколько точно? Перебьем — подсчитаем.

— Не успеем, полковник. Они же раньше протухнут.

Этот уже шутит. Хорошо. Только бы патронов хватило!

Так призрак слабости сделал их сильными.

Против дикарей — каре. Если же надо пробиться сквозь большую толпу — колонна. До этого додумался не только Суворов. Виргинцы поступили точно так же. Им бы еще румынскую степь! Пока было хоть какое-то подобие дороги, они держались. Потом строй начал разваливаться. Через час на кстати попавшейся опушке собралось на полсотни меньше виргинцев. Многие все еще тащили на себе раненых.

— Раненых придется бросить, — сказал пристроившийся к Вашингтону со всем своим взводом сержант, — иначе мы все подохнем, сэр.

— Добить, — поправил полковник, — ирокезы же на нас подумали. А они и так не агнцы.

— Еще какие не агнцы, — согласился сивоусый. Потухшая трубка словно прилипла к уголку его рта, — но у нас сосунков много. И среди раненых тоже. Они не поймут, сэр.

— Черт с ними. Выполняйте приказ.

— Да, сэр.

— И еще. Сделайте это штыками, что ли. У нас не так уж много зарядов…

— Итак, канадские французы согласились не только укрыть всех, кто пока не может летать, на полгода, но и помочь эвакуировать русскую экспедицию, — докладывала Лиэ Бор Нио, — Цена умеренная: десять бочек с первосортным пером.

— Но до линьки еще далеко!

— Нас все еще довольно много. Просто каждый должен доставить себе неудовольствие и вырвать два-три маховых пера.

Это, разумеется, Тембенчинский. Несмотря на непривычную длину русского имени, все лаинцы предпочитали называть Баглира именно так. Даже не ленились произнести «Михаил Петрович» и «светлейший князь». Потому что от этих слов их не передергивало так, как от фамилии его отца. Это при том, что к выступающей из-под зеленой краски черно-желтой расцветке они относились довольно ровно.

Из людей присутствовал только Скуратов. Проведенная им операция в индейском селении, направившая мщение ирокезов против английских колонистов, создала ему ореол героя и выразителя народного гнева. Тембенчинский, считая учиненную резню аморальной, против нее возражал — и если бы он не был тимматцем, на пользу ему это б не пошло. Скуратову к тому же пришлось применить некоторые фамильные таланты. К пыточному делу, между прочим, никакого отношения не имеющие. Он организовал доставку себя по воздуху к полю боя. Скоординировал действия групп, подошедших, опять же, по воздуху для последующей наземной атаки с теми, кто нападал сверху. Сумел проследить, чтобы его воинство в отчаянном рукопашном бою — при добивании — не пользовалось «естественным оружием» в виде клыков и когтей, и при этом не упустило живым ни одного человека. Затем некоторые неправильно поврежденные тела спрятал в домах, и, пока лаинцы выносили освобожденных пленников, аккуратно взорвал или поджег все, что и создало картину чересчур точного расстрела из пушек. А вот перо и ценности прихватить не догадался.

Хотя почему не догадался? Просто — не счел нужным. Такой у него был расчет — на то, что ирокезы найдут добычу из сожженной деревни при убитых виргинцах. И не будут искать другой след. А если будут, то менее пристально.

— Я сам готов показать пример, — продолжал Баглир, — но, боюсь, мои крылья еще не доросли до первого сорта. Даже покинуть эти негостеприимные места мне придется вместе со своими бескрылыми.