Читаем без скачивания Нищета. Часть вторая - Луиза Мишель

Жан-Этьен едва удержался от искушения схватить одну из этих железных полос и напасть на противника сзади. Но он был слишком слаб, и Девис-Рот свалил бы его одним ударом.

Бандит внимательно следил, как священник накладывает запоры. Ведь потом в темноте нелегко будет отыскать, где расположены болты… Озираясь блуждающим взглядом, в котором горели огни ненависти и страха, дрожа как в лихорадке, Жан-Этьен старался запомнить все, что могло помочь его спасению. Дверь он найдет по четырем ступенькам; в ящике с инструментами — клещи, зубило, молоток — все, что нужно для взлома.

Между тем действие яда сказывалось, силы бандита иссякали. Он боялся, что упадет без сознания и его обнаружат. Правда, кровотечение прекратилось; лишь отдельные капли крови еще сочились из раны. Жан-Этьен в самом деле был живуч как кошка.

Приладив запоры не хуже опытного слесаря, Девис-Рот направился в комнаты, выходившие на улицу Фер-а-Мулен. Убедившись, что на полу и на обоях нет уличающих пятен, он решил уже, что раненый остался где-то в подземелье, как вдруг заметил кровавые следы у входной двери.

«Они удрали, — подумал священник. — Эти мерзавцы нашли-таки потайную пружину».

Дело в том, что Гренюш, подойдя к раненому, нечаянно запачкал башмаки в луже крови.

Девис-Рот вылил на влажные следы бутылку чернил; затем спокойно, словно ему ничто не угрожало, удалился обычным путем, наглухо заперев за собою дверь, ведущую в подземелье. Шаги его были мерны, точно ход маятника.

Жан-Этьен отдал бы полжизни за глоток воды. В горле у него пересохло, в ушах стоял шум, рана горела. Однако надо было спешить: лихорадочное возбуждение не смогло длиться долго, и силы с минуты на минуту могли покинуть его.

Он подполз к ящику с инструментами, ощупью отыскал в нем все, что ему было нужно, и, напрягая мускулы, распилил железные полосы, преграждавшие выход. В этот момент бандиту казалось, будто он превратился в свою родную мать, ставшую когда-то его жертвой, и что это произошло еще тогда, когда он нанес ей удар. Галлюцинация удвоила его муки; его охватил ужас. Несчастный дрожал, зубы его стучали; лишь огромным усилием воли этот двуногий зверь заставлял себя держаться на ногах. Ему хотелось жить! Такое стремление к жизни свойственно и раздавленному червяку, и насекомому, притворившемуся мертвым в минуту опасности, и разрезанной на части змее, обрубки которой еще долго извиваются…

Наконец Жан-Этьену удалось с помощью слесарных инструментов взломать и входную дверь. Свежий ночной воздух несколько оживил его, и он добрел до Пантеона, сам не зная, куда идет. Там бандит свалился и потерял сознание. Полицейские подобрали его и перенесли в ближайшую больницу.

— Покушение на убийство, — произнес один из них, увидев, что Жан-Этьен весь в крови.

Когда раненому оказали первую помощь, он открыл глаза и пробормотал имя г-на N. Очевидно, он хотел что-то сообщить следователю. Но на большее у него не хватило сил.

— Он не мог выздороветь, — сказал врач, осматривая рану после того, как Жан-Этьен испустил последний вздох. — Острие не только имело треугольную форму, но, очевидно, было и отравлено.

Обходя вечером подземелье, Девис-Рот увидел, что двери опять взломаны. Как и накануне, он сначала пришел в бешенство, но потом вновь обрел спокойствие. Внимательно осмотрев помещение, он обнаружил, что беглец захлопнул за собою входную дверь. Значит, вряд ли кто-нибудь заметил, что ее открывали. Желая убедиться в этом, он провел всю ночь за драпировкой в комнате первого этажа, вооружившись до зубов и заперев дверь, ведущую в подземелье.

Иезуит бодрствовал, оберегая свою безопасность, а вечерние газеты уже сообщили, что возле Пантеона был подобран смертельно раненый человек. В больнице, куда его перенесли, он попросил вызвать следователя, г-на N. Но несчастный умер до его прихода.

«Со свойственной г-ну N. проницательностью, — говорилось в одной газете, — он обнаружил на тротуаре несколько капель крови. Кровавые следы вели к дому на улице Фер-а-Мулен. Однако там уже давно никто не живет, и на первый взгляд ничего особенного в доме не произошло». Заметка заканчивалась обычной фразой: «Следствие продолжается». Но в ней не упоминалось о том, что г-н N. решил произвести обыск в «доме палачихи»; а если б об этом и было сказано, то Девис-Рот все равно ничего не узнал бы, так как заглядывал в газеты лишь изредка. Что ему было за дело до мирских новостей?

