Читаем без скачивания Король сусликов - Гоян Николич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Король сусликов вытащил из кобуры «ругер» и принялся с отсутствующим видом щелкать предохранителем: туда-сюда, туда-сюда. Предохранитель на пистолете располагался сзади, поэтому было бы логично предположить, что суслику, у которого нет больших пальцев, будет сложно с ним справиться. Оказалось, что нет.
Затем Чаз вынул из пистолета магазин на семнадцать патронов, вытер его о лоб Боба Марли и с резким щелчком вставил обратно. После этого он взял на прицел сломанный вентилятор под потолком, вздохнул и убрал оружие в кобуру. Почесав затылок, его величество воззрился на свисавшую сверху оборванную веревку — за все это время я так и не удосужился ее отвязать.
— А веревка зачем? — спросил Чаз.
— Ремонт делал.
— Врешь, — отрезал его величество и, к счастью, решил сменить тему разговора. — Иногда мне кажется, что я что-то понимаю, а потом понимаю, что ничегошеньки не понимаю, — вздохнул он. — Зачем они творят такое?
Я как-то сразу догадался, что Чаз имеет в виду строительство нового торгового центра.
— Ты о ТЦ? — решил все же уточнить я.
Чаз поискал глазами кружку с кофе, увидел, что я держу ее в руке, поднял глаза к потолку и принялся изучать обрывок веревки.
— О чем же еще. — Он нахмурился и покачал головой: — Они опять убивают наших.
Чаз в последнее время часто просил растолковать ему, что мы, люди, за существа. Всякий раз мне приходилось разводить руками и говорить, что я и за себя самого толком ответить не могу, чего уж говорить обо всем человечестве.
Впрочем, на этот раз я все же решил попробовать. Я отхлебнул кофе и, движимый состраданием, поставил кружку обратно на стол. Чаз стянул с себя десантные ботинки, закатал камуфляжные штаны и медленно погрузил задние лапы в кофе.
Я сказал его величеству, что люди убивают сусликов вовсе не из ненависти. Если бы в норе жила мать Тереза, они и ее бы прикончили. Дело в том, что мы не можем вовремя остановиться и жертвуем здравым смыслом в угоду жадности. Нам плевать на окружающий мир. Нам просто лень заботиться о нем. Главное, чтобы нам было удобнее и чтобы прибыль получить быстрее. А на правду людям плевать. Ради нее они, как правило, не готовы стараться.
— Даже не знаю, что тебе на это сказать, — уставился на меня Чаз.
Я вышел из кабинета, оставив короля сусликов в одиночестве распаривать лапы. Мне предстояло починить линотип: в отливном колесе застрял поршень. Через некоторое время я вернулся глянуть, как там его величество. Чаз смотрел по телевизору шоу «Мой ребенок — двухголовый». Взяв в лапу пульт, он стал переключать каналы и в итоге остановил выбор на передаче под названием «Личинки обглодали мне ноги в отпуске».
— А я-то думал, это моей цивилизации приходит конец, — посмотрев на меня, изрек Чаз.
Я молча развернулся и отправился обратно к линотипу. Часы показывали половину второго ночи. У меня оставалась еще куча дел — к девяти утра номер надо было уже сдать в печать.
Когда я снова вернулся, Чаз сидел на моем столе и копался в пакетике с арахисом. Телевизор был включен на канале «Погода». Не переставая жевать, суслик повернулся ко мне:
— А почему вас, людей, постоянно погода волнует?
— Нам нравится себя пугать, — пожал я плечами. — По той же причине мы обожаем всякие страшилки… Ну, вроде баек о привидениях…
— Что это еще за байки о привидениях? — заинтересовался Чаз.
— Ну, это типа прогноза погоды.
Я вернулся к ремонту. Я был до предела вымотан. Мне подумалось, что, когда в следующий раз поеду к врачу в Денвер, надо взять Чаза с собой. Ему понравится.
Вот зря я отвлекся! Забыл, что вожусь с линотипом! Прямо мне на руку выплеснулся расплавленный свинец. Я выронил инструменты и принялся скакать по комнате, изрыгая проклятия. Думаю, я выдал на-гора все ругательства, что знал.
Я влетел к Чазу, который, устроившись в уголочке, смотрел по каналу «Живая планета» передачу про ядовитых тропических змей.
При виде меня Чаз застрекотал и тоже принялся кругами носиться по комнате. Я рванулся к раковине и пустил холодную воду, чтобы остудить рану. На руке вырос волдырь размером с яйцо.
Чаз был вне себя. Он мне загадил и пол, и половину стены. Затем, не переставая испражняться, взлетел на кухонный стол, кувыркнулся, застыл на месте и принялся голосить, глядя, как я ищу ключи от машины: в сложившейся ситуации мне оставалось лишь одно: ехать в больницу, а до нее было больше тридцати километров.
Чаз продолжал срать. Он выхватил из кобуры пистолет и принялся палить в потолок, не прекращая при этом гадить. Успокоился он внезапно, словно на него одеялом опустилось буддийское умиротворение.
— Дай взгляну, — потребовал он.
Я протянул ему искалеченную руку, которая к этому моменту успела распухнуть, как вареная сарделька.
Его величество возложил лапу прямо мне на рану. У меня еще мелькнула мысль о том, что с точки зрения санитарных норм так лучше не делать. Суслик заморгал и закатил глаза, а растаманские косички встали дыбом, словно он сунул пальцы в розетку.
Чаз распахнул рот и щелкнул зубами. Один раз, второй, третий…
Рука окоченела, потом онемела. Вверх к плечу прокатилась волна мурашек. Затем король сусликов отвел лапу в сторону и отошел. Его колотило, он тяжело дышал. Там, где только что был страшный ожог, виднелся лишь небольшой, полностью заживший шрам — словно маленькая складка на наволочке.
Я сжал руку в кулак:
— Как ты это сделал?
Чаз, силясь перевести дыхание, повернулся ко мне спиной, подобрал пульт и принялся перещелкивать каналы. Наконец он остановился на ток-шоу, темой которого было «Секс привел меня в больницу».
— Как ты это сделал? — повторил я.
— Ты сам все прекрасно видел, — не оборачиваясь, ответил его величество.
ГЛАВА 58
Бледный силуэт моей жены сел в кровати и подался ко мне, нежно поцеловав в щеку. Я повернулся и заключил его в объятия. В комнате стояла тишина, нарушаемая лишь едва слышным шелестом постельного белья.
— Ну что ж ты опять ради меня пришла-то? — с укором промолвил я. — Столько горя нахлебалась со мной за всю жизнь.
— Я все думала, куда ты подевался, — ответила она.
— Сперва я устроился на диване, но никак не мог заснуть. У меня всю неделю дела идут через пень-колоду. Прикорнул вот за столом. Просыпаюсь — голова дурная. Никак не могу понять, что снится, а что происходит на самом деле. Не знаю, сколько я
