Читаем без скачивания Абсолютное зло - Александр Мазин

– Привозите,– грустно сказала хозяйка дачи.– Не бойтесь, я ему ничего плохого не сделаю.

«Какая женщина, однако!» – подумал Онищенко, который боялся, в первую очередь, за Селиванову.

В общем, сладилось. Кошатникова привезли в Ландышево, надели две пары наручников – на руки и на ноги – и ввели в дом. Пятеро милиционеров и сам Онищенко расположились вокруг дома так, чтобы наблюдать за дверьми и окнами. Селиванову предупредили, чтобы, если что,– кричала.

Ровно через три часа Кошатников появился в дверях. Наручники он держал в руке, а Селиванова, целая и невредимая, только взлохмаченная, стояла у него за спиной.

Договор Кошатников честно выполнил. Захоронки показал, подробно расписал, как убивали Суржина и Куролестова. Правда, утверждал, что сам лишь несколько раз ударил Куролестова. Убивал Пархисенко. С помощью тех, кого лидер потом прикончил. Чувствовалось, что на эту дорожку записывал адвокат. Онищенко подозревал, что Кошатник врет. И Логутенков подозревал, что подследственный не вполне откровенен. Но врал Кошатников гладко и, в общем, удобно для следствия. И светило юному сатанисту соучастие и ношение оружия. В общем, не так уж много, учитывая его несовершеннолетие.

А вот соучастие в убийстве Пархисенко Кошатников не признал. Но, услышав о том, как убили его лидера, выразил полное одобрение. Про ножик же свой, который нашли в котельной, сказал, что резал им исключительно хлеб и колбасу, а не людей. Возразить на это было нечего. Следов крови на ноже не было. Впрочем, по поводу Пархисенко Онищенко не очень наезжал. Он не был до конца уверен, что Мучников причастен и к убийству Суржина с Куролестовым, а уж насчет Пархисенко опер нисколько не сомневался. Кошатникову, в случае задержания Шамана, терять особо нечего, поскольку у него и нет ничего. А вот Мучникову что терять – есть. И рубят концы обычно не снизу, а сверху. Если задержанный Шаман сдает Кошатникова, это ему ровно ничего не дает, скорее наоборот. А за показания против Мучникова или – помечтать не вредно! – против Кренова Пархисенко могла бы и поблажка выйти. По-всякому бывает.

Но Мучников молчал, как рыба.

Глава пятнадцатая

Пока Онищенко с Павловым кололи пойманных сатанистов, лидер тобольской группировки Абрек без малейшего противодействия взял под себя бывшую команду Трубы. Вместе с территорией, разумеется.

Правда, это наложило на него и определенные обязанности. Например, утилизацию покойников, коих насчитывалось шесть. Сам Труба, Веня Кубанский и еще четверо стрелков. Абрек поговорил с теми, кто уцелел, и узнал, что стрельбу начал противник, ни с того ни с сего подстрелив Трубу. Озадаченный Абрек привез прозектора, и тот извлек из трупа три пули: две автоматные и одну винтовочную – из бедра. По словам очевидцев, выстрела никто не слышал, а Труба неожиданно схватился за бедро и упал. И после этого Кубанский расстрелял Гунина.

Пуля, извлеченная из бедра убитого, тоже оказалась интересной: со стальным сердечником. Именно такую пулю содержит специальный снайперский патрон, который существенно улучшает кучность при стрельбе из СВД.

Ни велесовские, ни сатанисты, побитые на стрелке, использовать такой патрон не могли. Смысла не было – на ближней дистанции обычный «калаш» эффективнее раз в десять.

Абрек, заинтересовавшийся нестыковкой, попросил Митяева съездить за город и присмотреться. Ласковин, по собственной инициативе, составил другу компанию.

Солнышко уже высушило кровь на месте побоища. Трупы, естественно, увезли. Остался только посеченный пулями и осколками микроавтобус, который спихнули к обочине.

Митяев огляделся и решительно направился к загадочному для горожанина сооружению – то ли хлеву, то ли длинному сараю метрах в пятистах от дороги. Ласковин последовал за ним.

В сооружении имелись запертые ржавой балкой ворота и маленькая, болтавшаяся на одной петле дверца. На фасаде, под самой крышей, наличествовало единственное окошко треугольной формы.

Внутри сооружения пахло навозом и сеном и, несмотря на отсутствие окон, было довольно светло: те, кто сколачивал сараюху, не слишком старались, подгоняя доски.

На чердак вела лестница, так сказать, садового типа – две палки с поперечными перекладинами. Николай осторожно вскарабкался наверх. Ласковин последовал за ним без опаски. Если конструкция выдержала стокилограммового Митяя, то под Андреем точно не сломается.

Наверху было заметно темнее.

Митяев сразу направился к окошку, присел на корточки.

– Ага,– изрек он.– Все понятно.

– Что именно? – спросил Ласковин.

– Глянь! Видишь, сено разворошили. Значит, лежал кто-то. И хотел след замести, только наоборот вышло.

Митяев нагнулся, пошарил, разгреб сено.

– Видишь?

– Что?

– Следы от сошек.

– Каких сошек?

Митяев выпрямился, внимательно поглядел на Ласковина:

– Андрюха, тебе что, неинтересно?

– Почему ты так решил? – спокойно спросил Андрей.

– Ну-у… Ладно. Короче, картина ясная. Отсюда он и стрельнул.

– Кто?

– Снайпер! Как думаешь, гильзу поискать?

– Не ищи,– посоветовал Ласковин.– Гильзу опытный снайпер не оставит.

– Опытный, наоборот, винтовку сбросит! – возразил Митяев.– А с чего ты взял, что он опытный?

– Расстояние-то не маленькое. Попасть в ногу – не просто. Ладно, раз все ясно, пошли отсюда.

– Расстояние-то как раз маленькое,– уже снаружи заявил Митяев.– Даже я попал бы. Или ты.

– Из меня стрелок неважный,– заметил Ласковин.

– Не прибедняйся! – засмеялся Митяев и вдруг оборвал смех и остановился:

– Слышь, Андрюха, а это не ты, случайно, стрельнул?

– Охренел? Я же сказал: стрелок из меня хреновый, непонятно? А чтобы попасть в ногу на таком расстоянии, нужен настоящий снайпер.

– Угу,– пробормотал Митяев.– Это если в ногу целить. А если в туловище, то как раз хреновый стрелок в ногу и попадет.

– Так,– сухо произнес Ласковин.– Заруби себе на ломаном носу: стрелял не я. Все.

– Все, так все,– согласился Николай.– Абреку-то про снайпера рассказать можно?

– Расскажи.

– И какие предположения?

– Да любые,– Ласковин усмехнулся.– Те же сатанисты могли человека подсадить. Или велесовские.

– Ага! Велесовский! И пальнул в Трубу!

– Может, промахнулся? – с совершенно серьезным лицом предположил Ласковин.– А может, Венька решил шефа под шумок грохнуть? Чем не вариант?

– Да пошел ты! – буркнул Митяев и зашагал быстрее.

– Да не я это, не я! – крикнул Ласковин.– Русского языка не понимаешь? Не я!

Митяев уселся за руль, полез за сигаретами.

– И нечего обижаться на пустом месте,– сказал Ласковин.

– Я не обижаюсь,– буркнул Николай, прикуривая.