Господин N. совсем позабыл (у него и так хватало неприятностей), что «дом палачихи» принадлежал иезуиту. Уже вторично он совершал грубый промах.

Девис-Рота не заставили долго ждать: в восемь часов вечера г-н N. с понятыми подошел к «дому палачихи». К великому его удивлению, дверь оказалась запертой изнутри: дом был обитаем. Именем закона следователь требовал открыть ему и изумился еще больше, когда на пороге появился священник.

— Простите, ваше преподобие, — промямлил г-н N., низко кланяясь, — тут, очевидно, какая-то ошибка.

И, рассыпаясь в извинениях, он объяснил, что у Пантеона был найдет тяжело раненный мужчина, который умер, не успев ничего объяснить следователю.

Убежденный, что за извинениями кроется желание полиции вмешаться в его дела, Девис-Рот слушал с видом оскорбленного величия.

— Долго же я ждал, — сказал он, — пока вы наконец приняли меры по моей жалобе.

— По вашей жалобе? Но от вас ничего не поступало.

— Однако прошло достаточно времени с тех пор как я ее послал. Разве она вами не получена?

— Уверяю вас, — возразил г-н N., кланяясь чуть не до земли, — что вашей жалобы в моей канцелярии нет. Но мы наведем справки на почте и взыщем с виновных.

— Поглядим-ка, — сказал иезуит, — прежде, чем с кого-то взыскивать, не позабыл ли я отправить жалобу, — ведь я человек очень занятой! Если это так, то она должна быть здесь среди моих бумаг. Тут, господа, мое убежище; тут я укрываюсь от всех, кто мне мешает.

С этими словами он пригласил следователя и понятых в кабинет и начал рыться в бумагах на письменном столе, приговаривая: «Помогите же мне, сударь!» Г-н N. чувствовал себя очень неловко, видя, что проявил бестактность.

Уловка, придуманная иезуитом накануне, удалась как нельзя лучше: следователь сам нашел адресованное ему письмо.

— Я виноват перед вами, — заметил Девис-Рот, на сей раз уже елейным тоном.

Господин N. внимательно прочел жалобу.

— Значит, попытка кражи со взломом, о которой вы пишете, имела место еще позавчера, а раненого нашли прошлой ночью, — заметил он.

— Какого раненого? — спросил священник с деланным удивлением.

— Я сообщил вам об этом, как только пришел, но, очевидно, вы слушали невнимательно.

И следователь вновь рассказал во всех подробностях о смерти неизвестного мужчины, который, как это явствовало из найденного при нем удостоверения, был агентом полиции.

— Все это легко объяснить, — прервал иезуит. — Очевидно, в мой дом пытался проникнуть кто-то из шайки революционеров, чтобы узнать, чем я тут занимаюсь. Агент полиции выследил его и при исполнении своего долга поплатился жизнью. Преступление было совершено раньше, чем я решил устроить засаду, предвидя вторичную попытку проникнуть в мой дом.

— Вот почему входная дверь оказалась вновь запертой, — сказал следователь.

— Совершенно верно; я велел сейчас же исправить сломанный замок.

Если бы г-н N. имел дело с кем-нибудь другим, он обязательно спросил бы имя и адрес слесаря, починявшего замок; но сейчас он даже не подумал об этом.

— Таинственное дело, не так ли? — заметил Девис-Рот.

— Действительно, его распутать нелегко.

Они разговаривали непринужденно, чуть ли не дружески. «Успел ли бандит выдать меня?» — думал иезуит. «Кажется, мне удалось вернуть расположение старого хрыча!» — мелькнуло в мыслях следователя.

— Не разрешите ли осмотреть комнаты? — спросил он. — Быть может, удастся напасть на след убийцы.

— Разумеется, — ответил священник. — Я только что хотел предложить вам это.

Осмотр начался, тщательный и кропотливый, как всегда, когда дело идет о дерзком посягательстве на какую-нибудь неприкосновенную личность или на священный предмет. Девис-Рот открыл шкафы, столь искусно скрытые за деревянной обшивкой, что их вряд ли обнаружили бы без помощи хозяина. Там хранились книги и брошюры благочестивого содержания, начатые рукописи, весьма полезные, судя по заглавиям, для людей, которым религия нужна, чтобы держать народы в оковах: «Сокровище терпения» (руководство для бедняков), «Добрый богач» (для них же), «Как смиренно сносить жизненные невзгоды» и т. д.

Вдруг г-н N. отшатнулся: он заметил кинжал, оставленный иезуитом среди бумаг. Странная оплошность со стороны такого человека! Но Девис-Рот, привыкший владеть собой, не растерялся. Он притворился, будто впервые видит этот кинжал.